Волчья сыть - Шхиян Сергей - Страница 10

– Надо же, – порадовалась за меня Аля. – Ну и что?

Я обнял ее и расцеловал.

– Ничего, просто этой книге почти триста лет. Возможно, ее издавал сам Гуттенберг!

– Да? – опять вежливо удивилась Аля. – А кто это такой, и что он с ней делал?

– Алечка, не обижайся, но сразу я тебе этого объяснить не могу.

– Я что, дурочка? – обиделась девушка.

– При чем здесь дурочка! В старину книги писали от руки, а это очень долго. Потом один человек по фамилии Гуттенберг, придумал другой, более быстрый способ, он называется книгопечатанье. Я точно не помню когда он жил, кажется, в середине пятнадцатого века. Возможно, это одна из его книг, если он дожил до 1511 года, или кого-нибудь из его учеников. Таких книг очень мало, и стоят они очень дорого.

– А о чем в ней написано?

– Я немецкий язык знаю плохо, а тут еще трудные буквы, готические, я тебе уже о них говорил.

С готическим алфавитом у меня были проблемы еще в школе, однако заголовок я разобрал. Благо он оказался коротким: «Die Schwarze Magie».

– «Черная магия», – перевел я. – Впрочем, чего можно было ждать от Винера!

– Интересная книга? – поинтересовалась Аля.

– На любителя. Тебе не понравится. Вот ее бы на аукцион «Сотбис»! За пару «лимонов» со свистом бы ушла!

– Прости, Алеша, но я ничего не поняла. Опять ты говоришь непонятно.

– Это я так, про себя. За такие редкие книги можно выручить очень много денег.

– Наверное, я в твоем мире никогда не смогу разобраться, – грустно сказала Аля.

«Было бы в чем разбираться, – подумал я. – А девушка-то у меня начинает думать абстрактными категориями!..»

– Чем я начинаю думать? – подхватилась она.

Я опять упустил из виду, что она читает все мои мысли.

– Прости, моя хорошая, но я тебе и этого не смогу объяснить.

– А ты попробуй! – окончательно обиделась Аля.

– Ну, понимаешь… Давай, попробуем на примере. Например, ты видишь это окно, и думаешь про него. А можно посмотрев на одно окно, представить вообще все окна, которые существуют на свете…

Пример оказался не очень хорошим, и я замолчал, не умея перейти от частного к обобщенному, общему.

– И что в этом сложного? Я все поняла!

– Да, но для того, чтобы представлять разные окна, нужно увидеть очень много зданий и окон, а ты пока видела мало.

– Вот уж, окон я не видала!

– Видала, видала, – сдался я и заключил разговор стандартной формой, то есть принялся целовать несостоявшуюся абстракционистку.

Аля вначале отбивалась, делая страшные глаза и указывая на дверь, которая, увы, не запиралась. Но потом нам стало как-то не до условностей.

– Что, прямо сейчас? – с деланной обреченностью спросила она.

– До обеда еще два часа, успеем!

– А вечером?

– Вечером, само собой!

– Ну, если так… А вдруг кто-нибудь войдет?

– Сейчас что-нибудь придумаю, – торопливо пообещал я. Огляделся и не нашел никакого другого способа, кроме как бесценной антикварной саблей подпереть дверь…

После обеда я навестил беглого солдата. Его благоустроили в сухом сенном сарае, подальше от любопытных взглядов. После перенесенных невзгод и лишений, Иван медленно восстанавливал силы и много спал.

Мой визит немного его развлек, но было видно, что ему лучше пока побыть в одиночестве. Он несколько дней не брился, зарос густой щетиной и теперь больше походил не на солдата, а на разбойника.