Собрание сочинений. Том 5 - Маркс Карл Генрих - Страница 32

На мосту Сен-Мишель и на улице Сент-Андре-дез-Ар тоже стреляли из пушек. В самом конце северо-восточной окраины города, на улице Шато-Ландон, куда отважилась продвинуться одна войсковая часть, также была разрушена артиллерийским огнем одна баррикада.

После полудня перестрелка в северо-восточных предместьях все усиливалась. Жители пригородов Ла-Виллет, Пантен и др. пришли на помощь восставшим. Баррикады непрестанно воздвигались снова и снова в очень большом количестве.

В Сите рота республиканской гвардии[86], под предлогом братания с инсургентами, пробралась между двумя баррикадами и затем открыла огонь. Народ в ярости набросился на предателей и истребил их одного за другим. Не более двадцати из них сумели спастись бегством.

Повсюду борьба становилась все более ожесточенной. Пока было светло, везде стреляли из пушек; позднее ограничивались ружейной перестрелкой, которая длилась до глубокой ночи. Еще в 11 часов по всему Парижу били тревогу, а в полночь еще слышна была перестрелка в стороне Бастилии. Площадь Бастилии и все подступы к ней целиком были во власти инсургентов. Сент-Антуанское предместье, главный центр их сил, было отлично укреплено. На бульварах, от улицы Монмартра до улицы Тампль, тесными рядами стояли кавалерия, пехота, национальная гвардия и мобильная гвардия.

В 11 часов вечера насчитывалось уже свыше 1000 человек убитых и раненых.

Это был первый день июньской революции, день, не имеющий себе равных в революционных анналах Парижа. Парижские рабочие боролись совершенно одни против вооруженной буржуазии, против мобильной гвардии, против вновь организованной республиканской гвардии и против линейных войск всех родов оружия. Они выдержали бой с беспримерным мужеством, которое может сравниться лишь со столь же беспримерной жестокостью их врагов. Становишься снисходительным к какому-нибудь Хюзеру, Радецкому или Виндишгрецу, когда видишь, как парижская буржуазия с подлинным восторгом участвует в кровавой бойне, организованной Кавеньяком.

В ночь с 23-го на 24-е Общество прав человека[87], вновь восстановленное 11 июня, постановило использовать восстание в интересах красного знамени и соответственно с этим решило принять в нем участие. Оно собралось поэтому на заседание, на котором были выработаны необходимые меры и были избраны два непрерывно действующих комитета.

Написано Ф. Энгельсом 27 июня 1848 г.

Печатается по тексту газеты

Напечатано в «Neue Rheinische Zeitung» № 28, 28 июня 1848 г.

Перевод с немецкого

24 ИЮНЯ

Всю ночь Париж был наводнен войсками. Сильные воинские пикеты расположились на площадях и на бульварах.

В четыре часа утра раздался сигнал тревоги. Офицер и несколько рядовых из национальной гвардии заходили во все дома и вызывали национальных гвардейцев своей роты, которые не явились добровольно.

В это же время вновь раздается гром канонады, всего сильнее в районе моста Сен-Мишель, который служит средством связи между инсургентами левого берега и инсургентами Сите. Генерал Кавеньяк, облеченный сегодня утром диктаторскими полномочиями, горит желанием использовать эти полномочия для подавления мятежа. Накануне артиллерия пускалась в ход только в виде исключения, и стреляли большей частью только картечью; сегодня же артиллерийскому обстрелу подвергаются повсюду не только баррикады, но и дома; стреляют не только картечью, но и пушечными ядрами, гранатами и ракетами Конгрива.

В северной части предместья Сен-Дени с утра начался сильный бой. Вблизи Северного вокзала инсургенты занимали строившийся дом и несколько баррикад. Первый легион национальной гвардии начал атаку, но не добился, однако, никакого успеха. Он расстрелял свои боевые припасы, потерял около 50 человек убитыми и ранеными и едва удержал свои позиции до подхода артиллерии (около 10 часов), которая до основания разрушила дом и баррикады. Войска снова заняли Северный вокзал. Однако бой в этой местности (называемой Кло-Сен-Лазар{41}, что «Кolnische Zeitung» перевела как «двор Сен-Лазар») еще долго продолжался и велся с большим ожесточением. «Это настоящая бойня», — пишет корреспондент одной бельгийской газеты. У застав Рошшуар и Пуассоньер возвышались мощные баррикады; на улице Лафайета укрепления были вновь восстановлены и взяты лишь после полудня в результате артиллерийского обстрела.

