Поджигатели (Книга 2) - Шпанов Николай Николаевич "К. Краспинк" - Страница 81

— Уинн, старина, вы как нельзя более кстати. Монти уговорил меня отказаться от услуг Флеминга, а сам бросил меня на произвол судьбы.

Бен растерянно порылся в стопке бумаг на столе.

— Что мне делать? — спросил он, протягивая листок телеграммы.

Роу, сдерживая усмешку, посмотрел на лорда: ведь Чемберлен не мог не знать о плане убийства Бена. Шеф наверняка получил его согласие. Что же означает этот вызов: отмену плана или желание премьера подчеркнуть свою непричастность к нему?..

— Что мне делать? — переспросил Бен.

— Вас смущает полет?

Бен с досадою проговорил:

— Я не могу разорваться: быть в Берхтесгадене и наблюдать тут за отправкой Сусанны. Я уже выписал для неё самолёт из Праги.

— У неё много багажа? — спросил Роу.

— Ах, какой там багаж! — с досадою воскликнул Бен. — Я говорю о свинье, которую купил сегодня.

Роу расхохотался, а Бен совершенно серьёзно сказал:

— Боровок отлично выдержит перелёт, а вот дама, дама — она же супоросая. Послушайте, Уинн, вы не могли бы оказать мне услугу и взять это на себя?

— Полет в Берхтесгаден?

— Нет, сопровождать свиней в Лондон.

— К сожалению, сэр…

— Что вам стоит?

— Вам же нужен секретарь, сэр, — проговорил Роу. — Я не могу вас покинуть.

Убедил ли Бена тон Роу, или он действительно чувствовал себя беспомощным, но он, видимо, колебался. Роу поспешил его успокоить:

— Что касается ваших свиней, то мы поручим их лучшим специалистам.

— Что дало вам блестящую идею насчёт секретарства, Уинн?

— То, что произошло тут с вами, сэр.

— Со мной? — Лицо Бена отразило искреннее недоумение. — Ах, да, я вас понял: затруднительное положение со свиньями…

Оказалось, что он не имел никакого представления о покушении, жертвою которого едва не стал. Услышав осторожные намёки Роу на якобы прошедший слух о готовившемся покушении, он ещё охотнее согласился на то, чтобы Роу сопровождал его в Оберзальцберг.

— Это меня только лишний раз убеждает в том, что чехи — настоящие варвары, — сказал Бен. — Премьер глубоко прав, решая передать их в управление немцам.

— Речь идёт не о них, — осторожно заметил Роу, полагавший, что Бен по своему обыкновению все перепутал. — Германии передаётся только Судетская область, населённая немцами, а не чехами.

— Пока, Уинн, пока, — убеждённо возразил Бен. — Чтобы не раздражать нашу оппозицию. А пройдёт немного времени — и мы отдадим Гитлеру всю Чехословакию.

— Это решено?

— Абсолютно, мой мальчик, абсолютно… И вот что, Уинн: пусть они непременно дадут мне телеграмму, когда операция будет закончена, непременно.

— Операция занятия Судет?

— Ах, господи! Очень меня беспокоят эти Судеты! Пусть дадут телеграмму в Берхтесгаден, когда свиньи будут отправлены, и об их прибытии в Лондон тоже. Непременно! Теперь над каналом стоят туманы, я буду волноваться. Как вы думаете, Уинн, мы сможем в Берхтесгадене знать состояние погоды над каналом?

— Это я беру на себя, сэр, — с готовностью проговорил Роу. Обрадованный тем, что он сможет проникнуть в святая святых Гитлера, Роу готов был обещать что угодно, лишь бы Бен не раздумал взять его с собою.

Но Бен этого уже и в мыслях не имел. Он был в восторге от того, что было на кого переложить отправку свиней, которая заботила его значительно больше собственного путешествия. Занятый мыслями о своей покупке, он даже ни разу не подумал как следует о том, зачем мог понадобиться премьеру. Быть может, тот на правах старой дружбы, — как никак они были товарищами по колледжу, — хочет неофициальным образом посоветоваться с ним, прежде чем принять какое-нибудь решение? Бен искренно воображал, будто кто-нибудь может серьёзно относиться к его дипломатическим способностям и знаниям. Ему и в голову не приходило, что премьер отправил его в поездку по Чехословакии потому, что был уверен: у Бена не может сложиться собственного впечатления о том, что он увидит, и благодаря своей лени и хорошо всем известной ограниченности Бен вообще ничего ре увидит. Все это, вместе взятое, позволит Чемберлену и Галифаксу получить подпись лорда Крейфильда под любым документом, какой им будет нужен. И они заранее знали, что это будет за документ: заготовленный в министерстве иностранных дел, он уже ждал возвращения «миссии» Крейфильда. Больше того: когда премьер решил лететь в Берхтесгаден, Галифакс передал это готовое «мнение миссии Крейфильда» одному из советников, сопровождавших Чемберлена, и Бену, таким образом, оставалось его только подписать. Для этого его и вызвали. Советоваться с ним Чемберлену было не о чём. Все нужные советы он уже получил в Лондоне и не собирался от них отступать: почва для соглашения с Гитлером за счёт Чехословакии должна была быть найдена.

В то самое утро, когда специальный самолёт увёз из Либереца в Лондон погруженных под наблюдением Роу свиней Бена, несколькими часами раньше, чем покинул этот город сам лорд со своим новоявленным секретарём, двухмоторный «Локхид-Электра» взлетел с Кройндонского аэродрома в Лондоне, увозя на материк семидесятилетнего британского премьера, спешившего пожать руку Гитлеру, прежде чем тот перестанет нуждаться в этом ободряющем жесте. В 12.30 «Электра» спустилась на мюнхенский аэродром Визенфельд, но, к удивлению дряхлого премьера, пожать его склеротическую длань явился не фюрер, а всего лишь развязный, как всегда, Риббентроп.

Не дав дряхлому гостю возможности прийти в себя после качки, испытанной в самолёте, Риббентроп усадил его в бронированный вагон и помчал в Берхтесгаден. Только там, в приготовленных для него апартаментах «Гранд-отеля», Чемберлен смог, наконец, сунуть зябнущие ноги в тёплые туфли и протянуть их к камину. Премьер с наслаждением растянулся в кресле, мысленно восхваляя себя за жертву, приносимую отечеству этим утомительным путешествием. Его веки сомкнулись. Горбоносая голова склонилась на грудь.

Премьер уснул.

Но торжествовавший свою победу Риббентроп не пощадил его и тут. Словно издеваясь над сединами высокого гостя, он отпустил ему на сон всего лишь десять минут.

— Десять минут! — в ужасе воскликнул Чемберлен вечером, рассказывая об этом Бену. — Вы понимаете, Бенджамен, дорогой, — десять минут на сон! Этот негодяй мстил мне за унижения, которые ему пришлось претерпеть в Лондоне. Но должен вам сказать: я решил снести все… все ради славы и величия нашей родины и его величества короля!