Поджигатели (Книга 2) - Шпанов Николай Николаевич "К. Краспинк" - Страница 60

— В общем это пустяки. Я на вас не сержусь! — заявил Джон. — Смотрите только, чтобы вас не надул Буллит в той спекуляции, которую вы с ним затеяли.

— Буллит меня? — Доллас рассмеялся скрипучим долгим смехом.

— Приглядывайте за ним. Этот лягавый из тех, что норовят таскать дичь из-под носа хозяина… Президент это скоро почувствует.

Неожиданно Ванденгейм спросил адвоката:

— Вы передали Буллиту последний чек?

— Разумеется.

— Без удержаний?..

Доллас пожал плечами и обиженно отвернулся.

— Нужно дать ему деликатное поручение… Впрочем, лучше не впутывать в это дело Буллита, — сказал Джон. — Ведь вы и сами близки теперь с Абетцем?

— Более или менее.

— Мне нужно встретиться с Герингом.

— Такое дело требует времени.

— Его-то у меня и нет.

— Абетцу придётся ехать в Германию.

— Пусть летит завтра же!

— Приём у Геринга, говорят, расписан на месяц вперёд.

Ванденгейм резко остановился посреди комнаты и проговорил:

— Он должен принять меня не позже следующей недели.

2

Шверер был раздосадован: намеченный отъезд в Чехословакию вдруг отложили. Гаусс объяснил ему эту отсрочку тем, что англичане, с которыми должен был отправиться Шверер, отложили свой выезд.

— Не я должен был ехать с англичанами, а англичане со мной, — сдерживая раздражение, сказал Шверер. Ему показалась обидной эта зависимость от англичан.

— Весьма любезно было со стороны англичан пригласить вас в качестве немецкого наблюдателя в их комиссию, — возразил Гаусс.

Шверер недовольно фыркнул: опять наблюдатель! Опять партикулярный пиджак, опять зависимость от каких-то штатских субъектов, которых он заранее презирал. Он уже знал по опыту, что значит быть «наблюдателем». Положительно ему не везло. Не ради же удовольствия хотел он побывать в Чехословакии, где ему предстояло воевать и одержать победу над передовым западным отрядом ненавистного славянства — чехами. Ему не терпелось осмотреть театр военных действий, которому суждено стать мостом к восточному пространству, мостом, по которому он, Конрад фон Шверер, поведёт полки германцев!

Не подозревая того, что Геринг именно его назвал в качестве жертвы провокации, задуманной Гитлером, Шверер нетерпеливо стремился навстречу собственной смерти. Он был далёк от мысли заподозрить что-либо недоброе в том, что Гаусс пригласил его к себе и заставил в своём присутствии передать Прусту все дела, не исключая и далеко идущих планов подготовки восточной кампании. Ему не приходило в голову, что все его слова Гаусс воспринимал как своего рода предсмертную исповедь. В мерно покачивающемся носке лакированного сапога Гаусса, в блеске его монокля было столько спокойствия, что предположение о его участии в плане убийства Шверера не пришло бы в голову даже тому, кто и знал о предстоящей провокации.

Инициатива отсрочки отъезда Шверера, давшей Гауссу возможность передать военную часть заговора против Чехословакии из рук Шверера Прусту, не исходила от Гаусса, и тем не менее именно он был её виновником. Вот как это случилось.

В последний день пребывания миссии лорда Крейфильда и Монтегю Грилли в Берлине британский посол Невиль Гендерсон устроил в их честь приём. Тут-то Гауссу и представилась редкая возможность проверить в личной беседе с французскими и британскими дипломатами то, что он уже не раз слыхивал из уст Риббентропа и от Нейрата, но что все же представлялось ему почти невероятным. Здравый смысл Гаусса отказывался признать за англичанами и даже за французами ту меру безрассудства, граничащего с безумием, какою нужно было обладать, чтобы дать возможность немецким дипломатам с уверенностью утверждать, будто у Германии в чешских делах руки развязаны так же, как они были развязаны в вопросе с Рейнской областью и с аншлюссом Австрии. Гаусс отлично знал, что он не является единственным немецким генералом, у которого чешутся руки затеять драку в Судетах и отхватить хотя бы часть чешских земель. Но он хорошо знал и то, что не одинок в желании соблюсти некоторую осторожность и отложить авантюру до времени, когда немецкая армия будет готова к серьёзным боям.

В минуты острых сомнений он, подобно многим своим коллегам-генералам, готов был пойти даже на арест Гитлера во имя спасения серьёзных военных планов реванша от преждевременного провала. Однако он хорошо знал и то, что для ареста Гитлера нужно выбрать момент острейшего политического кризиса, угрожающего Германии бедами или крупным провалом на международной арене. Такой политический кризис мог возникнуть в Европе вследствие попытки захвата Судетской области. Многие из генералов до сих пор были убеждены, что если не Англия и Франция вместе, то уж во всяком случае Франция, а следовательно, и СССР выступят. Тогда могло произойти то, чего генералы боялись как огня, — быстрый разгром не готовой к войне германской армии и крах всех их планов.

Случилось так, что приём в британском посольстве совпал с моментом, когда Гаусса терзали сомнения. Именно в этот день стало очевидным, что для развёртывания немецкой армии недостаёт офицеров и унтер-офицеров.

Словно нарочно, чтобы подзадорить генералов, Гитлер собрал их в тот день на совещание и, в ответ на осторожный довод о некомплекте командного состава, побагровев, хрипло прорычал:

— Машина пущена, я не намерен тормозить!.. Кому со мною не по пути — прошу! — и резким движением указал на дверь.

Никто из генералов, в том числе и поставивший вопрос Гаусс, не поднялся и не вышел.

В течение нескольких секунд Гитлер налитыми кровью глазами оглядывал присутствующих, потом крикнул:

— Выступит Франция или нет, Геринг уже получил от меня приказ: по первому знаку обрушиться на Чехословакию всеми силами моей авиации. Генеральный штаб выразил желание начать движение наземных частей в шесть часов утра. Так и будет!

— Но прогноз погоды может быть дан не дальше чем на два дня, — заметил Гаусс, — а до конца сентября ещё далеко.

Гитлер повёл на него злым, с красными прожилками глазом, но вместо ответа проговорил, обращаясь к остальным: