Волчья сыть - Шхиян Сергей - Страница 76

– В Господа Иисуса Христа не верят, и вообще, – невнятно ответил он.

– Ты это откуда знаешь?

– Чай не темные, не одним вам, барам, истина видима! – обиделся Тимофей.

– Зря ты так, – попытался урезонить его Иван. – Раскольники тоже разные бывают, кто в сатану верит, а кто и нет.

– Что вы несете! – не выдержал я. – Раскольники появились, когда патриарх Никон начал исправлять библию и богослужение на греческий лад.

– А я что говорю? – оживился кузнец. – Антихристы они! По-иноземному хотят молиться!

– Так это ты по-иноземному молишься, а они-то как раз соблюдают старинный русский обычай.

– Не может того быть! Я истинно русской веры христианин!

– Естественно, как и старообрядцы. Только они, если быть точными, ближе к русской вере, чем никонианцы.

– Это что еще такое? – удивился Иван. – Почему это никонианцы?

– Я уже говорил, что патриарх Никон при царе Алексее Михайловиче провел реформу… не знаю, как это понятнее объяснить, ну, проверил старинные церковные книги и сделал их похожими на древние греческие. Притом, по совету константинопольского патриарха Паисия ввел обычай креститься не двумя перстами, а тремя.

– А как нужно? – поразился кузнец.

– Этого никто толком не знает. На старинных иконах по всякому крестящихся рисовали. Вероятно, креститься можно по-всякому, даже одним пальцем, главное – в Бога верить и не нарушать заветы.

– А из каких будет этот Никон? – поинтересовался Иван, раскладывая пироги с визигой на домотканом рушнике. – Из греков?

Я покопался в памяти, собирая в ее закоулках сведения об этом, безусловно, ярком и значительном человеке Российской истории.

– Нет, русский, кажется, из Нижегородской губернии. Крестьянский сын. Мачеха его в детстве сильно обижала, он и убежал от родителей в монастырь. Там выучился хорошо читать. Однако, отец не дал ему стать монахом и обманом вернул домой. Когда же он умер, Никон женился, принял священный сан и получил приход в Москве. Семейная жизнь у него, видимо, не сложилась. Жена родила троих детей, но все они умерли в малолетстве. Тогда он решил, что это ему знак свыше, и уговорил жену постричься в монахини. После этого ушел на Белое море и принял монашество в Анзерском ските, под именем Никона. Было ему тогда лет тридцать. В монастыре Никон поссорился с настоятелем из-за того, как тот распоряжался собранными на пожертвования деньгами, и вынужден был оттуда бежать.

– Знать, деньги не поделили! – прокомментировал житие будущего патриарха Иван.

– Вряд ли, – не согласился я, – таким людям обычно нужны не деньги, а власть. Короче говоря, Никон попал на остров и поступил в тамошний монастырь, и через какое-то время был выбран в игумены. Став настоятелем, он должен был представиться государю. Потому отправился в Москву и, согласно обычаю того времени, явился с поклоном к молодому царю Алексею Михайловичу. Они, видимо, хорошо поговорили, и Никон так ему понравился, что царь оставил его в Москве и назначил настоятелем Новоспасского монастыря, к тому же его посвятили в архимандриты. Царь часто ездил в этот монастырь, где была родовая усыпальница Романовых, молиться за упокой своих предков и еще более сблизился с Никоном. Он даже приказал ему приезжать во дворец на беседы каждую пятницу. Во время этих встреч Никон часто просил царя за обиженных. Это было по нраву Алексею Михайловичу, и он вскоре поручил Никону принимать просьбы от всех искавших царской справедливости против неправедных судий. Короче говоря, Никона полюбила вся Москва, и он пошел на повышение.

– На что пошел? – переспросил Тимофей.

– Возвысился, – поправился я. – Стал Новгородским митрополитом. Вот тогда он и начал менять порядки в церковном уставе: начал проповедовать, поменял в церквях порядок пения, ввел вместо хомового или «раздельнонаречного» пения, уродливо растягивавшего слова, ладное. Царю эти новшества понравились и, когда умер старый патриарх, он попросил Никона принять этот сан. Тот долго ломался и согласился только тогда, когда Алексей Михайлович, окруженный боярами и народом, в Успенском соборе поклонился ему в ноги и со слезами умолял. В конце концов, Никон согласился стать патриархом, при условии, что все будут почитать его как архипастыря и отца верховнейшего и дадут ему устроить церковь по своему усмотрению. Царь, а за ним власти духовные и бояре, поклялись в этом. Даже говорили, что царь письменно обещал Никону не вмешиваться ни в какие духовные дела и считать решения патриарха не подлежащими обжалованию.

Получив такую власть, патриарх начал ломать старые устои и переделывать на греческий лад священное писание. Для царской власти это было хорошо, а вот малым священникам новые порядки не понравились, и началась общая свара и раскол.

– А крестьянам как? – поинтересовался кузнец, задумчиво почесывая затылок. – Крестьяне от этого что-нибудь выиграли?

– Крестьяне, думаю, остались при своих интересах. Их такие драки не касаются. Другое дело, что часть священников, не подчинившихся Никону, увела свою паству в скиты и за Волгу. Отсюда и появились все эти, – я кивнул в сторону, откуда мы недавно пришли, – тайные деревни.

– Понятно, – произнес Тимофей. Помолчав, поинтересовался: – А с самим Никоном что сталось?

– Через несколько лет сослали в дальний монастырь.

– А царь?

– Тот, по-моему, сам не знал, что с таким патриархом делать. То просил у него благословления и писал покаянные письма, то отсылал еще дальше от Москвы.

– Вот оно как, значит! – подытожил кузнец. – Высоко вознесешься, далеко падать придется! Нет, я лучше буду подковы ковать и детей растить. Не нужна мне ни царская любовь, ни царская опала.

– Это твое право, – невольно засмеялся я, представляя, как никому не известный крепостной крестьянин отказывается от эфемерной мирской славы, которую ему никто и не предлагает. – Не хочешь быть патриархом – как хочешь.

– Так и помер этот Никон в презрении? – поинтересовался Иван.

– Да, совсем немного не дожил до прощения. Сразу после смерти Алексея его старший сын царь Федор послал за ним, да было уже поздно.