Пока страсть спит - Басби Ширли - Страница 43

На лице Бет отразилось искреннее недоумение:

— Но ты же сам требовал этого совсем недавно! Это ты требовал моего немедленного отъезда.

Его взгляд остановился на ее губах, и он хрипло изрек:

— Я изменил свое мнение!

— Нет, ты не умеешь менять свое мнение, — настаивала она зло. — Ты же сам говорил, что не умеешь!

Густые брови сдвинулись, и Рафаэль немного насмешливо сказал:

— Англичанка, я не только могу изменить свое мнение, я уже сделал это.

— Объясни почему? — твердо потребовала она, глядя на него в упор своими фиолетовыми глазами.

— Давай договоримся так. Я предпочитаю, чтобы ты была у меня на глазах, пока я не буду убежден, что Себастиан оставит свои ненужные мысли.

Упрямо выставив челюсть — оказалось, что и она умеет быть твердой, — Бет отрезала:

— Себастиан здесь абсолютно ни при чем! И ты не сумеешь помешать мне уехать. Ты не рискнешь задержать меня и моего мужа здесь против нашей воли!

— Нет, конечно, нет, — произнес он медленно в ответ, и что-то в его глазах, когда он смотрел на нее, вызвало холодок у нее в позвоночнике. Злясь на себя за то, что позволила ему опять на какое-то время командовать собой, она попыталась освободить свою кисть из его железной руки. Ей хотелось сейчас стать свободной от него во всех смыслах. Несколько секунд Рафаэль отрешенно наблюдал за ее попытками, а потом просто отбросил ее руку.

Бет немедленно перепрыгнула на другую сторону кровати. Сейчас она была похожа на шипящего котенка с красивой серебристой шерсткой и сверкающими фиолетовыми глазами. Глазам Рафаэля соблазняюще открылись ее обнаженное тело, блестящая кожа и розовые груди с темными сосками.

Господи, как же она хороша, подумал он, и у него перехватило дыхание. Ему снова захотелось ощутить это дразнящее тело под собой. Огромным усилием воли он удержал себя от того, чтобы опять обнять ее и снова потеряться в ее обжигающей плоти, такой грешной, но такой манящей. И вместо того, чтобы поддаться диктату своего тела, он отодвинулся от нее, легко вскочил на ноги и молча стал одеваться. Наблюдая за ним со странным любопытством, Бет в какой-то момент искренне поинтересовалась:

— Что ты собираешься делать? Заправляя рубашку в панталоны, он не очень галантно ответил:

— Ты думаешь, я принимаю ванну? Нет, я просто одеваюсь.

Бет зло уточнила:

— Я не о том говорю. Как ты собираешься поступить со мной?

— Я еще не решил, — ответил он, не беря пока на себя новую ответственность. Он как раз сел в кресло, чтобы натянуть сапоги.

Как ей хотелось перебежать через комнату и ударить по его самодовольной физиономии, но вместо этого она, ненавидя себя за бесхребетность, в то время как он был очень тверд, спросила:

— А м-мож-жно м-мы с Натаном уедем? Т-т-ты же с-ска-з-зал, что хочешь, чтобы мы убрались отсюда.

— Но я также сказал тебе, что передумал, — произнес он твердым голосом. — Я думаю, Англичанка, будет лучше и мудрее, если ты останешься здесь еще на несколько дней. Потом я дам тебе знать, что наступил момент покинуть гостеприимную обитель моего отца.

Она вновь почувствовала, как ее охватывает волна ярости, ее подбородок снова выпятился, и она почти закричала, сверкая глазами:

— Ты — невоспитанный грубый дьявол! Неужели ты думаешь, что я останусь под одной крышей с тобой? Кто ты такой, чтобы диктовать мне? Ты не можешь помешать нам уехать тогда, когда мы решим сделать это!

Странная улыбка осветила его лицо, заросшее редкой щетиной. С кошачьей грацией он подошел к кровати. Инстинктивно проклиная себя за эту слабость, Бет отодвинулась настолько, насколько позволяла кровать. Рафаэль долго и неотрывно смотрел на нее, потом настиг ее и, взяв одной рукой за подбородок, произнес:

— Не смогу?

Она уже научилась обращаться с ним и молчала, зная, что он все равно выиграет любой спор между ними.

— Я думаю, мы понимаем друг друга, — наконец пробормотал он, когда выяснилось, что бунтующей Бет все равно больше нечего сказать.

Он отвернулся и, надев пояс с пистолетом, вновь стал лицом к ней. Шутовски он поклонился ей и холодно сказал:

— Прощай, Англичанка. И если ты не хочешь, чтобы вся гасиенда узнала о том, что произошло в этой комнате, я предлагаю, чтобы наша следующая встреча выглядела как первая, во всяком случае, первая в этот день!

Его наглые слова переполнили чашу терпения Бет, она сжала кулачки и с ненавистью посмотрела на него.

Он, понимая, как ей хотелось бы выцарапать ему глаза, криво улыбнулся и, подойдя к ней, твердо поцеловал ее в губы. Его голос неожиданно охрип, когда он, задыхаясь, прошептал:

— Мне так не хватало тебя, Англичанка. Еще до того, как она пришла в себя после этого признания, он повернулся на каблуках и вышел из комнаты.

Он был в комнате Бет не слишком долго и выскользнул оттуда так же тихо, как тогда, когда нес ее сюда. Невидимый никем, он неслышно направился в отведенные ему покои, расположенные в том же крыле, что и апартаменты Бет и Натана.

Рафаэль не был частым гостем на гасиенде и вообще в этом районе. Он приезжал только тогда, когда отец требовал его присутствия. Обычно по приезде он предпочитал останавливаться в маленькой хижине, которую сам обустроил. Она была в нескольких милях от гасиенды. Это позволяло ему не встречаться с доном Филипе, когда тот наезжал сюда, и соблюдать некоторую дистанцию между собой и остальной семьей. Дон Мигуэль был не менее упрям, чем его сын, и зная, что комнаты, отведенные Рафаэлю, будут использоваться только раз или два в году, тем не менее держал их всегда наготове. С удовлетворением дон Мигуэль обнаружил, что его сын, когда на гасиенде не было дона Фелипе, с удовольствием занимал отведенные ему комнаты. Это, может быть, еще не было полной победой дона Мигуэля, который прилагал немалые усилия, чтобы сократить разрыв между ним и сыном, но все же было явным шагом вперед.

На сей раз, если бы не проблемы Себастиана, Рафаэль не попал бы на гасиенду. Он был очень занят вопросами, связанными с команчами, и погружаться в семейные хлопоты, которые разрешались довольно успешно и без него на протяжении целых пятнадцати лет, когда он сам был пленником команчей, ему было не с руки. Но на этот раз он знал, что Себастиан будет ждать его, поэтому решил в оставшиеся до утра часы поспать, а после пробуждения Себастиана встретиться с ним.

Встреча с Бет порушила все его планы! Теперь после необычного свидания с ней ему почти не осталось времени на отдых, но тем не менее он, улыбаясь, вошел в свои персональные покои. Улыбка сошла с его лица, когда он обнаружил Себастиана, удобно устроившегося в деревянном кресле. Его ноги были небрежно закинуты на красивый столик, а новейшее изделие Самуэля Кольта — смертоносный револьвер — был направлен прямо в дверной проем, где стоял Рафаэль.

Никто не смог бы обнаружить каких-либо эмоций на лице Рафаэля, когда он замер, полускрытый тенью. Он почувствовал опасность заранее и уже держал кривой нож в руке, готовый пустить его в действие при первой же необходимости. О нет, он не думал, что Себастиан начнет стрелять в него, не объяснив ничего, но на всякий случай нож был наготове…

Себастиан совершенно очевидно ждал именно его, и, когда тень Рафаэля мелькнула в дверном проеме, он низким голосом, с очень агрессивной интонацией пригласил:

— Ну, входи же, дорогой друг. Тебе хватает ума не торопиться — мои чувства к тебе в этот момент далеко не дружественные.

Он помолчал, как бы прислушиваясь к себе, и продолжил:

— Враждебность граничит с желанием убить соперника!

Смотря очень настороженно на револьвер, Рафаэль потихоньку просочился в комнату, выигрывая время. Его ум пытался найти оптимальный выход из смертельно опасной ситуации. Если бы это был кто-то другой, а не Себастиан Сэведж, державший нацеленный на него кольт, не было бы вопроса, что делать. Один из них должен был умереть, и это не был бы Рафаэль Сантана.

Объяснением поведения Себастиана могло быть только одно: