Заговорщики (книга 1) - Шпанов Николай Николаевич "К. Краспинк" - Страница 92

Гаусс презрительно покосился в сторону суетливого министра. Он не любил этого преемника Шахта.

Снова наступило молчание; снова Гитлер обводил взглядом лица сидящих. На этот раз он ткнул пальцем в сторону Гиммлера:

— Что вами сделано в связи с предстоящими операциями?

Гиммлер отвечал не вставая:

— Мне, как рейхсфюреру СС, вы поручили окончательно возвратить в состав империи всех лиц немецкой национальности и расовых немцев, проживающих в иностранных государствах. Все меры приняты. Всякий немец, проживающий на иностранной территории, которого мы не сочли нужным использовать там, обязан немедля вернуться в пределы отечества. Многие уже здесь. Другие возвращаются. Уклоняющиеся, которых мы обнаружим на занимаемых нами территориях, как Польша и другие, составят пополнение для исправительных лагерей, наравне с коренным населением оккупируемых стран и областей.

— А нарушители нашего приказа в странах, ещё не ставших частями империи или объектом её интересов? Ну, скажем, в Южной Америке? — спросил Гитлер.

— Они и там жестоко пожалеют о своём непослушании вам, мой фюрер.

— Никакого миндальничанья, надеюсь?

Лицо Гиммлера оставалось равнодушно-спокойным, когда он ответил:

— Все, как вы приказали, мой фюрер.

— А коренное население областей, которые мы займём? Как дела с ним?

— Все готово для того, чтобы оно ни на минуту не могло выйти из повиновения империи и её органам.

Гитлер, не оборачиваясь, бросил через плечо:

— Видеман!

— Мой фюрер!

— Директива?

— Здесь, мой фюрер. — И стоявший за спиною Гитлера Видеман громко начал читать по листу: — «Директива номер один для ведения войны…»

Гитлер сердито прервал его:

— Я сам.

Видеман подал ему бумагу. Гитлер отодвинул её перед собой почти на вытянутую руку и, приняв театрально-торжественную позу, оглядел присутствующих.

— Директива номер один для ведения войны… — начал он и сделал паузу. Гауссу показалось, что Гитлер посмотрел на Шверера, потом на него. Гаусс тут же поймал на себе и ощупывающий его колючий взгляд Шверера.

Шверер действительно исподтишка, так, чтобы это не бросилось в глаза остальным, уже несколько раз оглядывал Гаусса. В голове старика гвоздило: «Что, если он опять подложил мне какую-нибудь пакость, как с Чехословакией?.. Польский поход по праву принадлежит мне…»

— …Теперь, когда положение на восточной границе стало невыносимым для Германии, я намерен добиться решения силой.

Гитлер приостановился, как бы ожидая ответа на это вступление, быть может, даже надеясь на возражение или хотя бы только недовольное выражение чьего-либо лица. Это дало бы ему возможность не сдерживать рвавшуюся наружу истерику. Глаза его мутнели и наливались кровью, голос делался все глуше.

— Второе: нападение на Польшу должно быть проведено в соответствии с приготовлениями, сделанными по «Белому плану». Оперативные цели, намеченные для отдельных соединений, остаются неизменными. Дата атаки — первое сентября тысяча девятьсот тридцать девятого года. Время атаки — четыре часа сорок пять минут. Это же время распространяется на операцию флота против Гдыни, в Данцигском заливе и против моста в Диршау.

Он начал читать так громко, словно находился на площади. Это был уже почти крик, резонировавший под потолком зала, у мраморных стен, заполнявший все пространство. Гауссу чудилось, что весь мир заполнен хриплыми воплями истерика. Что скрывать, он и сам ждал этой минуты, как ждали её коллеги-генералы. Эта минута могла бы быть самой радостной со времени поражения в первой мировой войне. Но радость была отравлена досадой на то, что голос ефрейтора так безобразно груб; на то, что в нём слышен акцент иноземного выходца, что все они — генералы германской армии — сидят, как мальчишки, и только слушают, не смея поднять лиц… Этот паршивый коротышка уже заранее присваивал себе грядущую славу неодержанных побед…

Гитлер рычал:

— Весьма важно, чтобы ответственность за начало враждебных операций на западе была возложена на Францию и Англию. Сначала на западе должны быть проведены только операции местного значения, против незначительных нарушений наших границ. Германская сухопутная граница на западе не должна быть пересечена ни в одном пункте без моего ведома…

«Повторение истории с Рейнской зоной, — подумал Гаусс. — Хорошо, если все обойдётся такою же комедией со стороны французов и англичан, как тогда…»

— То же самое относится к операциям на море, — продолжал Гитлер. — А также к операциям, которые могут быть и должны быть ограничены исключительно охраной границ против вражеских атак…

Казалось, Гитлер не мог справиться с хрипом, заглушавшим его голос. Он задыхался от собственного крика.

Гаусс мельком взглянул на Редера. По мере того как Гитлер выкрикивал приказания, лицо адмирала вытягивалось. Гаусс мысленно усмехнулся: «А, ты ждал, что тебе позволят делать что угодно?.. Придётся равняться на нас, мой милый… На нас!» Гаусс не любил Редера, как не любил моряков вообще. Он не верил в мощь германского надводного флота. Он считал её дутой, а весь флот таким же неосновательно чванным, как фигуру гроссадмирала. Гаусс делал исключение только для подводного флота. Подлодки играли важную роль во всех планах, направленных против Англии. Подводные разбойники умели делать своё дело!

Но вдруг голос Гитлера упал. Он бормотал себе под нос что-то неразборчивое и скоро умолк совсем. В огромном зале наступила тишина. Никто не решался заговорить: не было известно, закончил ли Гитлер свою речь. А прерывать его ни у кого не было охоты. Как часто в таких случаях, храбрецом оказался Геринг.

— Быть может, мой фюрер, перейдём в ваш кабинет? — спросил он. — Гиммлер должен сказать нам несколько слов о последних приготовлениях.

— Сначала ты скажешь, что намерен делать с Варшавой? — ехидно заметил Гиммлер.

Гаусс понял, что Гиммлеру не хочется итти в кабинет и он тянет, выигрывая время. Гитлер вялым кивком в сторону Геринга дал понять, что согласен с Гиммлером.

— Буду краток, — заявил Геринг. — Никакие силы не помешают моим бомбардировщикам превратить Варшаву в кучу камней, если она не сдастся по первому приказу победителей.