Крах династии - Шхиян Сергей - Страница 16

— Садись, — пригласила меня Ксения, указывая на широкую лавку возле окна.

— Спасибо, — так же коротко ответил я, не зная, что делать дальше.

Мы сели рядышком. При свете, который падал из окна, застекленного разноцветными стеклами, на ее лицо, царевна выглядела очень соблазнительно. У Ксении была нежная матовая кожа и мягкий, женственный абрис лица. Впервые после начала знакомства между нами не было никакого напряжения. Я откровенно ею любовался, и это, кажется, не осталось не замеченным. Ксения слегка порозовела и то ли от смущения, то ли от удовольствия подняла на меня глаза, спросила:

— Ты мне хочешь что-то рассказать?

То, что она так спросила, и, главное, то, как это сделала, было неожиданно и так не вязалось с отношениями, которые у нас начали складываться, что я сумел только глупо улыбнуться. Когда удивление неожиданности прошло, в свою очередь тихо проговорил:

— Что ты имеешь в виду?

Ксения на улыбку не ответила, смотрела прямо в глаза, потом произнесла, требовательно-проницательно:

— Я, как только мы познакомились, сразу поняла, что ты хочешь рассказать мне о чем-то плохом, но почему-то не решаешься. Я права?

Вопрос был задан прямо в лоб. Причем тон и манера, в которой говорила царевна, совсем не соответствовали обычному стилю разговора женщин этого времени. Пожалуй, так могла говорить деловая женщина и в наше время. Я не сразу ответил, ждал, что она еще скажет, и пытался понять, как правильнее в такой ситуации себя держать. Однако Ксения молчала, ждала ответа, и заговорить пришлось мне:

— Прежде, чем я отвечу, скажи, что ты думаешь обо мне?

Царевна усмехнулась одними губами, ее глаза по-прежнему оставались насторожено внимательными.

— Хорошо, — сказал она, — я расскажу, что я о тебе думаю. Ты совсем не тот человек, за которого себя выдаешь. Ты никогда не жил на Литовской украйне. Там у людей совсем другой говор. Такого разговора, как у тебя, я вообще никогда не слышала. И еще ты не иноземец, но вот кто ты на самом деле, я не знаю.

— Твоя правда, — сказал я. — Что еще?

— Я тебе нравлюсь, — прямо сказала она, — и ты хочешь со мной... — она на секунду замялась, — делать то, что мужья делают с женами. Это правда?

— Правда, ты мне действительно очень нравишься. И если бы ты не была царевной...

— Пусть тебя это не тревожит, цари могут делать то, что не могут делать простые люди. Теперь твоя очередь, говори ты.

— Хорошо, я тебе скажу, кто я, и что знаю, но поверить тебе в это будет очень трудно.

Ксения слушала напряженно. От волнения она побледнела и так сжала руки, что костяшки пальцев побелели.

— Попробуй, — тихо, чтобы не услышали в соседней комнате, сказала она. — Я постараюсь поверить.

— Ты права, я не тот, за кого себя выдаю. Я человек не вашего времени. Я родился, вернее, мне еще только предстоит появиться на свет через несколько столетий. Между твоим и моим рождением примерно столько же времени, как между тобой и Ярославом Мудрым.

— Мне что-то такое и привиделось сегодня ночью, — прошептала она. — Вещий сон. И зачем ты пришел к нам?

Удивительно, но она мне сразу же поверила, может быть так, как дети верят в сказку.

— У вас скоро начинается смутное время, и я буду, как смогу, помогать спастись людям.

— Поэтому ты говорил о предательстве Басманого? Он нас предаст?

— Уже предал. Скоро они с Лжедмитрием и всеми войсками будут под Москвой. Твоему отцу не повезло, он царствовал в самое неудачное для Руси время, его ненавидит весь народ. Темные люди считают, что это он виноват в том, что на земле похолодало, и несколько лет были неурожаи и голод.

— Мой отец был только царем, а не Богом!

— Я знаю. Твой брат очень молод, — продолжил я, — и ему не удержать власть. Тем более, что появился человек, который сумеет убедить людей, что он спасшийся сын Ивана Грозного, как говорят, убитого по приказу твоего отца.

