Время Бесов - Шхиян Сергей - Страница 13

Я внимательно посмотрел на товарища Бебеля. Видно было, что он не то, что красных штанов, чужой пуговицы никому не отдаст, что же говорить про одиннадцать возов с продуктами. Поэтому я решил не ввязываться в бесполезный спор и поискать другие методы обойти коммунистического любителя чужой собственности.

— Очень ты, товарищ Алексей, удивил меня такой своей нереволюционной резолюцией, — не дождавшись моих возражений, сказал он. — Крестьянин есть мелкий собственник и пассивный элемент и своей подлой сущностью тормозит поступь…

Какую такую поступь тормозит крестьянин, товарищ Август Бебель договорить не успел, под гулкими церковными сводами послышались быстрые, частые шаги кованых сапог о каменные плиты. Мы, не сговариваясь, обернулись и я увидел, что к нам направляется женщина в туго перепоясанной кожаной куртке с кумачовой косынкой на голове Сугубую революционность ей придавал маузер в деревянной кобуре, висевший на тонком кожаном ремешке через плечо. Появление незнакомки смутило моего собеседника, и он даже сделал непроизвольное движение в сторону, но сбежать не рискнул, только несколько раз переступил ногами на одном месте.

— Это кто такая? — спросил я.

— Ордынцева, приехала из Губкома нашу коммунию проверять, — со злостью ответил товарищ Август. — Свалилась дура на мою голову!

Женщина неумолимо быстро приближалась, и мы оба смотрели, как она подходит. По виду ей было от двадцати до сорока лет, точнее оценить ее возраст я бы не взялся. На первый взгляд она мне показалась похожей на известную актрису Аллу Демидову в роли комиссарши в кинофильме «Служили два товарища», в ней чувствовалась та же решительная сосредоточенность и фанатичная непримиримость.

— Товарищ Телегин, — строго спросила она товарища Августа Бебеля, — что здесь происходит?

Тот бросил на меня взгляд полный тоскливой скуки и вежливо ответил:

— Поймали контру, товарищ Ордынская. Фальшивый продотряд.

— Ясно. А это что за товарищ?

— Товарищ Алексей, фершал.

Ордынская, близоруко щурясь, оглядела меня с головы до ног, так, что мне захотелось спрятать ноги в грязных холщевых подштанниках и оправить заношенный до дыр армяк.

— Член партии? — резко спросила она, обращаясь к кому-то между мной и товарищем Бебелем.

— Само собой, — неопределенно ответил я.

— СД? СР?

Я сообразил, что она имеет в виду, и ответил, примазываясь к победителям:

— Социал-демократ.

— Большевик, меньшевик?

— Большевик.

— А я социалистка-революционерка.

— Левая, правая? — продемонстрировал и я глубокое знание революционного движения.

— Левая.

— Значит, союзники по борьбе! У меня к вам, товарищ Ордынцева, есть вопрос. Вот мы с товарищем Августом спорим, возвращать ли крестьянам незаконно изъятое у них зерно. Интересно услышать ваше мнение.

— Возвращать! — решительно сказал она, чем сразу стала мне симпатична. — Товарищ Телегин последнее время стал проявлять мелкобуржуазную сущность.

— А жрать ты, что, товарищ Ордынцева, зимой собираешься? — возмутился товарищ Бебель. — Пусть мелкособственнический элемент жирует, а коммунары пухнут с голода?

— Революция выше, чем голод, товарищ Телегин!

— Сколько раз я просил тебя, товарищ Ордынцева, не называть меня Телегиным. У меня теперь другое имя!

Революционерка посмотрела на небритого революционера холодным, невидящим взглядом и обратилась ко мне:

— Не хочешь, товарищ, участвовать в диспуте о платформах?

— Сначала отправлю подводы назад в деревню, потом можно и подискутировать.

— Хорошо, товарищ, выполняй свой революционный долг!

Товарищ Бебель угрюмо посмотрел на нас, открыл, было, рот, собираясь возразить, но я ему заговорщицки подмигнул, и он промолчал. Ордынцева окончив разговор, круто повернулась и направилась к выходу.

— Ты чего мигаешь? — спросил меня бывший Телегин, когда революционерка, звонко ступая подкованными сапожками, удалилась на безопасное расстояние.

