Восемь минут тревоги (сборник) - Пшеничников Виктор - Страница 43

— «И характерный молодости энтузиазм…». Да, именно так. Ну вот, однако, дальше: «Сегодня в наших войсках немыслим тип человека, который тщательно приходует в реестрах поступающую технику, еще более тщательно, на долгий срок консервирует ее и, доложив по команде об имеющейся в наличии электроники, берется за… дедовскую лопату. Сама жизнь безжалостно удаляет с дороги тех, кто так или иначе препятствует техническому прогрессу в войсках. Так скальпель хирурга, облегчая страдания всего организма, удаляет с тела зловредную, совершенно бесполезную опухоль…»

Ковалев отложил газету, минуту сидел в задумчивости, потом обратил взгляд на Боева.

— Хлестко, ничего не скажешь.

За все время чтения Боев ни разу даже не пошевелился. Он и теперь не знал, как реагировать не последнее замечание Ковалева, с удивлением встрепенулся, когда начальник отряда его спросил:

— Не узнаете? Это же ваше интервью корреспонденту окружной пограничной газеты.

Боев припомнил: действительно примерно месяца три назад на заставе работал корреспондент, дотошно расспрашивал Боева о применении техники в охране границы. Конечно, Боев давно уже забыл подробности своей беседы с корреспондентом, просто не придал им тогда значения, и потому теперь запоздало высказал свое недовольство:

— Очень уж красиво я изъясняюсь.

— Но по сути? — не отступался Ковалев. — По сути-то — правильно?

— В общем, наверно… правильно.

— Значит, согласны? Я так и думал! — Ковалев удовлетворенно пристукнул ребром ладони по столу. — И вы знаете, Василий Иванович, мне нравится эта ваша убежденность, которая прослеживается в статье… Кстати, возьмите газету, она с бо?льшим правом принадлежит вам.

Боев принял газету, свернул ее трубочкой, не зная, куда ее положить, так и держал в руке.

— А знаете, мне до сих пор не дает покоя наш с вами разговор на заставе. Помните, я упомянул об аэросанях? Все-таки есть на участке отряда немало мест, где можно и нужно применять если не аэросани, то хотя бы снегоходы. Например, вдоль залива. Да и тыловые дороги вполне пригодны… А чему вы, собственно, улыбаетесь? — внезапно спросил подполковник. — Я что-нибудь не так сказал?

— Да нет, все так, — поспешил заверить его Боев. — Просто я подумал, что обильный снег здесь — явление редкое, и техника будет только зря простаивать, ржаветь. А мест, конечно, найдется немало.

— А вон вы о чем… Кстати, если уж мы говорим о технике, о передовых методах охраны границы… — Голос начальника отряда построжал. — Почему это вы прибегли, Василий Иванович, к такому странному, я бы даже сказал… подозрительному способу снабжения заставы? Я имею в виду всю эту историю со стеклом. Какая надобность была обращаться в аэропорт? Ведь может создаться совершенно превратное впечатление о войсках, конкретно об отряде. Что мы, нищие — просить помощи на стороне? Не способны обойтись собственными силами? Разве не проще было бы действовать через службу?

Боев вздохнул: вот тебе и повод, по которому он получил вызов к начальнику отряда!

— Можно подумать, у нас своих запчастей не хватает! — сердито насупился Ковалев.

— Но майор Кулик объяснил мне, что сейчас, в данный момент, стекла на складе нет. Я же не мог ждать.

Ковалев тут же нажал на клавишу, отдал распоряжение дежурному офицеру отряда:

— Вызовите ко мне майора Кулика!

Кулик явился запыхавшийся — видимо, бежал издалека.

— Доложите, что с купольным стеклом на складе? — не дав Кулику как следует отдышаться, задал ему Ковалев вопрос.

Кулик метнул красноречивый взгляд на Боева, после небольшой заминки ответил:

— Есть.

— Сколько? — уточнил Ковалев.

— В достаточном количестве.

— В достаточном… Тогда почему же офицер, начальник заставы, вынужден действовать, как обыкновенный попрошайка? — вскипел Ковалев. — Почему, я вас спрашиваю?

— Это его личное дело — добывать стекло на стороне или взять у нас. Спросите у него самого.

