Спецслужбы и войска особого назначения - Линник Татьяна Ивановна - Страница 79

Заполнив цистерны, патрулируем в заданном районе. Позиция наша прямо на экваторе, напротив того самого «Берега Маклая», где водил дружбу с папуасами наш знаменитый земляк. Экватор пересекали несколько раз в сутки. Сказать, что в лодке жарко, — это ничего не сказать. Днем под водой минимальная температура в большинстве отсеков +45. В электромоторном она доходит до +60. Температура забортной воды на глубине 100 м +30. У людей начались обмороки, тепловые удары. «Док» ползает по отсекам со шприцем, приводя в чувство теряющих сознание. Пятые сутки «утюжили» район. Даже индонезийцы вели себя странно: ничего не ели, не прикасались к принесенному с собой в полиэтиленовых пакетах сухому пайку (рис, галеты, еще что-то и две бутылки спиртного: виски «Блэк энд Уайт» и коньяк «Наполеон»), сидели поджав ноги на диване и потели…

Несмотря на жару, нервы наших офицеров не выдерживали: уж больно заманчиво выглядели белая и черная кошечка на этикетке «Блэк энд Уайта» и треугольник «Наполеона» на бутылке французского коньяка. Индонезийцы, перехватив наши взгляды, протянули нам напитки, мы, естественно, не отказались… Гости с ужасом наблюдали, как офицеры, обливались потом, исправно принимали пищу, предваряя ее, как положено, глотком спиртного…

До времени «Ч» (начала неограниченной подводной войны) оставалось менее суток. Пока район пуст. Кроме шумов косяка рыб акустики ничего не слышали. Вдруг… в очередной сеанс связи получили «радио». Командир заперся вместе с шифровальщиком с своей каюте. Что же там в шифровке?

С грохотом открылась дверь каюты. Командир приказал собрать офицеров и пригласил в кают-компанию офицеров-индонезийцев. Очень серьезно (но я неуловимым признакам видел, что он рад) командир прочитал шифровку. «С получением сего всплыть. Возвратиться в Битунг в надводном положении. В Битунге ждать дальнейших приказаний, не снижая боеготовности. Вопрос Освобождения Западного Ириана может быть решен мирным путем. Главком ВМФ». На лицах офицеров оживление. Индонезийцы заволновались. Старший майор пытался уговорить командира не принимать эту шифровку к исполнению. Говорил, что это, возможно, голландская провокация. Мы их успокаивали. Я разъяснил, что шифровка не может быть фальшивой. Слишком много должен знать противник, чтобы в специальной радиосети передать зашифрованный сверхсекретный текст. Бормоча «голланд хитрый», индонезийский майор отошел от меня.

Всплыли! Наверху — штиль, звезды с кулак. В нарушение всех канонов, благо море как зеркало, отдраили все люки, включая торпедопогрузочный и люк седьмого отсека. Выпустили наверх максимально возможное количество людей. Пошли домой, в пункт временного базирования еще недавно совершенно незнакомый нам, а теперь желанный Битунг!

Глядишь, и в Союз скоро вернемся!

В истории политики индонезийская авантюра Н. С. Хрущева не оригинальна. Достаточно вспомнить переход на службу в турецкий флот двух германских дредноутов «Гебен» и «Бреслау». Когда того потребовала военная обстановка, немецкие моряки надели фески и подняли флаги с полумесяцами.

В том далеком 1962-м Хрущев играл ва-банк и на Кубе, и в Индонезии. В сознании «вождя пролетариев» ожила идея «победоносного шествия всемирной революции». Ради этой химеры и был отдан зловещий приказ «топить всех!». Случай, Провидение, Вселенский Разум, Господь Бог и что еще!? — пронесли мимо нас эту чашу. И кто знает, сколько раз уберегала нас неведомая сила от «третьей мировой термоядерной».

(Н. Турбин. Топить их всех / Совершенно секретно. — 1994. — № 8.)

АФГАНСКАЯ ОПЕРАЦИЯ

Брежнев и его сподвижники, как известно, совсем не были склонны обременять себя доверительными беседами с управляемым ими народом. И советские журналисты не спешили оповестить мир о том, что происходит за закрытыми дверями ЦК. И в советском генштабе не устраивали регулярных «брифингов» для инкоров. Наоборот — и цекисты, и обслуживающая их пресса вкупе с КГБ и цензурой были озабочены тем, как бы понадежнее упрятать концы в воду и скрыть тайну. Так что вещие манделынтамовские слова — «мы живем, под собою не чуя страны» — в Советском Союзе оставались актуальны. И можно только посочувствовать многострадальному племени западных советологов, которым приходится, сравнивая и сопоставляя разрозненные факты, по крупице восстанавливать — словно доисторического динозавра по нескольким позвонкам — подлинную картину происходящего за стенами Кремля.