— Ты про Шульмана слышал? — таинственно спросил я.

— Это про которого контрик говорил?

— Именно!

— Нет, а кто это такой?

— Двоюродный брат Карла Маркса, зверь, а не человек, чуть что, сразу к стенке ставит. Не отдадим назад крестьянам хлеб, ты даже не успеешь новые штаны сносить, как у генерала Духонина окажешься!

— Неужто братан самого товарища Карла Маркса?

— То-то и оно-то!

— Что же ты мне сразу не сказал! — возмущенно воскликнул коммунар. — Может, у него и с этим Пороговым Вась-Вась?

— Этого не знаю, но думаю, навряд ли, слишком разные у них масштабы личностей!

— Это ты хорошо сказал, товарищ Алексей, революционно, со штанами нужно решить сегодня же.

Глава 4

Пока Телегин не передумал и не изобрел какую-нибудь пакость, я пошел разбираться с нашими продуктами Обе мобилизованные продотрядом женщины толклись возле своих подвод, не рискуя оставить их на разграбление коммунарам. Я рассказал им, как обстоят дела, и предложил утром ехать обратно.

— Зачем утра ждать, мы сейчас же и уедем! — сказала одна из них, по имени Дарья.

— Куда же ехать на ночь глядя, да еще без дороги, — возразил я. — Завтра утром поедете. И я, если получится, вам помогу.

— Нет, нам помощи не нужно, мы сейчас хотим, — вмешалась вторая и, не теряя времени, начала разворачивать последнюю подводу.

— Да как же вы со всем обозом вдвоем справитесь, мы и сюда-то еле добрались? — удивился я.

— Как-нибудь доберемся, своя ноша не тянет!

— По дороге легко доедем, — объяснила Дарья. — Спасибо тебе, мил человек, за все. Будешь в наших краях, как родного приветим.

— Почему же мы сюда по бездорожью ехали? — задал я наивный вопрос.

— Потому берегом и ехали, что не всякому дорогу знать нужно.

Уговаривать их остаться на ночь я не решился. К утру «политическая ситуация» запросто могла измениться и неизвестно в какую сторону. Помог повернуть подводы и связать их в один большой обоз. Мы попрощались. Я забрал свой сверток с одеждой и оружием. Потом подумал, что такой объемный пакет неминуемо вызовет нездоровый интерес коммунаров, и остановил готовую тронуться в обратный путь Дарью.

— Даша, передайте это на хранение Ивану Лукичу, я, как только смогу, за ним заеду.

Дарья согласно кивнула, и женщины спешно отправились в обратный путь.

Проводив их до околицы, я вернулся в церковь и разыскал продотрядовцев, устроившихся на ночевку в притворе. В комнате со сферическим сводом стояли сколоченные из старых досок в два яруса нары, на колченогом столике в углу горела керосиновая лампа Ивана Лукича. Все были в верхнем платье и, то ли от холода, то ли по куражу, в шапках. В углу комнаты кучей лежали узлы с их «личным имуществом».

Продотрядовцы уже где-то достали выпить, в помещении витал тяжелый сивушный дух. На мой приход никто не обратил внимание. Разговор шел о превратностях судьбы. Один из уголовных ругал командира Порогова за излишнюю жадность. Мне это было слушать неинтересно, и я сразу же спросил, у кого мои вещи.

— Какие еще вещи? — сердито сказал уголовный. — Знаешь такое слово: «тю-тю»?

Было, похоже, что первый страх у них уже прошел, и вернулась привычка человека с ружьем быть всегда правым. Во всяком случае, оценив шутку, все они дружно рассмеялись.

— Вещи отдайте! — попросил я, правда, без соответствующих строгих нот в голосе.

— Тебе сказали — «тю-тю»! Ну, и вали отседова, покуда тебе боков не намяли, — нагло высунулся один из главных подозреваемых, малорослый в кожаной куртке.

— Значит, добром не отдадите? — не вняв совету, спросил я, теперь с нескрываемой угрозой.

Смех как по команде стих. На меня смотрело четырнадцать жестких, революционных глаз.

— Ты, фершал, чего простых слов не понял? — куражась ласковой угрозой, проговорил уголовный.

— Вещи, говорю, отдайте! — не снижая, как ожидалось, напора, повторил я. — Не то…