Железные франки - Шенбрунн-Амор Мария - Страница 35

Франки к тому же были еще и знающими правоведами. Свое новое государство, не отягощенное обычаями, обязательствами и традициями, латиняне старались сделать безупречным, возвести на фундаменте разумного и справедливого законодательства. Со времен завоевания Иерусалима все законы королевства заносились на свитки иерусалимских ассиз, хранящиеся в храме Гроба Господня. Каждый ордонанс, принятый Высшей курией Иерусалима, запечатлялся на отдельном пергаменте красными чернилами, заглавная буква выписывалась золотом, и доставать эти бесценные документы из запертых сундуков могли лишь король, патриарх и виконты королевства. Во всех своих решениях суды руководствовались этим сводом, дабы управлять, охранять, держать, руководить, вести и судить каждого по правде, по закону и по достоинству. Даже поганым язычникам было даровано правосудие. Но заносчивые европейцы не отдали должного повсеместному использованию договоров и правил, и глубочайший интерес жителей Утремера к применению и толкованию ассиз остался незамеченным.

Но главное – франки стали отростками, впервые пересаженными так далеко от своего европейского древа в чащу иноверцев. Пока в Европе люди только слыхали, что в неведомых странах проживают химеры, грифоны, киноцефалы, люди со ртами и глазами на теле и прочие диковинные чудища, франки наглядно удостоверились, как велик и разнообразен этот мир. Им приходилось жить бок о бок с чуждыми им существами – с племенами, у которых были совершенно незнакомые европейцам наречия, внешний вид, обычаи и вера. Подобная близость невольно расшатывала привычные представления.

Через греков и мусульман до латинян доходила древнегреческая ученость. Ученый приор из Триполи, Гийом де Валенс, добрый приятель и ученый собеседник Эмери, перевел с арабского книгу познания Аристотеля «Secretum Secretorum», в которой обсуждалось множество полезнейших наук, от управления государством до астрологии, алхимии, медицины и магии. Однако всех накопленных познаний и умений, безграничной любви к Творцу, к его Земле, бесспорной правоты, упорства, героизма, отваги и силы франкам почему-то не хватало для окончательной победы над врагами.

Его высокопреосвященство Эмери, новый глава церкви и умнейший в Палестине человек, уверял, что окончательному торжеству латинян мешали их грехи.

–?Вряд ли у нас больше грехов, чем у врагов креста, – недоумевала Констанция.

–?Всевышний ревнив и возлюбленных своих сынов испытывает строже. Еще Марк Аврелий учил, что настоящий способ мстить врагу – это не походить на него. Франки, без сомнения, страстно любят Иисуса Христа, но, к сожалению, гораздо меньше любят Его заветы. Милосердие важнее силы, а мудрые правители нам нужнее, чем отважные воины.

Эмери говорил еще долго и наставительно, однако, чем больше библейских сравнений и латинских цитат приводил всезнающий пастырь, тем очевиднее становилось, что вся мудрость ученого патриарха, вся его набожность, все благочестивые изыскания в святых текстах и любознательные копания в античной трухе – все было напрасно. Один Бог знал, как победить Занги, но никому, включая его высокопреосвященство, верного пути не открыл. Зато мудрой правительницей вполне способна быть и женщина. Если Господь не побрезгует помощью Констанции, она, со своей стороны, воспользуется даже помощью ни на что доброе не годных мусульман.

Ника обходила деловой центр Иерусалима в поисках нотариуса. Ее «сузуки» было сто лет в обед, но, отдав Итамару все права на хозяйку машины, следовало оформить доверенность и на сам автомобиль. Входы в старые здания, построенные еще при британском мандате, были увешены латунными табличками офисов, но Нике не везло – она обходила подъезд за подъездом, терпеливо поднималась по стертым мраморным ступенькам, потерянно бродила по длинным темным коридорам, стучалась в закрытые двери, но все нотариальные конторы оказывались либо наглухо запертыми, либо оснащенными ничего не знающими и не ведающими секретаршами. Создавалось впечатление, что на Ближнем Востоке адвокаты c правом капать растопленным сургучом встречаются реже, чем амурские тигры на Дальнем.

И все же после упорных поисков один обнаружился – дряхленький пергюнт, назло жене каждое утро тщательно повязывающий галстук и добирающийся до офиса, дабы там с усердием мешать перенявшим дело отпрыскам.

Ветхий обломок юриспруденции, похожий на покосившийся гриб, давно переживший собственную клиентуру, редкой жертве страшно обрадовался. Важно велел молоденькой помощнице сочинить требуемый документ, а сам тем временем принялся рассказывать Нике во всех подробностях историю своей далекой юности, начиная с того момента, как он окончил в Киеве гимназию с золотой медалью, и семья послала его учиться в Вену. Там был антисемитизм, и Хаим уехал в Мюнхен. Там тоже свирепствовал антисемитизм, и старичок, собственно, тогда он, конечно, был желторотым отроком, двинулся дальше, в Брюссель, где тоже оказалось не без антисемитизма. Поэтому в 1937 году везунчик умудрился перебраться в Палестину.

–?Мы с Вальтером и Отто построили Тель-Авив, – скромно признался стряпчий, заметив, что молодая женщина слушает его, затаив дыхание. – Нахум будет говорить, что он тоже строил, но, ради бога, вы ему не верьте! Он так берег свои руки скрипача, что от него не было никакого толка! А в свадебное путешествие мы с Эстер поехали в Бейрут, там было почти как в Европе.

Старичок поправил фотографию цвета сепии, на которой улыбалась молодая пара, промокнул слезящиеся глаза аккуратно свернутым свежим батистовым платком. Выглядел он допотопнее Мафусаила, и не вызывало сомнений, что он и пирамиды строил. А вот Вальтер, Отто и Нахум, подобно невообразимым идиллическим вояжам по колониальному Среднему Востоку, остались лишь в его бережной памяти. Зато белый город Тель-Авив, несомненно, существовал, и у осевшего на своей земле Хаима появились многочисленные дети, внуки и правнуки. Их фотографии заполняли кабинет, и Нике пришлось узнать о каждом из них, что он редкий умница, исключительный талант, гордость семьи и надежда нации.

Когда исчерпались собственные потомки, нотариус расспросил заказчицу, откуда родом семья Ники, и долго вспоминал ее предков по материнской линии – киевских Рубинштейнов. Потом всплеснул руками: «Так это же Рубинштейны – родственники Елены Рубинштейн! Ну как же, как же! Очень, очень приличные люди». Наконец тщательно подписал доверенность, аккуратно накапал красного воска, любовно приложил ленточки, старательно оттиснул внушительные печати и довольно обозрел творение своих дрожащих рук.

Прощался он с Никой уже как с близким, родным человеком, долго тряс ее руку в старческих веснушчатых ладонях и настойчиво передавал сердечные приветы ее давно покойным предкам, хотя нормальное течение событий грозило предоставить ему шанс увидеться с ними первым.

Неуместный порыв обнять старикана Ника подавила.

Достопочтенные члены капитула изнемогали: заседания и допросы длились с раннего утра, приемная кишела просителями, однако патриарх настаивал на экзаменации басурманского знахаря, намеревавшегося лечить христиан, и игумен монастыря Святого Симеона, вздохнув, задал протокольный вопрос:

–?Где вы почерпнули ваши медицинские познания?

Высокий худой старик в чалме почтительно поклонился святым отцам и ответил по-французски, с сильным арабским выговором:

–?Я много лет тщательно изучал труды Галена, а также Ибн Сины, известного христианам под именем Авиценны. Ибн Сина учил, что заболевания вызываются мельчайшими существами…

–?Не мельчайшими существами, а грехами! – уточнил аббат собора Святого Петра.

Экзаменуемый покорно развел руками:

–?Также я основательно исследовал различные противоядия и пришел к выводу, что действенны только угли от сожженного тела дракона…