Время Бесов - Шхиян Сергей - Страница 47

— К тому же начнутся поиски золота. Не знаю, известно ли в Троицке, что Опухтину удалось реквизировать, но что ценностей было много, там наверняка знают. Так что положение у нас — хуже не придумаешь.

— А как нам отсюда выбраться, лодки-то нет?

— Попробую разобрать паром, он построен на двух лодках, не получится — сделаю плот, дерева здесь много.

— Но ведь на той стороне люди! Нас заметят и перестреляют.

— Придется уходить с обратной стороны, болотом. Ты умеешь пользоваться гранатами?

— Чем? — не поняла Даша.

Я вспомнил, что в это время ручные гранаты называли бомбами, и поправился:

— Ручными бомбами.

— Нет, не умею.

Я объяснил, как ей нужно действовать:

— Берешь бомбу в правую руку, выверчиваешь вот это кольцо и сразу же бросаешь как можно дальше. Если там начнут готовиться к штурму, брось гранаты просто в воду, это их задержит.

— Хорошо, — покорно согласилась она, с опаской беря в руки опасные предметы. — А они сами не взорвутся?

— Нет, пока не выдернешь кольцо, они безопасны, — успокоил я и побежал назад к дому.

Сначала нужно было проверить, действительно ли наши «товарищи женщины» исчезли по доброй воле или произошло нечто страшное. Красноармеец был так молчалив и незаметен, что я не успел составить о нем никакого мнения и не представлял, что он может выкинуть. На осмотр всех укромных уголков ушло не больше пятнадцати минут. Никаких кровавых тел я не обнаружил. После этого занялся паромным плотом. Самое неудобное было в том, что стоял он почти напротив места, где могли сосредотачиваться троицкие коммунисты, и делать что-нибудь открыто там было невозможно.

Как всегда в такие ответственные моменты, время спрессовалось и полетело со страшной быстротой. Мне нужно было не только сделать «плавсредство», но и подготовить запас продовольствия и одежды, как-то упаковать ценности, оставлять которые я не хотел ни в коем случае. Вид золота должен был еще больше раззадорить преследователей, если таковые окажутся, а просто выбросить бесценные ювелирные украшения в озеро не поднималась рука. Тем более, что наше с Ордынцевой будущее мне представлялось весьма неясным и не стоило оставаться без средств к существованию.

Как я и опасался, с разборкой парома ничего не вышло. Две лодки, на которых крепился его настил, были надежно связаны с остальным сооружением костылями и скобами и одному, да еще без шума разобрать его я не смог. Пришлось искать материал для плота. Не мудрствуя лукаво, я подтащил, а потом скатил к воде несколько бревен. На поиски их и веревок ушло столько времени, что у меня появилось опасение, что я не управлюсь и к утру, Связывать бревна пришлось стоя по пояс в ледяной воде, что не прибавило мне оптимизма. Хорошо еще, наши противники не начинали атаку. На противоположном берегу было по-прежнему тихо, хотя Ордынцева уверяла, что замечала там какое-то движение. Однако, она была близорука, и я ей не очень поверил.

Как только подобие плота было готово, я кинулся в дом греться и переодеваться. Греться пришлось коньяком, что было даже приятно, а вот с платьем, как всегда, с моим нестандартным для этого времени ростом вышла промашка. Одежды, скорее всего, реквизированной у местных «буржуев», революционеры натащили много, но все никак не подходящей для носки во время военного коммунизма. Мне попадались парадные военные мундиры, чиновничьи вицмундиры, фраки, смокинги и сюртуки. Показаться в таком виде на улице было бы равносильно самоубийству. Однако, в конце концов, одежда, к тому же неплохая, нашлась. Я натянул на себя короткие, широкие шерстяные брюки и заправил их в сапоги. Выбрал вместо пиджака форменную инженерную тужурку, вполне соответствующую моему возрасту и неопределенному социальному происхождению. С зимним платьем ничего не вышло, не надевать же мне было бобровую шубу или дорогое драповое пальто! Пришлось остаться в своей затрепанной шинели, что вполне дополняло общий вид одежды с чужого плеча.

Когда мои метания, наконец, окончились, было около пяти утра. До рассвета оставалось два часа. Мне осталось только снять с поста и переодеть в подходящую случаю одежду Ордынцеву, После чего можно было трогаться в путь. Однако, как всегда, обстоятельства перепутали все планы. Только я вышел из дома, как рядом прозвучал оглушительный взрыв. Я бросился к Даше и застал ее сидящей на земле с зажатыми ладонями ушами.

По воде расходились круги и волны с шумом плескались о берег. С той стороны озера прозвучало несколько выстрелов. Я повалил Ордынцеву на землю и придавил своим телом.

Она почти никак не реагировала на происходящее. Ночь уже отступала, потому стало возможным рассмотреть, что предпринимают наши противники. На том берегу вокруг чего-то большого и темного копошились люди,

Нетрудно было понять, что они делают, вытягивают из леса и волокут через кустарник лодку. В этот момент опять выстрелили в нашу сторону. Правда, стреляли не точно, просто пугали.

— Что случилось? — успокаиваясь, спросил я Дашу.

— Они в-вышли, а я б-бросила б-бомбу, — ответила она трясущимися губами, — а она как в-взорвется!

— Понятно, беги в дом и переоденься, ч приготовил тебе одежду, если успеем, сразу уплывем.

— К-куда у-уплывем? — бестолково спросила она.

— Куда надо, туда и уплывем, поторопись, твоя одежда в гостиной.

Даша послушно встала и побрела в сторону дома. Я же всматривался темноту, пытаясь разобраться в действиях нападающих. Мне показалось, что их было довольно много, не меньше двадцати человек. Но, похоже, что они никак не могли организоваться и слажено дотащить лодку от деревьев до воды.

Чтобы жизнь не казалась им медом, я вытащил из кармана две гранаты и метнул одну за другой. Добросить их до противоположного берега мне не удалось, они не долетели метров на десять, но эффектно взорвались, взметнув высокие фонтаны воды. Тотчас в ответ, вразнобой забили винтовки, и над моей головой засвистели пули. Потом раздался взрыв гранаты уже у моего берега, и меня обдало водяной пылью. После чего наступила тишина. Я не стрелял, лежал за укрытием и ждал, что будет дальше.

— Эй! Сдавайтесь! — закричал надсадно какой-то человек и свистнул в два пальца.

— Слышь, — тотчас добавился еще один голос, — лучше сами сдайтесь, а то всех перебьем!

Вступать в пререкания с «вероятным противником» мне было никак не с руки и я, прячась за деревьями, отошел от воды. Теперь, если нападавшие не уймутся, у нас была только одна возможность задержать штурм: взорвать заминированные деревья и пугнуть их пулеметным огнем.

Даша, когда я вернулся в дом, уже пришла в себя и набросилась на меня с упреками, что я ее не предупредил о силе взрыва. Как оказалось, она не смогла далеко бросить бомбу, и та взорвалась совсем близко от берега, напугав ее, да еще и окатив водой. Теперь она переодевалась, а я, на время отвлекшись от войны, ненароком любовался ее женскими прелестями.

В своем вечернем туалете Даша смотрелась очень и очень, а без него, как мне показалось, и того лучше. Лишившись своей жуткой солдатской рубахи, Ордынцева где-то в коммунистических запасах нашла новое шелковое белье и теперь, переодеваясь, мелькала в нем перед моими глазами, если говорить изысканным слогом, соблазнительным женским образом. Ту одежду, которую я ей подобрал, чтобы она не выделялась платьем среди пролетарской массы, она решительно забраковала.

— Ты думаешь, я это одену? — спросила она почти с негодованием, разглядывая вполне пристойное, по моему мнению, темное шерстяное платье и кашемировую жакетку приятного бутылочного цвета.

То, что на нас того и гляди нападут, Ордынцеву, как, видимо, в такой ситуации почти любую женщину, нимало не трогало.

— Даша, мы не успеем уплыть, скоро рассветет! — взмолился я, наблюдая, с какой основательностью она разбирает и разглядывает экспроприированное для нужд народа капиталистическое барахло.

— От одной минуты ничего не изменится, — сурово заявила она, и я позорно ретировался, удивляясь с какой быстротой бацилла бытового разложения и красивые вещи изменили мировоззрение социалистки-революционерки.