Любовь не терпит отлагательств (СИ) - Никитина Светлана Валерьевна - Страница 65

Я мимо воли улыбнулась. Все-таки он все бросил и поехал меня спасать. Поэтому, не смотря на кольцо окружающих нас врагов, я всегда чувствую себя за ним, как за каменной стеной.

Я подошла и села рядом с ним, поджав под себя ноги и обняв мужа за шею.

- Я так боялся не успеть, - вдруг прошептал он, погладив мою руку. – Как чувствовал, что не найду тебя у подъезда, что ты полезешь под пули.

- Нет, - тихо и мягко возразила я. – Просто так вышло. Я вовсе не люблю оказываться под пулями.

- Пожалуйста, не спасай больше никого, - Андрей обнял меня, уложив к себе на колени, как ребенка.

- Так получилось. Вовка переволновался и наломал дров. А вот то, что ты просишь, я не могу обещать: как я могу не спасать людей, которых люблю? Если бы тебе грозила опасность, я бы сделала все невозможное, чтобы оградить тебя от нее.

Андрей уже давно уснул, а я все никак не могла сомкнуть глаз – перед внутренним взором стояло его лицо. Лицо Андрея в момент выстрела. В момент контрольного выстрела. Потому что надо добить… Потому что… это не в первый раз. Потому что он знал по собственному опыту, что свидетелей нельзя оставлять в живых.

Я снова попыталась опустить веки, но поспешила вновь их распахнуть. Снова его лицо. Непоколебимое. Решительное. Равнодушное. Спокойное. Знающее. И жестокое… Жестокое… Такое, какого я никогда у него не видела. Которое никогда не имело отношения ко мне. Но которое проступает на поверхность… иногда.

Я несколько раз вздохнула и обернулась посмотреть на Андрея. Он лежал ко мне спиной и определенно спал. Я снова вздохнула в нерешительности и, наконец, придвинулась и прижалась к его спине. Было немного странно сейчас чувствовать к нему любовь и опаску одновременно. Но мое сердце упорно рвалось к Андрею… каким бы он ни был - восхитительно опасным, непредсказуемо пугающим, волнительно нежным или всеобъемлюще любящим. Он вмещал в себе столько мощных противоречий, что на первый взгляд его сущность казалось отталкивающей, но я не могла не признаться себе в том, что отдала бы все на свете, лишь бы ему было хорошо, и лишь бы мне быть с ним.

Я снова закрыла глаза и на этот раз ничего не увидела, ощутив руками приятное тепло его кожи, ее едва уловимый запах, и настоящее умиротворение от осознания его физической близости ко мне.

Глава 18.

Я открыла дверь пятнадцатой палаты и вошла в совершенно белую комнату, слепящая белизна которой усугублялась пасмурным небом за окном. Я приблизилась к обернувшемуся Вовке, который бдел у постели возлюбленной, держа ее за изящную руку. Наверное, я прервала их беседу. В комнате явно ощущалось тягостное напряжение.

Вовка смотрел – не только на меня или на Надю – на любой предмет в палате со страдальческим выражением лица. Надя, лежавшая на двух высоких подушках, смотрела приветливо.

- Привет, - неловко сказала я обоим сразу.

Они нестройно повторили за мной.

- Это тебе, - поставила я цветы в вазу на тумбочке, стала выкладывать гостинцы, которых было довольно много, поскольку мне было не просто угадать предпочтения незнакомого человека – купила всего и побольше. – Чтобы скорее поправлялась. Тут книги, журналы, кроссворды, если, конечно, ты не против такого такой формы досуга… - я оглянулась на внушительную плазменную панель на стене.

Надя, бледная, с синяками под глазами, слабо улыбнулась.

- Спасибо, я с удовольствием. Правда, Вова совсем не дает мне скучать.

Голос прозвучал тихо, нежно и мелодично. Бледность и усталость в глазах лишь подчеркивали ее очаровательную внешность. Ну и где справедливость? Всем бы так!

А, если серьезно, то даже в таком состоянии Надя оставалась феноменальной красавицей.

- Неудобно, что знакомимся при таких обстоятельствах, - нервно улыбнулась я одними губами. – Как ты… сегодня? Лучше?

Надя кивнула без выраженного энтузиазма.

