Поджигатели (Книга 1) - Шпанов Николай Николаевич "К. Краспинк" - Страница 170

Перед радиоагитаторами политической службы франкистов росли вороха иностранных газет, соревнующихся в предсказаний часа вступления франкистов в Мадрид. По их следам шла и французская пресса. И не только реакционная. Французские социалисты во главе с Блюмом вторили крайним правым, даже опережали их в изобретении способов окончательного и скорейшего удушения Испанской республики. Английская пресса, славившаяся осведомлённостью, давала сообщения «из авторитетных источников» о том, что Мадрид падёт уже пятого, но официальный въезд Мола состоится седьмого.

Цена всем этим предсказаниям была равна нулю.

Если бы правительство Испанской республики подняло голос, весь мир, мир простых людей, миллионами глаз вглядывавшихся в строки телеграмм, понял бы, что победный шум франкистов рассчитан главным образом на тех, чьи биржевые дела зависят от успехов «каудильо».

Но правительство Ларго Кабальеро хранило молчание.

Курсы испанских бумаг на биржах Парижа и Лондона ползли вверх.

…Гаусс сожалел, что массив гигантского парка Каса дель Кампо делает невозможным визуальное наблюдение за наиболее интересующим его участком. Гаусс уже дважды менял наблюдательный пункт. Он счёл себя вправе пренебречь всеми предостережениями адъютантов и, вместо того чтобы возиться с картами в кабинете, самому влезть на колокольню. Это ещё не был тот фронт, где рвутся снаряды и свистят пули, — на таком фронте он не был никогда в жизни и, вероятно, не побывает. Но все же и оттуда, где он сейчас находился, отчётливо слышались залпы батарей, видны были разрывы снарядов и клубки шрапнелей.

Гаусс приказал дать разведсводку со схемой расположения противника.

Он посмотрел на карту. Его интересовало, какие республиканские части обороняют район парка и Университетского городка. Там значилась Интернациональная бригада. Своим правым флангом она примыкала к группе анархистов.

— А ПОУМ?.. Где милиция ПОУМ? — спросил Гаусс.

Это было сказано таким недовольным тоном, словно стоявшие рядом с ним офицеры распоряжались дислоцированием частей и по ту сторону фронта. Офицеры переглянулись, как бы спрашивая: «Кто из нас допустил такую грубую ошибку, что ни один участок республиканского фронта не был занят милиционерами Нина?»

Затянутым в перчатку пальцем Гаусс ткнул в то место, где жирная красная черта, проведённая у края Каса дель Кампо, обозначала расположение Интернациональной бригады.

— Эти наделают хлопот.

Пробежав всю линию фронта, палец остановился на правом фланге франкистов.

— Только идиоты могли ослабить этот фланг.

— Тут у красных бригада Листера, она очень потрёпана, — доложил Отто.

Гаусс поднял палец так, точно хотел постучать по лбу адъютанта.

— Учись смотреть не только на номера частей, но и на имена их командиров… Своих и вражеских!

Он повернулся и стал спускаться с колокольни.

Сквозь кожу перчатки Гаусс чувствовал холодную шероховатость каменной стены. Он осторожно ступал со ступеньки на ступеньку. Они были крутые и высокие, с обтёртыми до блеска краями.

На середине лестницы генерал приостановился и, не оборачиваясь, сказал Отто:

— Сейчас же поезжай к тому из офицеров, кто наблюдает за этими… — он нервно потёр висок. — Одним словом: на участках против Интернациональной бригады и этого, как его… Листера необходимо пустить в ход наши новые огнемёты. Иначе там будет много хлопот!.. Больше, чем по силам этим испанцам, — с презрением добавил он.

Когда Отто уже повернулся было, чтобы итти исполнять приказание, генерал вдруг окликнул его:

— Постой-ка! Скажи там, чтобы ни артиллерия, ни бомбардировщики не повредили телефонную станцию в Мадриде.

— Слушаю-с.

Гаусс пожевал губами и, глядя в глаза адъютанту, добавил:

— М-мм… Эти дураки там, у Мола, чего доброго, не понимают, что станция будет нужна им самим! — Он махнул рукой и неожиданно сердито бросил: — Иди!

Гауссу показалось, будто в глазах Отто мелькнула усмешка, хотя генерал и был уверен: здесь никто не знает, что пакет акций мадридской телефонной компании, по дешёвке скупленный у испанцев, лежит у него в кармане. Он, нахмурившись, неприязненно посмотрел в удаляющуюся спину адъютанта и продолжал осторожно, по-стариковски подрагивая коленками, спускаться с колокольни.

19

Цихауэр не был в бригаде с того самого дня, как она прибыла в Мадрид. Он как будто даже забыл, что вызвался исполнять обязанности художника бригадной газеты, и целыми сутками напролёт бродил по Мадриду, жадно разглядывая прекрасный город.

Чем дольше он бродил по улицам, тем больше убеждался в том, что до сих пор не имел представления об испанской культуре. Оказывалось, что сокровища Прадо, знакомые ему по копиям и репродукциям и тщательно спрятанные теперь республиканцами в подвалы от фашистских бомб, далеко не исчерпывали испанского искусства в том величии, в каком оно, живое, вставало теперь перед художником. Оно было огромно и прекрасно! Ему казалось, что недостаточно всей жизни, чтобы успеть впитать богатства, открывавшиеся ему в каждой таверне, в каждом дворце, в каждом камне старых домов. Сначала он боялся, что всё это будет разрушено фашистскими бомбами прежде, чем он успеет увидеть. Чем дольше он ходил по улицам, тем больше убеждался, что бомбы, падающие с немецких и итальянских самолётов, чаще всего разрываются в самых людных местах: возле летучих митингов и собраний, рядом с очередями женщин, ждущих молока или мяса, на площадках для детских игр.

Цихауэр перестал думать о сне и пище. Как ни влекла его старина, но вместо живописных руин памятников искусства его карандаш неутомимо заполнял страницы альбома уличными сценами, где на первом плане были дети. Дети играли в садах, на площадях, на асфальте проспектов и на древних камнях узких проулков. В эти дни маленькие мадридцы жили своею собственной жизнью. И, словно угадывая, что дети — самое дорогое из всего, что было в стенах осаждённого города, итало-немецкие лётчики охотились за детьми. В них бросали бомбы, их расстреливали из пулемётов длинными заливистыми очередями.