Крестная мать - Барабашов Валерий Михайлович - Страница 74

Заряженный «Макаров» нашелся в тумбочке, у тахты. Петушок передернул затвор, глянул на Татьяну — может, я? Она, тоже в перчатках, с белым ожесточившимся лицом, отняла у него пистолет, взяла его обеими руками, приставила к груди Бизона…

— Подушку! — сказал Петушок.

Она кивнула, поняла, подождала, пока он найдет в кладовке подушку, положит ее на грудь Бизона, и — выстрелила. Выстрел прозвучал глухо. Можно было подумать, что в квартире Бизяева что-то упало или хлопнула пробка шампанского;

Жорка дернулся, открыл на мгновение пьяные, дикие от водки и боли глаза, что-то коротко нечленораздельно промычал… Смерть его была легкой и быстрой.

— Это тебе за Алексея, — твердо выговорила Татьяна.

Петушок взял у нее пистолет, вложил в правую руку Бизона.

— Пошли. Нам тут больше делать нечего.

Они потушили свет и, бесшумно, как вполне обу-’ ченные террористы, вышли из комнаты.

В подъезде было темно (Игорь с Петушком погасили свет), увидеть их никто не мог. Да и кто бы следил в два часа ночи?! Ни одно из окон в доме не светилось, глухой звук выстрела никого не разбудил. Царствовал в доме и во всем городе Его Величество Сон.

«Кадиллак» дожидался седоков за соседним домом, в тени угрюмых железных гаражей. Игорь тихо, без огней, тронул машину, выехал на магистральную улицу и только тогда включил габаритные огни.

— Жорка сказал мне… когда мы выпивали… — У Изольды все еще клацали зубы. — Серега… сгорел в гараже… когда мы уехали, наверное, начался пожар… Только я не понимаю, кто поджег.

— «Козел»! — тут же сообразил Петушок. — Мы его, видно, толкнули, когда возились…

— Что ж, один остался, Дерикот, — мрачно отметила Татьяна.

Никто не отозвался на эти слова, каждый по-своему переживал казнь бандита.

— В случае чего, ребята, и ты, Изольда… — снова заговорила Татьяна. — Это я одна сделала, поняли? Вас там не было, никто ничего не знает.

— Успокойся, крестная, — Игорь ободряюще повернул голову к Татьяне. — В самоубийство Бизона можно поверить. Пил, с психикой не все в порядке было. Это и Феликс знает, и все остальные на нашей фирме. Так что…

— А как ты объяснишь, где катался полночи на «кадиллаке», если вдруг Феликс узнает, что машины в гараже не было?

— Ну… скажу, что с девушкой катался. Попрошу прощения, бензин, мол, за мой счет.

— Годится, — одобрил Петушок. — Только ты предупреди кого-нибудь из девиц, договорись.

— Ладно, не учи. Я уже договорился с одной. Девка что надо, не подведет. А мозги я ей, конечно, запудрил. О другом сказал.

И к Игорю вдруг запоздало и не к месту, наверное, явился страх. Руки, как и у Изольды, мелко и противно подрагивали на руле «кадиллака». Не лучше было бы, в самом деле, потихоньку стукнуть в милицию о преступлении Бизона? Там бы разобрались. И все, кто сидел сейчас в машине, не были бы причастны к преступлению — надо называть вещи своими именами. И крестная не стала бы той, кем теперь стала. И они не принимали бы участие в самосуде. Закон есть закон, нужно поступать в соответствии с ним, что бы ни случилось. Со школы учили!.. Конечно, милиция может и поверить в самоубийство Бизона, тогда гора с плеч. Хотя… А если не поверит? Если будет искать кого-нибудь? Если Изольду или всех видел какой-нибудь не спящий лунатик?

Он не смог подавить растерянного и отчетливого, видимо, сожалеющего вздоха, потому что Татьяна тотчас прореагировала:

— Я же сказала, ребята, не думайте об этом. Я отомстила за мужа. Сама. Одна. Купила пистолет, втерлась к этому негодяю в доверие, пришла к нему домой и застрелила. Все. Пусть судят, если будут искать, найдут… Я ничего теперь не боюсь. Я все в этой жизни потеряла.

Ей никто не ответил — думали. События минувших дней тяжким грузом давили душу всех четверых. Они понимали, что милиция, возможно, станет скрупулезно разбираться, и неизвестно, чем все кончится.

— Алексея надо достать… похоронить по-человечески. Рядом с Ванечкой, — нарушила Татьяна тягостное молчание. — Да и того парня, что утонул… Только как это сделать? Как сообщить милиции?