— Ты тоже считаешь, что царевича Дмитрия убил мой отец?

— Этого никто никогда не узнает.

— Отец невиновен. И Лжедмитрия легко разоблачить!

— Нет, он очень неглупый человек и хорошо подготовился к обману. Некоторые даже считают, что он сам верит в то, что он сын царя Ивана. Даже Мария Федоровна Нагая признает в нем своего сына.

Кения посмотрела на меня страдальческим взглядом загнанного животного, спросила:

— Он станет царем?

— Да, но через год убьют и его.

— Кто? Народ?

— Нет, народу он будет нравиться, его убьют бояре.

— Что будет с нами?

— Твой брат погибнет, а тебя, — я помялся, потом все-таки решил говорить до конца, — тебя Лжедмитрий сначала сделает своей наложницей, потом по настоянию его жены тебя постригут в монахини. Когда Лжедмитрий погибнет, ты вернешься в Москву, но останешься монахиней.

— Что будет с матушкой?

— Сожалею, но ее убьют вместе с твоим братом.

Ксения сидела на лавке, сгорбившись, опустив плечи. Кажется, она поверила всему, что я сказал. Я осторожно взял ее руку. Рука оказалась ледяной, несмотря на то, что в светлице было тепло.

— Что же нам делать? — спросила она одними губами, быстро взглянув на меня потемневшими, остановившимися глазами.

— Не знаю, — ответил я. — Я в вашем времени совсем недавно и еще не разбираюсь, что у вас тут происходит. Наши книги, в которых описано ваше царство, очень неточные. Вы живете в очень давнее от нас время, и в рассказах о ваших событиях слишком много различий. Не хочу тебя обманывать, я сам знаю совсем немного. У твоего отца было слишком много врагов, к тому же в Москве могучее боярство, и все зависит от него. О том, что у вас тут происходит, ты знаешь больше и лучше, чем я. Подумай, может быть, вам нужно попросить помощи у родственников?

Она выслушала, ничего не ответила, спросила:

— Когда все это произойдет?

— В начале июня.

Глава 6

Царя в этот день я так и не встретил. Ксения была так подавлена известием о готовящихся свалиться на них бедах, что общаться с ней стало невозможно, как и оставить одну. Она то плакала, то начинала расспрашивать о том, чего я просто не знал. Я просидел с ней до темноты, потом помог усмирить жестокую головную боль. Когда мы прощались, царевна попросила приехать на следующий день как можно раньше, я вынужденно обещал. Потом ее уложили в постель, а я, не заходя на половину юного царя, отбыл восвояси.

Настроение было отвратительное. Я начал сомневаться, правильно ли поступил, рассказав обо всем Годуновой. Как-то повлиять на грядущие исторические события было уже практически невозможно, царской семье оставалось только ждать трагического окончания своего правления. Вопрос, нужно ли человеку знать свое будущее, очень щекотливый. Кто-то к этому стремиться, сам обращается к всевозможным прорицателям, кто-то такого знания боится, как черт ладана. У меня отношение к провиденью своего будущего, видимо, такое же, как у большинства людей — страшно, но и любопытно. С другой стороны, такое знание иногда может помочь подстелить, где надо, соломку, спланировать оставшееся время.

Я возвращался к Блудовым на лошади. По вечернему времени многие улицы были перекрыты рогатками, и меня несколько раз останавливали караульные, допрашивали, куда и по какому делу я еду. Я ссылался на царя, и меня пропускали. Когда я доехал, в имении Блудовых еще не спали. Не успел я дойти до нашей комнаты, как меня нагнал сотник Федор и попросил срочно зайти в покои отца. Пришлось повиноваться.

Блудов-старший, утопая в перинах, полулежал на своей широкой лавке и, как только увидел нас с сыном, приказал слуге себе помочь сесть. Я поздоровался, он ответил и сделал знак подойти ближе. Я приблизился и первым начал разговор, спросил, как он себя чувствует.

— Лучше, — ответил боярин. — Вот только не знаю, кого благодарить: тебя или попа Сельвестра.

— Благодарите Бога, не ошибетесь, — посоветовал я, на что он вежливо улыбнулся.