— Боев ответит и за ненужную инициативу, излишнюю самодеятельность. А вы отвечайте за себя.

— Майор Боев не обращался ко мне с таким вопросом.

У Боева аж глаза полезли на лоб: вот это поворотик! Вот это кульбит! Как в хоккее: два-ноль, и все в наши ворота…

— Что, вам обязательно нужна персональная просьба? — негодовал Ковалев. — В конце концов, это ваша обязанность — заниматься тем, что определяет ваша должность.

Кулик вскинул голову, ответил дерзко, с вызовом:

— Я должность не выпрашивал. Можете… освобождать. Боев давно рвется на мое место.

«Вон в чем дело!» — только сейчас сообразил Боев, где крылась причина неприязни к нему Кулика.

— Потребуется, я смогу обойтись и без вашего согласия, майор Кулик, — совершенно спокойно произнес начальник отряда. — А чтобы у вас на этот счет не оставалось иллюзий, я вам приказываю: немедленно распорядитесь и сегодня же лично возвратите стекло в аэропорт. Все. Свободны.

Дверь за Куликом хлопнула так, будто он отгораживался ею не только от Ковалева, но и от всего мира.

— А вас, майор Боев, попрошу остаться. Мне хотелось бы обсудить с вами, Василий Иванович, еще несколько вопросов…

8

Старший научный сотрудник АтлантНИРО Виктор Николаевич Садиков данное пограничникам слово сдержал. Он подтвердил, что готов выступить у солдат с лекцией. Начальник политотдела отряда прислал за ним свою комфортабельную «Волгу», дал в провожатые помощника по комсомольской работе, и Садиков прибыл на заставу к заранее намеченному сроку.

Несмотря на дальнюю дорогу, он наотрез отказался от чая, словно в извинение говоря, что солдаты, по-видимому, уже собрались, ждут, а он не хотел бы злоупотреблять их личным, и без того небогатым, временем.

Пограничники сидели в ленинской комнате. При появлении гражданского человека в сопровождении начальника заставы, замполита и офицера отряда они мгновенно, как по команде, встали, замерли по стойке «смирно».

— Сидите, сидите, товарищи, — воздев ладони кверху, попросил их Садиков, но, к удивлению ученого, солдаты заняли свои места лишь после команды Боева.

Первый ряд, ближе к лектору, занимали Шарапов, Гвоздев, неразлучный с ним Паршиков и Апанасенко. Боев разглядывал аудиторию, но и на задних рядах пустых мест не было.

Садиков вначале с интересом все присматривался к непривычной для него обстановке и неизвестно чему улыбался.

— Мне, к сожалению, в свое время не довелось послужить в армии, не позволило здоровье, — начал он тихим приятным голосом. — Но я помню, как в детстве зачитывался рассказами о подвигах Карацупы, как манила меня граница и все, что на ней происходит. Это, так сказать, к слову. Теперь я живу и работаю в приграничной области. Балтика, друзья мои, удивительный край. Тут уживаются южный каштан и трепетная уральская рябинка, на равных, как братья, соседствуют краснолистый клен и махровый боярышник, нежная магнолия и пирамидальный дуб. А как великолепен весной тот же платан, или древнее дерево гинкго!.. Конечно, я понимаю: сейчас у вас не так уж много свободного времени, чтобы любоваться красотами природы. Но когда-нибудь вы непременно возвратитесь сюда и увидите как бы сторонними глазами, по какой восхитительной местности пролегали ваши дозорные тропы. Одних только озер, прудов, ручьев, рек и речушек вокруг столичного города нашего края — больше ста! И сам город смело можно назвать центром науки, машиностроения, морским центром края… Все это восстановлено, реставрировано, отстроено заново уже после войны. — Голос Садикова понизился. — Страшные следы разрушения оставили после себя гитлеровские захватчики. Они предали огню не только творения человеческих рук, но безжалостно взорвали, уничтожили все, что служило человеку кровом, что давало ему пищу; не пощадили даже зверей из зоопарка… Страшно вспоминать, как эти бедные создания носились среди пожарищ и взывали о помощи, какой чад и зловоние стояло вокруг! Советский солдат спасал их, лечил от ран, когда рядом еще громыхал тяжелый бой… Поистине можно сказать, что наш прекрасный край восстал, словно мифическая птица Феникс.