— Как сообщишь, крестная? — возразил Игорь. — Милиция тут же догадается… ну, ты понимаешь.

— Да, наверно… Я не знаю, как! — всхлипнула Татьяна. Ужас добрался и до ее души. Она только сейчас поняла, чем все может обернуться. Но — поздно слезы лить! Поздно!

— Надо что-то придумать, ребята, — плачущим голосом попросила Изольда. — Вы же мужчины. Думайте! Негоже оставлять там… — хотела сказать «человека», внутренне поправила себя. — Алексея. Да и Вадима, конечно. Может, кто-то случайно увидел, или рыбачил… лунку долбил? Там же, я поняла, не совсем болото, река когда-то была, а потом отвернула, так?

— Так, — встрял Петушок. Он тоже напряженно думал над ситуацией. Все трое, убившие Алексея, мертвы. О месте нахождения трупов теперь знают только. они, мстители… А как сообщить органам? А не сообщать? Так оставить? Но Татьяна Николаевна же попросила похоронить мужа рядом с сыном…

— Ну что, нам самим вытаскивать? — взмолилась Татьяна. — И нанимать… кого? Как? Что говорить людям?

— Может… позвонить в милицию, сказать, что бродил, вот, по лесу, увидел свежую полынью, чью-то шапку… — фантазировал Игорь. — Мне, допустим, позвонить?

— Они же в разных местах! — простонала Татьяна. — Какая шапка, Игореша? Тебя сразу же заподозрят, начнут на допросы таскать. Нет-нет, ничего не придумаешь. Мне нужно идти в милицию и во всем признаваться. Да, знала, что убил Бизон, а я убила его. И пусть меня судят одну. Я ни под какими пытками ничего о вас не скажу!

— Таня, успокойся! Что ты?! — заволновалась Изольда. — Погоди, надо все хорошенько обдумать. Алексея, конечно, нужно поднять, я согласна. А тот, Вадим… да пусть лежит, что ли… Он же… Ну, чего объяснять?

— Успокойтесь, женщины! — кажется, один Петушок знал, что делать и как себя вести. — Не нужно паники, прошу вас, мы только себе напортим. Бизон наказан, и это главное. Вадика и Серегу Бог наказал, мы их не убивали. А как узнать… вернее, как сообщить милиции, где лежит тело дяди Леши, надо подумать. Но Игорю сейчас нужно будет от всего отказаться — он же приезжал за Вадиком тогда! Отец может вспомнить, во дворе кто-нибудь да видел — очень уж заметная машина у шефа, Игорек.

— Я придумаю что-нибудь, придумаю, — махнул тот рукой. — Заехал, поговорили, подвез до киоска, Вадик купил сигарет, пошел по своим делам… Да тут знаешь сколько можно наговорить!

Татьяна сжимала виски.

— Игореша, сынок, можно побыстрее домой? Голова разламывается.

«Кадиллак» плавно и послушно прибавил скорость. В машине снова повисло тягостное молчание. Ночной город был пуст, холоден и равнодушен. Мела поземка. Длинная, плохо освещенная улица все никак не кончалась, сильные фары с трудом пробивали снежную круговерть. И у всех четверых родилось вдруг ощущение, что комфортабельная заморская машина с баром, телевизором и телефоном в салоне завезла их в тупик, из которого никогда уже не выбраться…

— Остановись, Игорь! — вскрикнула вдруг Изольда. — Мы же дураки все! Дураки! Никто не поверит в самоубийство Бизона! Там же сплошные… следы… или как их назвать… доказательства!

— Какие следы?

— О чем ты, Лиза?

«Кадиллак» резко затормозил, машину даже немного занесло на скользкой снежной мостовой.

— Я ведь не убрала посуду! — сдавленно, распахивая на груди шубку, бормотала Изольда. — Тарелки, рюмки, фужеры!.. Любой догадается, что Жорка был не один!.. И с чего вдруг самоубийство? Кто с ним был? А отпечатки пальцев?! Дерикот может вспомнить, что Жорка приглашал меня в гости, насильно, можно сказать, тянул. Он тут же вспомнит. Надо было хотя бы отпечатки пальцев убрать, быстренько перемыть посуду. Тогда пусть думают.

— Да, о посуде и я не подумал, — покаялся Петушок. — Это же элементарно.

— Поехали назад! — приказала Татьяна. — Зачем Лизу ставить под удар? Я там была, я! И должны быть мои отпечатки пальцев, в крайнем случае.

— Татьяна Николаевна, там ничьих не должно быть отпечатков! — резонно заметил Петушок. — Посуду надо было перемыть, да. А сейчас мы заберем ее с собой — ту, из которой Изольда Михайловна ела-пила. И все.