Кукловод - Шхиян Сергей - Страница 75

О смерти родителей она, как и прежде, не помянула ни одним словом. Мне место прогулки несимпатичного типа показалось очень интересным. Я для себя уже связал его с князем Урусовым и то, что Сергей Петрович оказался здесь меня не удивило.

– Точно, он! – тихо сказала Маша, когда между нами осталось метров двадцать.

– Ну, теперь держись! – прошептал я. – Это посланец твоего брата.

– Кого я вижу, княжна, господин Крылов, какими судьбами! – воскликнул старый знакомец своим неопределенным голосом.

Мы с Машей не ответили на приветствие, ждали что Сергей Петрович скажет еще.

– Я вижу, вы мне совсем не рады, – он улыбнулся. В лунном свете блеснули его зубы, но скрытых под надвинутой на лоб шапкой глаз я не увидел, и улыбка больше напомнила оскал. Впрочем, у людей его типа даже сильные страсти почему-то всегда выглядят стертыми и ничтожными.

– Вы прошлой ночью так внезапно исчезли, – ответил я за нас обоих, – что мы сочли себя оскорбленными.

– Прошлой ночью! – засмеялся он. – А признайтесь, я вам всем доставил много удовольствия. Редко кому выпадает счастье умереть от любви!

– Пусть вас это не беспокоит, никто в доме не умер, все благополучно завершилось, так же как и началось, – ответил я такой же двусмысленностью.

– Правда?! – кажется, искренне удивился он. – А вы меня не морочите?

– Ну, мы же, как видите, живы, – вмешалась в разговор княжна.

Сергей Петрович укоризненно покачал головой:

– И это, поверьте, вовсе зря. Знаете ли, вам было бы много лучше уже оказаться на том свете, чем оставаться на этом. Правда, в рай бы вы, княжна, попасть не сможете, вас туда смертные грехи не пустят, но иногда оказаться в аду бывает много приятнее чем оставаться на земле.

То, что он сказал, было одновременно и оскорблением и угрозой, и я почувствовал, как напряглась Машина рука. Я крепко прижал ее к своему боку, прося успокоиться и не обращать ни на что внимания. Стараясь сбить чиновника, или кто там он был на самом деле, с насмешливого тона я спросил:

– А вы, любезнейший, куда рассчитываете попасть после смерти?

– О, я об этом еще не думал, мне смерть в ближайшее время никак не грозит, – ответил он с усмешкой, но без прежнего пыла.

– Вы вот так считаете? Но, кто же из нас знает свою судьбу? – опять подала голос Урусова. – Вдруг господин Крылов на вас рассердится и убьет?

– Меня? Этот господин? – рассмеялся на этот раз вполне искренне Сергей Петрович. – Вы меня смешите княжна. Это никак не может произойти!

– Почему вы так думаете? – спросил я.

– Чем же вы меня можете убить и, главное, как?

– Могу застрелить, в крайнем случае, зарубить! Или вы кощей бессмертный?

– Нет, я не бессмертный, – уже явно куражась, сказал он, – так же как и вы. Только я могу себе позволить вас убить, а вы меня не можете!

– Это еще почему?

– Потому! Если желаете, попробуйте выстрелить в меня! Я на вас не обижусь!

Еще до того как закончился этот разговор, я понял, что он имеет в виду. Они с князем меня загипнотизировали. Причем, даже более изощренно, чем другие свои жертвы. Я почувствовал, что у меня отнимается все тело.

Мне нечего было ему ответить. Руки у меня стали ватными и слабыми, и я едва смог пошевелить пальцами. Маша что-то почувствовала, освободила свою руку и тронула меня за плечо.

– Что с вами, Алексей Григорьевич? – не в силах скрыть испуга, спросила она.

Увы, я не только не мог шевелить руками, у меня пропал даже голос.

– Не стоит из-за него беспокоиться, – ответил вместо меня Сергей Петрович. – Я сейчас прострелю ему колени и оставлю лежать здесь на дороге, скорбеть о своей судьбе. Вам, княжна, следует думать не о господине Крылове, а о себе. Ваш высокочтимый брат вами очень недоволен. Он день и ночь скорбит, как заставить вас раскаяться в своих грехах и предстать пред Господом очищенной страданием! Вы должны молиться за князя Ивана Николаевича, он принял из-за вас столько мук, но не ожесточился сердцем и думает только о спасении вашей души!

– Алексей, что говорит этот человек, почему ты молчишь? – забывая о том, что в присутствие третьих лиц мы всегда обращались друг к другу сугубо официально, назвала меня просто по имени Урусова. – Скажи что-нибудь! Я тебя умоляю! Посмотри, что он делает! У него пистолеты!

Смотреть, было единственное, что теперь я мог, так же легко и свободно, как и прежде. Ничего другое у меня не получалось. Однако я не собирался просто так дать себя подстрелить. После тяжелых экстрасенсорных сеансов у меня бывало такое же состояние, руки так уставали, что казалось, я не могу ими пошевелить. Но когда было очень нужно, вполне мог заставить себя преодолеть слабость.

Между тем, Сергей Петрович вытащил из-под шубы пистолеты и начал готовить их к стрельбе. Возясь с одним, второй чтобы, не мешал, он небрежно, засунул под мышку. Делал он все нарочито неспешно и не очень ловко. Впрочем, возможно, у него просто не было навыка к стрельбе или замерзли руки.

Я, стараясь не паниковать, начал медленно поднимать правую руку. Это стоило неимоверных усилий, но зато острая боль от напряжения как-то разблокировала нервную систему и пальцы теперь шевелились вполне ощутимо. Уже вполне можно было даже взяться ими за рукоятку пистолета, но вытащить его из-за пояса, левой рукой взвести курок, а уж тем более выстрелить, я пока способен не был.

– Вам, сударь, дать перед смертью помолиться или не стоит терять драгоценное время? – глумясь, спросил Сергей Петрович.

Ответить ему я не мог. Горло сжимала спазма, к тому же мне было не до разговоров, я все еще пытался спасти наши с Машей жизни. Противник не торопясь, подготовил к выстрелу один пистолет, взвел курок и засунул его под мышку. После чего взялся за второй.

– Ну, сделай же что-нибудь! – тихо, сквозь сжатые губы попросила Маша, и не дождавшись от меня ответа, обернулась назад.

От физического напряжения у меня начала кружиться голова. Такое состояние бывает у спортсменов перед финишем, когда совсем кончаются силы и остается одно только желание победить. С черной пеленой в глазах, я все-таки дотянулся до пистолета, но рука начала сама собой опускаться вниз. Стараясь не дать ей упасть, я схватился за гарду сабли, и содрогнулся от сильного удара тока. Руку просто отшвырнуло прочь, а тело тряхнуло так, будто я схватился за оголенный электрический провод высокого напряжения.