Хозяйка Серых земель. Люди и нелюди (СИ) - Демина Карина - Страница 108

Горячая.

Лившаяся в каменный кубок…

Он совершил ошибку… но ведь все ошибаются? И теперь Боги простили… Боги умеют прощать, а вот люди…

Он растерянно оглянулся на тех, кто некогда, покорный воле его, исполнил приказ. Живы. И будут жить… будут ли?

Решение было простым.

Человек потрогал пальцы, радуясь тому, что не утратили они былой силы. Выдохнул. Зажмурился. И ударил ладонью в горло, надеясь, что хватит сил перебить гортань… шея оказалась вдруг удивительно мягкой, точно и не из плоти, из масла сделанной.

Боги и вправду были милосердны, подарив ему быструю смерть.

Небо сделалось черным.

Почти.

Сквозь черноту нет — нет да проступала характерная седина, этаким намеком, что недавняя буря ничего?то не переменила для Серых Земель, что продолжат они свое бытие, сохраняясь в обличье нонешнем, до самого конца мира. А может, и после оного, ведь существуют же они опричь этого самого мира. Впрочем, Себастьян осознавал, что конец мира и прочие катаклизмы не входят в его компетенцию. Да и в сферу личных интересов, собственно говоря, тоже.

Третья ночь близилась к исходу, а дорогой братец, точно издеваясь, продолжал хранить верность четырехногому обличью. Нет, Себастьян искренне верил, что братец оный старается изо всей мочи, но мочи этой ныне явно не доставало.

Волкодлак метался по двору замка, на который аккурат и выходил Себастьянов балкончик. Сам ненаследный князь, принявши позу, как ему виделось, вдохновенную и задумчивую разом, преисполненную глубочайшего символизма, наблюдал за метаниями.

Задумчиво.

И почесывая переносицу.

— Скажите… — он почувствовал присутствие Владислава, хотя тот и двигался совершенно бесшумно, — а у волкодлаков хороший слух.

— У волкодлаков? — Владислав глянул вниз. — Хороший. У этого, полагаю, и вовсе замечательный…

— Чудесно… а цепь у вас найдется? Такая, чтоб покрепче… и ошейничек, желательно.

Во взгляде Владислава отразилось недоумение.

— Ошейничек — это очень даже желательно…

— Простите, но вы…

— Хочу сохранить голову целой. Естественное, знаете ли, желание для всякой твари. Так что, поделитесь ошейничком?

Ошейника не нашлось. Но цепь Себастьяну понравилась. Прочная такая. С руку его толщиной, да еще рунною вязью покрыта, правда, покрытие местами стерлось, но все одно видом своим цепь внушала уважение.

— Дуся, ты мужа вернуть хочешь? Тогда попроси его надеть…

— А ты? — Евдокии цепь определенно пришлась не по вкусу. Мягко говоря, не по вкусу. Она потрогала ее, сковырнула ноготком и без того поистертое покрытие, покосилась на костыль, который Себастьян намеревался вбить в стену. Не сам, естественно, но с благою помощью Владислава, помощь сию предложившего весьма искренне.

Себастьян предполагал, что володарю всех Серых земель просто — напросто любопытно, чем закончится лечебный сеанс.

— А ко мне, Дусенька, у него и так обид наберется… он же ж злопамятный…

Лихо, о котором, собственно говоря, шла речь оскалился.

— И не надо. Не преувеличиваю я… а ты, дорогой, давай?ка, попытайся еще разок из шкуры выпрыгнуть…Стоило ли говорить, что цепь на могучую шею свою Лихослав надеть позволил. Обнюхал только.

Вздохнул.

И растянулся на холодных плитах.

— Брюхо не мерзнет? — Себастьян решил проявить родственную заботу, в надежде, что после о ней вспомнят. Если повезет, то даже с благодарностью.

Лихослав перевалился на бок, демонстрируя впалое брюхо, покрытое не то мелкою чешуей, не то столь же мелкою, гладкою шерстью.

Ясно.

Стало быть не мерзнет.

— Ну… замечательно… в перспективе, так сказать, что отдаленной, что ближайшей… ты пока отдохни… Дусенька, радость моя, можно тебя на пару слов?

Евдокия покосилась с немалым подозрением.

— Лично, Евдокия… надеюсь, я заслужил несколько слов наедине? — Себастьян сцепил руки в замок. Он отдавал себе отчет, что в костюме, любезно предоставленном хозяином замка, а потому исполненном по моде пятисотлетней давности, он выглядит, мягко говоря, несерьезно. Нет, ему шли, что широкие пышные штаны, прихваченные бантами под коленом, что чулки полосатые, что жилет, густо расшитый алмазами. От воротника кружевного, по заверениям Владислава, сохранившегося еще с той эпохи, Себастьян любезно отказался. И парик брать не стал.

Своих волос хватает.

— Но…

— Он не замерзнет, — Себастьян подергал цепь, надеясь, что на деле она столь же прочна, как и с виду. — А если вдруг, то поговорим и спустишься, обогреешь…

Уходить Евдокии не хотелось.

А вот ей наряд из темно — алого бархату шел и весьма. Особенно вырез радовал. А вот сама Евдокия в фижмах чувствовала себя несколько неудобственно. Этакою актрисою без театра. Впрочем, она крепко подозревала, что театр ей разлюбезный родственничек, выглядевший чересчур уж довольным для нонешних обстоятельств, организует.

В том, что Себастьян задумал пакость, у Евдокии сомнений не было. Глаза сияют, хвост к ногам ластится… оставалось надеяться, что пакость будет не просто так, а предметно полезною.

…желательно такой, которая поможет Лихославу.

Евдокия запретила себе думать о том, что, быть может, ее супругу помочь и не выйдет. Он пытался… он из шкуры вон лез, да только не вылез.

— Дусенька, — Себастьян остановился на лестнице. — Ты же хочешь вернуть моего братца в человеческое обличье? Конечно, цепной волкодлак — скотина в хозяйстве полезная… на нем и ездить можно, и пахать, но вот о двух ногах он мне как?то привычней.

— Что ты задумал?

— То, что сработало один раз, с большой долей вероятности сработает и во второй, — Себастьян улыбнулся во все клыки. — Главное, Дусенька, будь собой… думаю, у тебя получится.

Вот теперь она и вправду забеспокоилась.

Лестница делала виток за витком, была узкою, с высокими крутыми ступенями, и негодною для применения барышням в фижмах. Идти приходилось бочком. Платье шуршало. Пауки, которых в лестнице, видать, весьма и весьма редко используемой, спускались пониже, не то желая полюбоваться шитьем на бархате, не то дурой, которой вздумалось оным бархатом стены вытирать.

Себастьян вот скакал до отвращения бодро.

— Прошу, Дуся, — сказал он, распахивая кривоватую дверцу, которая при том издала душераздирающий скрип. — Пришло время взглянуть на проблему с другой стороны.

Вышеупомянутой проблеме надоело лежать, а может, камень все ж холодноват был. Как бы там ни было, но будущий — Евдокия все же надеялась на сие — князь Вевельский восседал посеред двора, обвивши лапы чешуйчатым хвостом. Сверху он гляделся не таким уж и крупным…

— Воздух?то какой… — Себастьян вдохнул полной грудью. — Звезд вот нет. Плохо.

— Почему?

— Со звездами и луной было б романтичней. Дусенька, подвинься от туда, — он указал пальчиком в угол балкона. А следовало заметить, что упомянутый балкон был не столь уж велик. И Евдокия, вернее платье ее, занимала большую его половину. Но подвинуться она подвинулась.

— Чудесно!

Себастьян подтянул пояс, склепанный из широких пластин, цепь рыцарскую поправил, еще раз вздохнул и встал на одно колено.

— Дуся! — он простер руку к Евдокии, и с немалым ужасом она увидела в этой протянутой руке черный футляр весьма характерного вида — Стань моей женой!

В другой руке появился букетик незабудок.

Откуда он их только выкопал?

— Что? — Евдокии показалось, что она ослышалась.

Или овиделась?

Она закрыла глаза. И открыла. Себастьян никуда не исчез, стоял, как и прежде, на одном колене, с рукою протянутой. Только крышечка с коробки исчезла куда?то, и в ней, в черной, поблескивало кольцо.

— Издеваешься?

— Немного, — не стал спорить ненаследный князь и с колен все же поднялся. А и то, камень был до отвращения тверд, а чулки, хоть и из шерсти вязаные, плотные, а все одно не настолько плотные, чтобы не чувствовать ни твердости, ни холода. — Незабудки возьми. Тебе.

Евдокия взяла.

Она вдруг поняла, что это все происходит на самом деле.