Кукловод - Шхиян Сергей - Страница 42

Глава 10

В один из коротких антрактов, я ревизовал наши запасы и в кошеле с монетами, обнаружил короткую записку, нацарапанную на узком лоскутке бумаги бледным, свинцовым карандашом. Там уместилось всего несколько слов: «Переодень М., ух. ноч. стр. на юго-зап.». Таинственность и краткость записки можно было объяснить только дефицитом бумаги, однако я не преминул нелестно отозваться о своих будущих деловых качествах. Когда мы разговаривали через дверь, вполне можно было успеть дать и более подробные инструкции.

Во что переодеть княжну я понял, когда еще раз осмотрел наши вещи. В мешке под продуктами лежал сверток с мужским платьем примерно ее размера. Маша, рассмотрев панталоны и сюртук, сначала встала в позу, и надевать их отказалась. Пришлось поведать ей о кавалеристе-девице Дуровой, вошедшей в анналы русской истории и надавить на патриотические чувства. В конце концов, она вняла голосу разума и уговорам, что в мужском костюме путешествовать проще и удобнее чем в дворянском женском наряде. Мне, кстати, одеть ее мужчиной было много проще, чем путаться с ее роскошным платьем.

– Видишь, тут написано, что нужно тебя переодеть и двигаться на юго-запад, – убеждал я.

– Почему именно туда? – уточнила она. – И какой ночью уходить этой или следующей?

– Не знаю, наверное, это станет понятно по ходу дела, – оправдался я. – Пока, поживем здесь. Тебе разве со мной плохо?

Я не пытался набиться на комплимент, но со стороны это, наверное, выглядело именно так. Княжна посмотрел на меня, с понимающей женской улыбкой и успокоила, что со мной ей хорошо. Мне, почему-то, стало неловко продолжать говорить на эту тему, и я решил немного рассеяться.

– Пойду, посмотрю, как устроились наши сторожа. Ты не хочешь выйти на воздух?

– В таком виде? – удивилась Маша.

– Я помогу тебе одеться.

– Нет, я лучше отдохну. Ты меня совсем замучил.

Я не стал уточнять, кто кого замучил, взял баклажку водки, еду и пошел в народ.

Мужики оказались на ногах и выплясывали от холода возле чахлого костерка. Никакого шалаша они строить не собирались. Мой топор оказался врубленным в ствол дерева.

– Студено нынче, барин, – сразу же сообщил мне словоохотливый сторож. – Видать нынче зима будет холодной. Как бы озимые не померзли!

– А почему вы костер большой не развели? – задал я наивный вопрос.

– Так сам видишь, все в снегу, откуда дров-то взять. Да, ничего, мы люди привычные, как-нибудь, потерпим.

– Потерпим, – поддержал его товарищ. – Нам не привыкать.

Никаких выводов и обобщений я делать не стал, но и разговор о видах на будущий урожай не поддержал. Передал гостинцы и вернулся в тепло. Брать их к нам в избушку я не мог, мало ли какие фокусы выкинет Урусов, вдруг мне опять придется спешно «расколдовывать» княжну!

Печь разгорелась, у нас опять было тепло. Маша, закинув руки за голову, лежала на лавке в скромно-пленительной позе.

– Ну, что там? – спросила она, открывая глаза.

– Все в порядке. Мужики мерзнут, но дрова для костра рубить не хотят.

Княжна пропустила мои слова мимо ушей, ей было не до того. Похоже, у нее опять начинался приступ мизантропии.

Она язвительно усмехнулась и спросила:

– Почему ты так на меня смотришь? Ты меня совсем не уважаешь, я вижу, у тебя только одно на уме!

Честно говоря, в тот момент у меня, если что-то и было на уме, так это предложить ей одеться, что я и сделал.

– Не хочу, чтобы ты ко мне притрагивался, – сердито сказала она.

Я и сам чувствовал, что Маша мне совсем не нравится, и надоели ее постоянные скачки настроения. С трудом, удержавшись от грубости, я посоветовал:

– Не хочешь, моей помощи, одевайся сама!

Марию от моих слов перекосило, а я так просто взбесился. Редко кто, так как она, действовал мне на нервы.

– Если я тебе надоела, убирайся отсюда, я тебя видеть не могу! – вдруг, звенящим голосом закричала она. – Если бы ты только знал, как я тебя ненавижу!

Я открыл, было, рот, собираясь достойно ответить, но так его и не закрыл. В этот момент мне в голову пришла простая и здравая мысль.

– Иван где-то рядом и старается нас поссорить, – спокойно сказал я, в то же время, чувствуя, как ненавижу эту женщину, и мне так хочется от нее избавиться. – Маша, не поддавайся, иначе мы пропали!

– Я! Ты! – продолжила она начавшуюся истерику и остановилась, как будто налетела на препятствие. Потом сказала, не зло, а жалостливо. – Я, ведь, и правда, тебя ненавижу!

– Я тебя тоже, – сознался я. – Интересно, как это у него получается? Ты мне сейчас просто отвратительна!

– А ты, ты бы видел себя со стороны! Ты жалкий, глупый, ничтожный смерд, в тебе нет и капли благородства! Как я могла так низко пасть, что разрешила, позволила тебе… Пожалуйста, обними меня, я больше не могу! – попросила она и заплакала.

Меня захлестнули гнев и обида. Однако умом я понимал, что происходит, потому преодолевая отвращение, я подошел и прижал ее к себе. Девушку бил озноб, и я кожей чувствовал, как ей противно прикосновение моих рук. Однако она смогла пересилить себя, и сама обняла меня и прижалась лицом к груди. И удивительное дело, вспышка гнева начала гаснуть. Ее тело, запах были мне еще неприятны, но не до такой степени, чтобы оттолкнуть от себя. Она тоже обмякла, ласково погладила мне спину и попросила:

– Помоги мне, держи меня крепче. Мы с тобой сможем его победить!

Я испытал невольное уважение к силе ее характера, после чего почувствовал к ней прилив нежности.

– Какая ты! – только и смог произнести я.

Маша поняла, что я имею в виду, и потянулась ко мне губами.

Нас опять будто взорвало. Будто не было до этого многочасового марафона страсти и все случилось первый раз. Кажется, любовь безоговорочно победила ненависть.

– Нужно отсюда уходить, – сказала княжна, когда мы уже окончательно обессиленными отпали друг от друга. – Я долго так не выдержу.

Я догадался, что она имеет в виду не наши отношения, а свои непрестанные смены настроения. Меня самого испугала недавняя вспышка ненависти. Оказалось, что и я подвержен гипнотическому воздействию. В этот раз я ему смог противостоять, но что может случиться в следующий? Со страхом я подумал, что Урусов, при удачном для себя раскладе, вполне сможет заставить кого-нибудь из нас наложить на себя или друг на друга руки. Наша психика слишком тонкая и непонятная вещь, чтобы ей рисковать.