Крах династии - Шхиян Сергей - Страница 57

— А кто он такой? — спросил я.

— Сам что ли не видишь, разбойник.

Почему он решил, что этот человек разбойник, я не понял. Ничего кровожадного ни в его лице, ни во внешности, ни в поведении не было.

Мы опять опорожнили кружки. Алексий крякнул, утер губы рукавом, зацепил из принесенной половым миски щепотку квашеной капусты и небрежно бросил ее в рот. Я тоже закусил и, наконец, почувствовал хоть какое-то расслабление.

— Эй ты, — неожиданно рявкнул поп, указывая перстом на фальшивого коробейника, — хочешь выпить?

Тот, не раздумывая, подхватил свою миску с едой и быстро пересел за наш стол.

— А то! — насмешливо сказал он. — Кто же на дармовщину не хочет!

— Тогда подставляй кружку.

Гость, продолжая снисходительно улыбаться, кружку подставил. Поп щедро налил в нее напиток, не забыв, естественно, и наши сосуды.

— Ну, давайте, во имя Отца, Сына и Святого Духа, — произнес он вполне соответствующей его сутане тост.

Мы дружно выпили.

— Хороша, — похвалил гость, занюхивая пустой деревянной ложкой.

— У меня к тебе, земляк, есть вопрос, — сказал Алексий, разливая из горшка по кружкам остатки водки, — не знаешь ли ты такого небольшого человечка с длинным узким ножом? Морда у него тряпкой замотана и шустрый он, как веник.

Наш собутыльник внимательно осмотрел нас, и улыбка на его лице полиняла.

— Не знаю я никаких человечков с ножами. А тебе что до него за дело?

— Есть, значит, дело, коли спрашиваю.

— А это кто таков? — посмотрел на меня коробейник. — Что-то я его вроде раньше здесь не видел.

— Это друг мой, свой человек. Его тот малый сегодня ночью пытался зарезать. Надо бы нам с ним парой слов перекинуться.

— Нет, про такое дело я не слышал. Есть в Москве один, вот такого роста, — он показал примерный рост моего ночного знакомого, — его Верстой кличут, так тот если б за дело взялся, то твой друг здесь бы сейчас не сидел.

— Как видишь, сижу, — сказал я.

— Нет, ты с кем-то другим встретился. Верста один на дело не ходит. Он и сам никого не отпустит, к тому же у него такой напарник, что тебя на одну руку положит, другой прихлопнет, мокрое место останется!

Кажется, нам сразу же удалось напасть на верный след.

— А какой из себя напарник? — спросил я. Коробейник подозрительно посмотрел и отрицательно покачал головой:

— Что попусту болтать, не наше это дело. Знаешь, как говорят: слова серебро, молчание золото. Эти люди ни нам, ни вам не по зубам.

— А если золотом заплачу, расскажешь?

— Что золото, своя жизнь дороже. Если они узнают, что я про них языком трепал, то мне никакое золото не поможет, на дне моря-океана сыщут.

— Ну, здоровый больше никого не сыщет, ему черти на том свете уже пятки поджаривают, — сказал я.

— Ты, парень, говори, да не заговаривайся! Ишь, какой смелый выискался! Жить, что ли, надоело. За такое хвастовство, знаешь, что они с тобой сделают!

— Я тебе правду говорю, не веришь, у людей спроси. Сегодня ночью я этого здоровяка в Кремле как свинью зарезал.

— Ты — Филиппа?! — воскликнул он, впервые назвав убитого по имени. — Не врешь?

— Чего мне врать? Мне бы еще Версту найти. Подумай, может, поможешь? От нас о тебе никто не узнает, а я за ценой не постою.

— В Кремле, говоришь, его зарезал? Сейчас пойду, узнаю, правду ли говоришь.

Коробейник допил остаток водки и отошел пошептаться с сидящими возле самой двери парнями, так же, как и он, охотнорядского обличия. Мне было интересно узнать, с какой скоростью в Москве распространяются слухи, и я с нетерпением ждал его возвращения. Однако разговор у них затягивался. Осторожный коробейник, скорее всего, не решился спрашивать в лоб, подходил к теме обиняками. Во всяком случае, разговор нас с Алексием не касался, в нашу сторону никто из парней не смотрел.

Поп воспользовался паузой в разговоре, повторил заказ, усугубив его малой толикой мясной и рыбной закуски. Такое расточительство объяснил, немного смущаясь:

— За хлопотами пожрать некогда. Который день голодным хожу.

Пока половой не принес водку и закуску, коробейник беседовал со знакомыми, вернулся обескураженным.

— Твоя правда, говорят, Фильку-то ночью зарезал царев дружок. Не ты ли?

Я кивнул. Он недоверчиво меня осмотрел, вероятно, его смущала моя скромная одежда.

— Что-то ты на боярина не больно-то не смахиваешь.

— А я и не боярин.

— Люди говорят, тот человек царев друг, значит боярин. Станет царь с кем ни попадя якшаться!

— А я и не друг царю, так, немного знаком. Услужил ему кое в чем. Так сможешь помочь с Верстой? — попытался я перевести разговор на интересующую тему.

Коробейник задумался, одним глазом наблюдая, как Алексий разливает водку. Потом взял в руку кружку и отрицательно покачал головой:

— Не будет в том моего согласия. Не стану я с Верстой из-за тебя ссориться.

— Ну, как знаешь, — теряя к нему интерес, сказал я, — не хочешь помочь, другой найдется. Ты что, один во всей Москве знаешь, где Версту найти.

Коробейник растеряно глянул на Алексия. Тот ухмыльнулся и развел руками:

— Не хочешь, брат, ефимку заработать, твое дело.

Коробейник понял, что разговор идет о приличном вознаграждении, и посмотрел на меня по-другому. Однако тут же состроил пренебрежительную мину:

— Про одну ефимку — и говорить нечего, себе дороже!

— А если три? — спросил я.

— Пять, — твердо сказал коробейник. — Меньше никак нельзя. Дело слишком опасное.

— Хорошо, пусть пять, если твое слово будет того стоить. Может, ты сам ничего не знаешь и пошлешь туда, куда Макар телят не гонял, а там ищи, свищи ветра в поле.

— За пять ефимок-то я тебе дом, где они живут, предоставлю, а там уж как хочешь, твое дело. Только берегись, Верста, он такой, он так просто спуску не даст!

— Ладно, говори, где его искать, — согласился я.

— Сначала деньги покажи, а то потом скажешь, что нету.

— Хорошо, — сказал я и передал ему монеты.

Коробейник воровато, чтобы не видели другие посетители, сунул их за пазуху. Только после этого начал объяснять, где найти Версту.

— Как выйдете отсюда на Яузу, то пойдете против течения, там увидите церковь Двенадцати Апостолов, от нее по левую руку будет третья изба, ее никак не пропустишь, она с печной трубой. За ней аккурат стоит избушка крохотка, в ней они и проживают. Только чтоб про то, что я вам сказал, ни одна живая душа не прознала, — просительно сказал он.

Адрес был достаточно условный, но других, более точных, в Москве пока не существовало.

— Ну, что же, по этому случаю нужно выпить, — предложил Алексий. — А чего это ты Фильку с Верстой так боишься? Сам, кажись, мужчина солидный, грех труса праздновать.

— Забоишься тут, — ответил коробейник, опуская пустую кружку на стол, — знаешь, скольких они людишек извели! Страсть! Ни Бога, не черта не боятся. Особо он, Верста, ему человека зарезать, раз плюнуть. Самые первейшие тати его опасаются.

Одного адреса резвого душегуба мне было мало. Я попытался получить у собутыльника еще какую-нибудь полезную информацию, но оказалось, что он и сам ничего толком о моих новых врагах не знает. Коробейник смог повторить только слухи, которые ходили о них в профессиональных кругах преступников.

— Ну что, пойдем искать твоего малыша, — предложил Алексий, когда мы, солидно расслабившись, вышли из кабака на свежий воздух.

— Шутишь, куда нам идти в таком виде.

— А что, вдвоем-то как-нибудь справимся.

— Очень в этом не уверен, как бы не получилось наоборот, не мы с ним, а он с нами.

— Крепко, видать, Верста тебя напугал, — удивился поп, — не замечал за тобой раньше робости. Авось, с Божьей помощью справимся.

— Нет, — твердо сказал я, — пьяными мы туда не пойдем, с ним никакой «авось» не поможет. Веришь, я даже не успел заметить, когда он вышел из комнаты. Только что был, и вдруг исчез. Лучше давай сходим, проверим моего дьяка, не вернулся ли он в Москву. Мне его холоп обещал выдать, но что-то я ему не очень верю.