На улицах Сен-Мартен, Рамбюто и Гран-Шантье баррикады также удалось взять лишь при помощи артиллерии.

Кафе Кюизинье против моста Сен-Мишель разрушено артиллерийским обстрелом.

Главный бой произошел, однако, около трех часов пополудни на Цветочной набережной, где известный магазин готового платья «Бель жардиньер» был занят 600 повстанцами и превращен в крепость. Артиллерия и линейная пехота начинают атаку. Снесен угол стены. Кавеньяк, который сам командует здесь обстрелом, предлагает инсургентам сдаться, угрожая в противном случае всех уничтожить. Инсургенты отказываются сдаться. Канонада возобновляется, и в конце концов пускаются вход зажигательные ракеты и гранаты. Дом разрушен до основания, восемьдесят инсургентов погребены под развалинами.

В предместье Сен-Жак, в районе Пантеона, рабочие также забаррикадировались со всех сторон. Каждый дом приходилось брать осадой, как в Сарагосе[88]. Попытки диктатора Кавеньяка взять дома приступом были настолько безуспешны, что этот свирепый алжирский солдафон пригрозил сжечь их, если засевшие в них инсургенты не сдадутся.

В Сите девушки стреляли из окон по солдатам и по гражданскому ополчению. И здесь пришлось пустить в ход гаубицы, чтобы добиться хоть какого-нибудь успеха.

Одиннадцатый батальон мобильной гвардии, который пожелал сражаться на стороне инсургентов, был уничтожен войсками и национальной гвардией. Так, по крайней мере, говорят.

К полудню перевес был решительно на стороне восставших. Все предместья и пригороды Батиньоль, Монмартр, Ла-Шапель, Ла-Виллет, одним словом, вся окраинная часть Парижа от Батиньоля до Сены и большая часть левого берега Сены были в их руках. Они захватили здесь 13 пушек, однако не пустили их в ход. В центре, в Сите и в конце улицы Сен-Мартен, они пробивались к городской ратуше, которую защищали сильные отряды войск. И несмотря на это, заявил в палате Бастид, городская ратуша, возможно, через час будет-де занята инсургентами; под влиянием паники, которую вызвало это известие, было решено учредить диктатуру и объявить осадное положение. Едва получив диктаторские полномочия, Кавеньяк прибег к мерам крайней жестокости, каких никогда еще не применяли в цивилизованном городе, на какие не решался даже Радецкий в Милане. Народ опять был слишком великодушен. Если бы он на зажигательные ракеты и гаубицы ответил поджогами, то к вечеру был бы победителем. Но народ и не подумал воспользоваться тем же оружием, каким действовали его враги.

Боевые припасы инсургентов состояли главным образом из пироксилина, который изготовляли в большом количестве в предместье Сен-Жак и в Маре. На площади Мобер была устроена мастерская, где отливали пули.

Правительство непрерывно получало подкрепления. Всю ночь к Парижу подходили войска: прибыла национальная гвардия из Понтуаза, Руана, Мёлана, Манта, Амьена, Гавра. Подтянуты были войска из Орлеана, артиллерия и саперы — из Арраса и Дуэ, один полк прибыл из Орлеана. 24-го утром в городе было получено 500000 патронов и 12 орудий из Венсенна; но железнодорожные рабочие на Северной дороге разобрали путь между Парижем и Сен-Дени, чтобы невозможно было больше подвозить подкрепления.

При помощи этих соединенных сил и посредством мер неслыханной жестокости во второй половине дня 24-го удалось оттеснить инсургентов.

С каким ожесточением сражалась национальная гвардия и как хорошо она понимала, что дело идет об ее существовании, видно из того, что не только Кавеньяк, но сама национальная гвардия собиралась поджечь весь квартал Пантеона!