Поджигатели (Книга 2) - Шпанов Николай Николаевич "К. Краспинк" - Страница 85

85

Через минуту он появился на крыльце. Сотни рук тянулись к нему с выдернутыми из петлиц ленточками французских орденов. То были боевые ордена, заработанные чешскими солдатами на полях сражений Европы. На глазах некоторых стояли слезы, но они все же бросали свои ленточки в шляпу Гарро. Красные, зелёные, бело-синие.

Гарро глазами отыскал в толпе Кропачека и подошёл к нему через расступающуюся толпу.

— Прошу вас как французского консула принять это.

И он высыпал содержимое шляпы к ногам ошеломлённого чеха.

Несколько мгновений толстяк смотрел на разноцветную кучу, закрывшую носки его башмаков, потом в испуге отступил.

— Что вы, что вы, господа!.. Я не могу, я никак не могу… Господа, я слагаю с себя обязанности консула Франции… Я не могу, никак не могу, господа, исполнять эти обязанности… Представлять господина Боннэ и прочих?.. Нет, господа!

Он снял шляпу и поклонился толпе. Толпа аплодировала.

Внезапно шум смолк. Все лица обратились к одной из улиц, выходивших на площадь. Оттуда слышался ритмический шаг идущих в строю людей. И тут же снова заговорил репродуктор:

«Гитлер призвал полтора миллиона резервистов». И все.

Слышалась дробь тяжёлых шагов из улицы: рррах, рррах, рррах, рррах…

Словно аккомпанемент к сообщению радио.

Рррах, рррах…

Вот достойный ответ проклятому крикуну Гитлеру: он ещё только призвал своих башибузуков, а чешские солдаты уже подходят к границе!

Рррах, рррах…

Покраснев от усилия, Кропачек взобрался на тумбу и, раздувая светлые усы, крикнул:

— Славной чешской армии на здар!

— Здаррр… здаррр… здаррр!.. — бурею пронеслось над площадью и вдруг оборвалось: из улицы показался отряд. Ряды ног в белых чулках, с голыми коленками поднимались, как одна, и с треском обрушивали на мостовую подкованные подошвы: рррах, рррах… рррах, рррах…

Навстречу ему, из противоположной улицы, донёсся такой же угрожающий стук: рррах… рррах…

Приближался второй отряд.

Кропачек недоуменно озирался со своей тумбы, поворачивая голову то к одной, то к другой колонне фашистов. Он понял, что сейчас произойдёт то, чего правительство хотело избежать в Либереце. Повидимому, хенлейновцы давно готовились к этому дню. В руках у них виднелись стальные прутья и резиновые дубинки. Но прежде чем он сообразил, что же, собственно, следует сказать или сделать, кто-то сильно дёрнул его за рукав, и он должен был спрыгнуть, чтобы не упасть.

— Сейчас же уезжайте, — повелительно бросил Цихауэр.

— Да, да, живо домой, дядя Януш, — подтвердил вынырнувший тут же Ярош. — Здесь будет жарко.

Он рассмеялся, показав все зубы, и, махнув рукой на прощанье, побежал за Цихауэром.

Они с трудом прокладывали себе путь к пивной, где появился вытащенный на улицу столик. Столик был мраморный, на тонких железных ножках. Он угрожающе раскачивался при каждом движении взобравшегося на него грузного чеха. Чех что-то с натугою кричал, но его никто не слушал. Все взоры были обращены на появившихся с двух сторон хенлейновцев.

Возле самой пивной Цихауэр и Купка нагнали Зинна, так же усиленно, как они, работавшего локтями.

В это время грузный чех, убедившись, вероятно, в том, что его всё равно никто не слушает, неловко спрыгнул со столика. Вместо него на столике сразу появился другой оратор. Едва увидев его, Цихауэр остановился как вкопанный: он узнал Золотозубого.

— Это гестаповец, — сказал он Ярошу и толкнул локтем Зинна, чтобы тот посмотрел на оратора, Зинн тоже сразу узнал щуплого немчика в помятом дорожном плаще, мутным взором кокаиниста обводившего толпу, и тоже сказал Ярошу:

— Это гестаповец.

Ярош с двойным усердием заработал локтями, но когда ему оставалось преодолеть всего несколько рядов людей у самого столика, он почувствовал на себе чей-то пристальный взгляд. Посмотрел в том направлении — и сразу узнал Штризе. Прежде чем Ярош сообразил, что происходит, Штризе одним прыжком оказался у столика и, спихнув с него обезумевшего от страха Золотозубого, погнал его толчками в сторону. Можно было подумать, что он беспощадно избивает немчика, но Ярош отлично видел, что Штризе старается поскорее увести Золотозубого к улице, где стояли, пока ещё недвижимые, ряды хенлейновцев. Ярошу, вероятно, так и не удалось бы пробиться к Штризе, если бы на помощь не пришёл Зинн.

— Разве вы не видите? — крикнул он. — Немец спасает провокатора.

Толпа расступилась, и Ярош очутился рядом со Штризе, но тот, бросив на произвол судьбы Золотозубого, поспешно кинулся к хенлейноецам и исчез в их рядах. Отдал ли он какую-нибудь команду, или все было условлено заранее, но белочулочники тотчас ринулись на площадь.

Зинн вскочил на шаткий мраморный столик. Вокруг него сгрудилось несколько человек. Через минуту к ним присоединился и Гарро.

Из распахнувшихся окон пивной послышались звуки раз битого пианино. Звонкий баритон Зинна, усиленный микрофоном, полетел над площадью:

Тяжёлые тучи над чешской землёй,И вороны кружат над Прагой,И чешский народ на решающий бойВыходит с безмерной отвагой.

По мере того как напев доходил до возбуждённой толпы, голоса подхватывали его:

Ни шагу назад, ни шагу,Смелее, смелее вперёд!Да здравствует древняя Прага,Да здравствует чешский народ!

Песня вацлавцев все более мощным напевом неслась вслед отступившим в улицы хенлейновцам:

И пусть нас железным охватят кольцом, —Кто вольного к рабству принудит?Не будет народ под нацистским ярмом,И Прага немецкой не будет!

Радостно и грозно гремел припев:

Ни шагу назад, ни шагу,Смелее, смелев вперёд!..

Все чаще слышались крики:

— Дайте нам оружие!

— Оружия!.. Оружия!..

Вокруг площади звенели стекла витрин, трещали двери. Из окон в хенлейновцев полетели стулья, кастрюли, тарелки. Ярко вспыхивало на выглянувшем солнце стекло бутылок, которые женщины швыряли в гитлеровцев.