Энциклопедия философских наук. Часть первая. Логика - Гегель Георг Вильгельм Фридрих - Страница 47

хотя бы содержание было какое угодно, ибо нет никакого мерила его

истинности. Если мы раньше сказали, что люди издавна убеждены

в том, что назначение духа состоит в познании истины, то это означает,

далее, что предметы, внешняя и внутренняя природа, объект вообще

сам по себе таков, каковым он мыслится, следовательно,

мышление есть истина предметного. Задача философии состоит лишь в том,

чтобы ясно осознать то, что люди издавна признавали правильным

относительно мышления.

Философия, таким образом, не устанавливает ничего нового; то,

что мы получили здесь с помощью нашей рефлексии, есть само по

себе непосредственное убеждение каждого человека.

§ 23.

?) Так как то, что в размышлении обнаруживается истинная

природа вещей, столь же верно, сколь верно и то, что это мышление

есть моя деятельность, то эта истинная природа есть вместе с тем

порождение моего духа, и именно порождение этого духа как

мыслящего субъекта; она есть мое порождение со стороны моей простой

всеобщности, порождение моего духа как просто у–себя–сущего «я»

или, иными словами, порождение моей свободы.

Примечание. Часто можно слышать выражение: мыслить

самостоятельно, как будто бы этим высказывается что–то значительное; но на

самом деле никто не может мыслить за другого, так же как никто не может

есть и пить за другого; это выражение представляет, поэтому, плеоназм.

В мышлении непосредственно содержится свобода, потому что оно есть

деятельность всеобщего, следовательно, некоторое абстрактное

отношение к себе, некоторое у–себя–бытие, лишенное определений со стороны

субъективности, а со стороны содержания погруженное вместе с тем

лишь в предмет и его определения. Если поэтому говорят в отношении

философствования о смирении или скромности и о гордыне, а

смирение или скромность состоят в том, чтобы не приписывать своей

субъективности ничего особенного, никаких особенных свойств и дел, то

философствование, по крайней мере, нельзя обвинять в гордыне, так как

мышление по своему содержанию истинно лишь постольку, поскольку

оно углубилось в предмет, а по своей форме оно не есть особенное

бытие или действие субъекта, а состоит лишь в том, что сознание, как

абстрактное, ведет себя как освобожденное от всякой партикулярности,

4*

52

от всяких частных свойств, состояний и т. д. и производит лишь

всеобщее, в котором оно тожественно со всеми индивидуумами. Если

Аристотель требует, чтобы мы были достойны такого поведения, то

достоинство, которое придает себе сознание, состоит именно в том, что

оно отказывается от своего частного мнения и убеждения и отдает

себя во власть предмета.

§ 24.

Согласно этим определениям, мысли могут быть названы

объективными мыслями, причем к таким объективным мыслям следует

причислять также и формы, которые рассматриваются в обычной логике и

считаются обыкновенно лишь формами сознательного мышления.

Логика совпадает поэтому с метафизикой, с наукой о вещах,

постигаемых в мыслях, которые, как признавали раньше, выражают

существенности вещей.

Примечание. Отношение таких форм, как, например, понятие,

суждение и умозаключение, к другим формам, как, например,

причинности и т. д., может обнаружиться лишь в самой логике.

Но уже предварительно можно усмотреть, что так как мысль

стремится составить себе понятие о вещах, то это понятие, а следовательно,

также и его наиболее непосредственные формы — суждение и

умозаключение, не может состоять из определений и отношений, которые

чужды и внешни вещам. Размышление, сказали мы выше,

приводит ко всеобщему вещей, но само это всеобщее есть один из

моментов понятия. Что в мире есть разум, это означает то же самое,

что выражение: объективная мысль. Но это выражение неудобно

именно потому, что слово мысль слишком часто употребляется

в значении того, что принадлежит лишь духу, сознанию, а слово

объективное точно так же употребляется обычно в значении

недуховного.

Прибавление 1–е. Если говорят, что мысль, как объективная

мысль, есть внутренняя сущность мира, то может казаться, будто этим

приписывается предметам природы сознание. Мы чувствуем

внутренний протест против понимания внутренней деятельности вещей как

мышления, так как говорим, что мышлением человек отличается от

природного; мы должны, согласно этому, говорить о природе как о

системе бессознательной мысли, как об окаменелом интеллекте по

выражению Шеллинга. Во избежание недоразумений лучше не

употреблять выражения: мысль, а говорить: определение мысли. Логиче-

53

ское следует вообще понимать, согласно предыдущему, как систему

определений мысли, в которой противоположность между

субъективным и объективным (в ее обычном значении) отпадает. Это

значение мышления и его определений нашло свое ближайшее

выражение в утверждении древних философов, что миром правит ????,

или, в нашем утверждении, что в мире есть разум: под этим мы

понимаем то, что разум есть душа мира, пребывает в нем, есть его

имманентная сущность, его подлиннейшая внутренняя природа, его всеобщее

Более близким примером является то, что, говоря об определенном

животном, мы говорим: оно есть животное. Животного, кап такового,

нельзя показать, а всегда можно показать лишь определенное

животное. Животного, как такового, не существует, оно есть всеобщая

природа единичных животных, и всякое существующее животное есть

нечто более конкретно определенное, есть обособившееся. Но свойство

быть животным, род как всеобщее, принадлежит определенному

животному и составляет его определенную существенность. Если мы

отнимем у собаки животное бытие, то мы не сможем сказать, что она такое.

Вещи вообще обладают пребывающей, внутренней природой и внешним

наличным бытием. Они живут и умирают, возникают и исчезают,

род же есть их существенность, их всеобщность, и его не надо понимать

только как нечто общее всем его индивидуумам.

Мышление составляет не только субстанцию внешних вещей,

но также и всеобщую субстанцию духовного. Во всяком

человеческом созерцании имеется мьшление. Мышление есть также всеобщее

во всех представлениях, воспоминаниях и вообще в каждой духовной

деятельности, во всяком хотении, желании и т. д. Все они

представляют собою дальнейшие спецификации мышления. Если мы будем так

понимать мышление, то оно выступит в совершенно ином свете, чем

в том случае, когда мы только говорим: мы обладаем способностью

мышления на–ряду с другими способностями, как, например, созерцанием,

представлением, волей и т. д. Если мы рассматриваем мьшление как

подлинно всеобщее всего природного и также всего духовного, то оно

выходит за пределы всех их и составляет основу всего. От этого

понимания мышления в его объективном значении (как ????) мы можем

непосредственно перейти к мышлению в субъективном смысле,

объяснить, что оно такое. Мы говорим сначала: человек есть мыслящее

существо, но вместе с тем мы говорим, что он есть созерцающее существо,

волящее существо и т. д. Человек есть мыслящее существо и также

всеобщее; но он есть мыслящее существо лишь потому, что сознает все-

54

общее. Животное есть также в себе всеобщее, но всеобщего как такового

не существует для животного, для него есть всегда лишь единичное.

Животное видит; лишь единичное, например, свой корм, человека

и т. д. Новее это для него только единичное. Чувственное ощущение

также имеет дело лишь с единичным (эта боль, этот приятный вкус

и т. д.). Природа не доходит до осознания ????; только человек