Я опустилась на свободный стул и завела светскую беседу. Надя слегка расшевелилась за время разговора и отвлеклась от воспоминаний вчерашнего вечера. Однако слабость все же нагнала на нее дремоту.

Покончив с любезностями, мы с Вовкой вышли из палаты и стали медленно прохаживаться по чистому коридору, в котором не пахло ничем, кроме чистоты - и не хлоркой даже, а хорошим уходом за больницей и пациентами, ну и еще легким флером чьих-то хороших духов.

- Как она себя чувствует? – спросила я брата, который сегодня был особенно малоразговорчивым.

- Нога в порядке. Пуля попала в мышцу, кость не задета, - надтреснутым от утомленности после бессонной ночи голосом ответил Вовка. – Правда, Надя до сих пор не может отойти от шока.

- По-моему, ты тоже, - озабоченно заметила я. – Тебе тоже необходимо отдохнуть. Ехал бы домой. Тебе поспать надо.

- Я ее одну не оставлю, - упрямо покачал он головой.

Он обессилено рухнул в одно из кресел в коридоре и спрятал лицо в ладонях.

Я села рядом.

- От тебя в таком состоянии мало толку, - мягко увещевала я. – Здесь замечательный персонал, за ней присмотрят. Поехали, отвезу тебя.

- Нет, - резко отдернул он локоть, лежавший на подлокотнике, словно ошпарившись. – Я не такой бесчувственный скот, как твой муженек! Запудрил тебе мозги! Задурил голову!

- Ты опять начинаешь? – нахмурилась я. – Не говори о нем в таком тоне. Андрей этого так не оставит, он обязательно воздаст этому Одинцову за пока что безнаказанные «шалости». И ты должен быть ему благодарен за это. Я требую уважения к себе и своему мужу! Он – единственная твоя надежда на освобождение твоей Нади, если ты, конечно, не передумал. Как только Андрей накроет Одинцова, Надя – свободна!

- Да ты понимаешь, с кем связалась?! Мне тебя жалко! Из-за его «бизнеса» страдать будешь ты! Сейчас пострадали твои родственники…

- Дело не только в том, что Надя как-то связана со мной и Андреем! – взорвалась я. – Мы и знакомы то не были. Я более, чем уверена, что ее «начальник» сам подкинул идейку использовать в качестве наживки пешку! Потому что ему не жалко ее, не жалко, если ее там насмерть положит шальная пуля, хоть она его и обслуживает! Этот мерзавец вытер об нее ноги, попользовался и выбросил: «Убьют – не жалко! Отработанный материал!». Вот кого вини! А не нападай на тех, кто готов тебе помочь!

Из-за одной из дверей высунулась женщина в белом медицинском облачении:

- Девушка! – шикнула она. – Вы что себе позволяете? Здесь больница, а не стадион. Чего орете!

И скрылась.

Я посмотрела на Вовку, который съежился на кресле, предаваясь депрессии. Ну и пусть занимается поиском виновных! Не хочет замечать очевидных вещей – не надо! Всегда легче нападать на того, кто не даст тебе отпора – на своих близких! Ну и глупец!

Кипя праведным гневом, я быстро зашагала прочь, со злостью стуча каблуками.

В душе бушевала буря негодования. Хочет предаваться унынию – пожалуйста! Но я не люблю, когда меня пытаются утянуть за собой. Тем более в пучину депрессии! Не люблю я хандрить.

И как у него язык поворачивается так поносить Андрея?! Неужели – даже при какой-то личной антипатии – нельзя оставить свое мнение при себе? Ведь совершенно очевидно, что мне это неприятно! Как будто он – Вовка – это специально! Как будто мне и без него не достаточно переживаний из-за… бандитизма моего мужа.

Я снова и снова невольно вспоминаю этот жестокий взгляд, лишенный мысли о возможном помиловании.

Я и предположить не могла, что Андрей может быть таким…

Я десятки раз рассуждала сама с собой, что будь он белым и пушистым, он не стал бы тем, кем есть сейчас.

Просто… я своими глазами, лично, еще не видела его «профессиональных» качеств.

И этот еще! Брат, называется! Зачем подливать масла в огонь?! Я и так места себе не нахожу.

Я резко дернула дверцу красного, ну прямо-таки краснючего, Лексуса, и села за руль.

Лишь проехав несколько кварталов, я стала более-менее успокаиваться. Дорога умеет упорядочивать мысли.