Грешница - Шхиян Сергей - Страница 50

– Не хочешь говорить, не говори.

– Я и, правда, не знаю, – ответил Иван.

– Вы, случаем, не бессмертные?

– Не думаю, кого из наших повесили или голову снесли, еще никто не ожил. Нам по дедовским обычаям завещано не высовываться, жить своим трудом и не мозолить обычным людям глаза. Потому мы в чужие дела стараемся не мешаться, к власти и богатству не рвемся. Сама знаешь, чем выше влезешь, тем дальше падать.

Этого я не знала, побыть на верху мне очень хотелось, но, тем не менее, согласно кивнула.

– А ты давно умеешь, чужие мысли читать? – спросил Иван.

– Нет, совсем недавно научилась. После тяжелой болезни. Одна старуха-знахарка такой дар дала.

– И ты знаешь, о чем сейчас твой муж думает?

– Знаю.

Иван с сомнением покачал головой. Вообще-то что сейчас думает Алеша, я не знала, но я и без того догадалась, что было у него на уме.

– Он любит меня одну и на других женщин даже не смотрит! – твердо сказала я.

– Это само собой, – усмехнулся он. – Как же иначе! И ты тоже только о нем и думаешь!

– Только о нем!

– А давно вы вместе?

Мне такое уточнение не понравилось. В нем чувствовался подвох. Я была твердо уверена, что своего Алешу никогда не променяю ни на одного мужчину в мире!

– Недавно, но это ничего не значит!

Иван согласно, с серьезным видом кивнул головой, а я подумала, что не всегда нужно знать, что на самом деле думает собеседник.

– Интересно, что он сейчас-то делает? – спросил он.

– Едет в Завидово и разговаривает с управляющим, – ответила я.

– А о чем не знаешь?

Я закрыла глаза, сосредоточилась, но Алешины мысли доходили до меня плохо, отдельными образами. Видимо, между нами было уже слишком большое расстояние.

– Они говорят о волках, – ответила я.

Иван посмотрел на меня с нескрываемой насмешкой. Было понятно, что он мне не поверил ни одному моему слову и спросил то, что можно проверить:

– А что сейчас делает хозяйская дочка?

– Беспокоится, куда я подевалась, ищет меня по всей усадьбе и скоро придет сюда.

Иван осмотрелся. Дуни ни во дворе, ни в огороде видно не было. Тогда он спросил:

– А если она не придет?

– Давай поспорим, если я проиграю, то отдам тебе все что захочешь, а если выиграю, то ты научишь меня стрелять из пистолета, – предложила я.

– Давай, – засмеялся он. – Но смотри, я могу такое попросить, чего ты не захочешь дать!

– Я не проиграю! Дуня уже вышла из дома и идет сюда, – уверено сказала я.

Иван привстал с бревна и выглянул из кустов. Нужно было в тот момент видеть его лицо!

– Ну, где она там? – спросила я.

– Понятно, вы с ней сговорились! – возмутился он.

– Как? – поинтересовалась я.

Он подумал, спорить не стал, только спросил:

– А зачем тебе учиться стрелять?

– Мали ли что в жизни может пригодиться. Теоретически, я умею, и стрелять и фехтовать, но на практике еще ни разу не пробовала.

Иван не понял половины слов, но сознаться в этом не захотел, сделал вид, что внимательно наблюдает за Дуней. Та скоро подошла и удивленно воскликнула:

– Вот ты где, Алевтинушка, а я тебя обыскалась!

Увидев солдата, она смутилась и почему-то решила, что мы с ним прячемся тут не просто так. Однако уходить не стала, села рядом со мной на бревнышко.

– В избе нынче жарко, – объяснила я, – вот мы тут и сидим с Иваном, разговариваем…

– Мама обедать зовет, – сказала девушка. – Пойдешь?

– Да, сейчас, – ответила я, и обратилась к Ивану. – Значит, мы с тобой договорились?

Тот кивнул.

Иван жил в сенном сарае и питался там же. Все в доме вполне резонно считали его беглым солдатом и старательно делали вид, что не замечают.

– Чего это вы с ним прятались? – подозрительно спросила Дуня, когда мы с ней отошли от ореховых кустов.

– Он только что подошел, – ответила я, чтобы не объясняться и не вводить девушку в смущение глупыми подозрениями.

– А Иван ничего, симпатичный, – сказала Дуня оглядываясь. – Он женатый?

– Женатый, – поставила я точку под неприятной темой разговора.

Когда мы вошли в трапезную, там уже собрались все обитатели портновского дома. Ели по-крестьянски из одной большой миски, соблюдая очередность. Мы опоздали и Фрол Исаевич сердито посмотрел на дочь и на меня, но, памятуя, кем я теперь стала, замечания не сделал. Я извинилась перед хозяевами и села за стол рядом с остальными женщинами.

Привычная крестьянская культура была мне милее городской. Конечно, есть из отдельных тарелок, гигиеничнее, чем хлебать из общей миски, но, мне кажется, в таком приеме пищи нет такого родственного единения, как за крестьянской трапезой. Может быть, одной из причин кризиса семейных ценностей в двадцатом и двадцать первом веках и является отсутствие освещенного веками ритуала совместного труда и приема пищи.

Когда все отобедали, Фрол Исаевич облизал свою ложку, положил ее на стол черпачком вниз, встал, и перекрестился на образа. За ним последовали остальные члены семьи и работники. После обеда все отправились отдыхать, а я пошла к Ивану учиться стрелять.

– Так ты, что всерьез хочешь? – удивился он, когда я пришла к нему в сенной сарай. – А если его благородие узнает? Поди он за такое нас не похвалит!

– Наоборот, ему нравится, когда я учусь.

– Не бабье дело оружие, – проворчал Иван, но видно было, сам заинтересовался, что у меня получится.

Он взял два купленных Алешей пистолета, огневой припас и мы задами пошли в рощу, к Чертову замку.

Пока мы переходили через пустырь, разговор у нас шел о моих необыкновенных способностях. Иван так до конца и не поверил, что я могу слышать чужие мысли, и всю дорогу пытался уличить меня во лжи или поймать на противоречиях. Больше всего, как и меня, его волновал вопрос, почему я не слышу его. В конце концов, мне надоело говорить об одном и том же, и я посоветовала ему расспросить об этом Алексея. Однако успокоился он только тогда, когда мы нашли подходящую для стрельбы поляну. Теперь Иван стал главным и немного свысока объяснил, как устроен кремневый пистолет и порядок стрельбы.

Стрелять мы решили по стволу березы. Иван заряди пистолеты, и один подал мне. Я уверено навела дуло на цель и нажала спусковой крючок. Сухо щелкнули кремни, и тут же раздался выстрел, такой громкий, что я чуть не выронила из руки оружие. Иван это заметил и ухмыльнулся.