Плотным покровом тайны была окружена и «афганская операция». Среди западных экспертов до сих пор не утихают споры о том, в чем же заключалась ее истинная цель: одни утверждают, что вторжение в Афганистан лишь «первая ласточка», за которой должен был следовать советский рывок к Персидскому заливу и Индийскому океану. Другие говорят, что оккупация Афганистана — мера, направленная в первую очередь на охрану советских среднеазиатских республик от проникновения идей воинствующего ислама. Третьи считают, что Москва просто-напросто воспользовалась благоприятным моментом и прибрала к рукам то, что «плохо лежало».

Рано или поздно все тайное становится явным, и спустя год после вторжения в печать стала просачиваться информация, проливающая истинный свет на мотивы и намерения, толкнувшие кремлевских стратегов на афганскую авантюру. Немалая заслуга в этом принадлежит двум экспертам по Афганистану — английскому журналисту индийского происхождения Энтони Маскаренхасу и американскому востоковеду Зелигу Харрисону Им удалось встретиться и побеседовать со многими участниками и очевидцами афганской драмы и сделать собранные сведения достоянием гласности.

Чтобы понять первопричины событий, закончившихся вторжением 85-тысячного советского экспедиционного корпуса в пределы южного соседа, необходимо хотя бы вкратце ознакомиться с афганской историей предшествующего десятилетия. Испокон веку многочисленные племена, населяющие страну, враждовали между собой. И высшим судьей и последним аргументом в спорах и раздорах чаще всего оказывалась винтовка. Но даже и по афганским меркам история последнего десятилетия была особенно кровопролитной: в течение семи лет четыре раза менялась власть в Кабуле, и все четыре раза новое правление начиналось с похорон предыдущего властителя.

40 лет — с 1933 по 1973 год — Афганистаном правил Захир-шах. В 1973-м году Захир-шаха сверг его же первый министр Мохаммед Дауд, провозгласивший себя президентом, а Афганистан — республикой. Став у кормила власти, Дауд продолжал прежнюю афганскую политику нейтралитета с легкими реверансами в сторону северного соседа. Москва к нему относилась терпимо и особенных планов в отношении Афганистана не строила.

В это время в стране уже существовали две коммунистические фракции, связанные с разными этническими группами. Одна из них — Халк, возглавляемая Ноором Тараки и Хафизуллой Амином, вербовала своих последователей из числа жителей небольших городов и горных деревень и из среды военных. Другая — Парчам, под руководством Бабрака Кармаля, в большинстве состояла из выходцев из средних городских слоев и мелкой интеллигенции. Москва с самого начала больше благоволила к Парчаму и его лидеру Кармалю. Но коммунисты в середине семидесятых годов пользовались в исламском Афганистане весьма незначительным влиянием. И только после того, как Мохаммед Дауд стал все больше склоняться к западной ориентации и вместе с бывшим иранским шахом строить планы создания военного и политического союза, Кремль начал ратовать за слияние обеих коммунистических групп для противодействия Дауду.

Коммунистический переворот произошел 27 апреля 78-го года можно сказать на ровном месте.

Поводом к нему послужило убийство одного из лидеров Парчама — Мир Акбар Хайбера, последовавшая вслед за тем многотысячная демонстрация во время его похорон и начавшиеся за ней по приказу Дауда аресты коммунистов. Но Дауд промедлил — 27 апреля произошел переворот и Дауд был казнен.

Коммунистический режим в Афганистане был преподнесен Кремлю, что называется на блюдечке. Правда, у руля оказались не совсем те люди, на которых ставила Москва. Премьер-министром стал лидер Халка учитель Hoop Тараки, а Бабрак Кармаль, протеже Кремля, получил портфель заместителя премьера. Фактический же организатор переворота Хафизулла Амин на первых порах удовольствовался постом министра иностранных дел. Но с точки зрения Кремля, произошло главное — страна стала коммунистической. Неугодных же лидеров в Кремле надеялись поменять. И для начала посоветовали обеим группировкам объединиться. Через месяц после переворота в мае 78-го года обе группы слились в единую Народно-демократическую (коммунистическую) партию Афганистана.