Амалия под ударом - Вербинина Валерия - Страница 68

Граф посерьезнел и погрозил следователю пальцем.

– Изволите намекать на то, что я сумасшедший? Если так, то почему же вы, нормальные, логически мыслящие люди, до сих пор меня не поймали? А?

– Я тебя поймаю, убийца! – крикнул Саша в ярости. – Ты от меня не уйдешь!

– Уйду, – ответил граф, бледным облаком уплывая в окно. – Еще как уйду…

– Сударь, подъезжаем к Николаевску!

Саша вздрогнул и открыл глаза. Кондуктор тряс его за плечо. За окном было уже совсем светло.

– А? Что? – пробормотал следователь, еще не совсем отойдя от приснившегося ему жуткого сна. – Ах да! Благодарю вас.

Поезд подкатил к перрону, содрогнулся всеми своими вагонами и остановился.

«Теперь – в Ясенево, – подумал Саша, выходя на вок-зальную площадь и зябко ежась на холодном осеннем ветру. – Господи, что за наказание – ни одного извозчика! Ладно, доберусь пешком. Не впервой, в конце концов!»

Однако судьба оказалась к нему благосклонна, потому что у здания трактира следователю встретился Гриша Гордеев в двуколке.

– Григорий Романович! – закричал Зимородков. – Стойте! Боже мой, как хорошо, что вы здесь! Мне нужно попасть в Ясенево, срочно! Пока там не стряслась беда.

– Да какая беда может быть, господи? – пробурчал Гордеев, у которого с похмелья сильно болела голова. Однако ему пришлось уступить и пустить следователя в двуколку.

– Граф Полонский все еще в Ясеневе? – внезапно спросил Саша, когда Николаевск остался позади.

– Ну да, – ответил удивленный Гриша. – А где ж еще быть? Он ведь до сих пор не оправился от ранения.

Зимородков поморщился. Лично он теперь бы предпочел, чтобы князь Рокотов на той злосчастной дуэли уходил своего противника насмерть. Это избавило бы следователя, а главное – Амалию Тамарину от множества хлопот.

– Скажите, – пробормотал Саша, – а с Амалией Константиновной все в порядке?

Однако Гриша развеял его сомнения, заявив, что Амалия Константиновна выглядит прекрасно, как никогда, да и остальные обитатели усадьбы на здоровье не жалуются. Саша немного успокоился.

– Григорий Романович, – все же сказал он, – а побыстрее нельзя? Просто я беспокоюсь, мало ли что…

Последний поворот остался позади. Вот и усадьба, и по-прежнему равнодушно смотрят на гостей белоглазые статуи в саду. Гриша натянул вожжи, но следователь уже спрыгнул на землю.

– Даша, вы получили мою телеграмму?

Горничная покачала головой, глядя на него во все глаза.

– Черт! А где Амалия Константиновна?

– Кажется, она у себя, – нерешительно ответила Даша.

Оттолкнув ее, следователь легко взлетел по ступенькам, проскочил мимо опешившего Орлова и вихрем ворвался в комнату, которую занимала Амалия.

– Ее тут нет! – Внезапно в мозгу у следователя мелькнула страшная мысль, и он вскричал: – А где граф Полонский?

– Они, кажется, в оранжерею выходили, – ответил кто-то из слуг.

«Да что же здесь такое творится?» – думал крайне заинтригованный Гриша, видя, как следователь, только что влетевший в дом как оглашенный, с еще большей скоростью мчится обратно. У Гордеева даже голова перестала болеть. Рассудив, что Зимородков, верно, явился объясняться Амалии в любви и умолять ее не выходить замуж за князя, а также приняв в соображение, что пропустить такую сцену было бы верхом неосмотрительности («Не ровен час, пристрелит его Орест»), Гриша поспешил за следователем, который направился к оранжерее.

– Амалия Константиновна! – крикнул Саша, вбежав в оранжерею. – Евгений Петрович! Отзовитесь!

Он прислушался, но никто ему не ответил. Все дурные предчувствия разом вспыхнули в душе следователя.

– Амалия, вы здесь? – уже тише спросил он, нащупывая под шинелью оружие. – Амалия!

И тут он услышал звук, от которого кровь застыла у него в жилах. Это был тихий женский плач.

Похолодев от ужаса, Саша бросился вперед, налетел на кадку с каким-то экзотическим деревом, едва не опрокинув ее, и среди пунцовых, лиловых, розовых цветов, от которых в воздухе струился тонкий, едва различимый аромат, щекочущий ноздри, увидел Амалию. Увидел – и обомлел.

Амалия сидела на полу, а на коленях у нее лежала голова Ореста Рокотова. Вдоль правого виска князя бежала тонкая струйка крови, и, приблизившись, Саша заметил чуть выше пулевое отверстие. Орест был мертв.

В нескольких шагах от Амалии лежал граф Полонский, бессильно уронив на грудь левую руку. В него попали две пули – одна прошла возле сердца, а другая угодила несколько ниже. Глаза Евгения были закрыты, лицо поражало своей бледностью. Между ним и князем на полу поблескивал новехонький револьвер, который Саша сразу же узнал. Это был тот же самый револьвер, который следователь когда-то позаимствовал у Орлова, чтобы дежурить у дверей Амалии, револьвер, который не на шутку напугал Митрофанова, пришедшего ее убивать. Тогда этому оружию не довелось выстрелить, но, очевидно, оно все же дождалось своего часа.

Амалия судорожно всхлипнула. Правой рукой она перебирала волосы мертвого Ореста и все пыталась что-то сказать, но голос не повиновался ей. Слезы градом катились по ее щекам, плечи вздрагивали.

– Амалия… – начал Зимородков и понял: все бесполезно, никакие слова сейчас не будут уместны. Позади следователя в проходе застыла нелепая круглая фигура Гриши Гордеева, который крестился, с ужасом косясь на распростертые на полу тела. Гриша был готов увидеть все что угодно, только не такую картину.

Саша мгновение подумал, тяжело махнул рукой и, нагнувшись, подобрал с пола оружие. От него пахло порохом и смертью. Откинув барабан, Зимородков убедился, что из револьвера стреляли три раза. Стиснув челюсти, следователь положил оружие в карман и наклонился к Полонскому. Сначала Саша не мог нащупать пульс, но потом граф шевельнулся и слабо застонал. Он был еще жив.

– Он не умер? – беззвучно спросила Амалия.

Проклиная все в душе, Саша поднялся и кивнул.

– Боже мой, – заволновалась Амалия, – надо позвать доктора, скорее!

Саша обернулся к Гордееву, и тот, сразу же сообразив, что от него требуется, опрометью бросился к выходу из оранжереи.

– Он ранен, – бормотала Амалия, – его надо перевязать, не то он может истечь кровью… Боже мой!

Она хотела встать, но голова мертвого Ореста качнулась на ее коленях, и Амалия замерла на месте.

– Я… я не могу… – прошептала она.

Следователь сбросил с себя шинель, сорвал сюртук и, отодрав от него подкладку, кое-как перевязал Евгения.

– Вот, – сказал он, закончив. – Надеюсь, до суда он доживет.

Амалия вздрогнула. Следователь с гадливостью смотрел на раненого, кусая губы.

– До суда? Какого суда, Саша?

Зимородков удивленно вскинул на нее глаза.

– Но ведь он – одержимый, Амалия Константиновна! Неужели вы не поняли этого?

Амалия медленно покачала головой.

– Нет, – тихо ответила она. – Это вы так ничего и не поняли, Саша. Женя просто хотел меня защитить. Но не смог. – Она протянула руку и закрыла Оресту глаза. И тогда… тогда Зимородков пожалел, что он не умеет плакать.

Глава 28

На Ясенево опустилась тьма.

Никто толком не понимал, что происходит. Знали, что в оранжерее встретились три человека, после чего один из них оказался убит, другой – тяжело ранен, а третья, едва добравшись до своей комнаты, заперлась и отказалась отвечать на какие бы то ни было вопросы. Знали, что первый и второй не так давно дрались на дуэли, знали, что в тот же день не то из Москвы, не то из Петербурга в Ясенево спешно примчался следователь, пользующийся особым расположением самого князя К. Знали, что дело пахнет крупным скандалом, – ведь убитый был аристократом и принадлежал к одной из самых влиятельных семей империи. И все томились, ожидая чего-то крупного, угрожающего и невероятного.

Едва ли не больше всех томился, страдал и паниковал почтенный Иван Петрович Орлов, так что его дочери пришлось выслушать немало нелицеприятных слов по поводу их гостьи. Он кричал, что Амалия принесла в их дом несчастье, что они скоро разорятся и пойдут по миру, что никто не пожелает с ними знаться, они погибнут окончательно и бесповоротно, а Муся из-за этой истории никогда не найдет себе жениха. После чего Орлов обыкновенно падал в кресло, опрокидывал рюмочку коньяка или английской горькой, хватался за сердце и сетовал на жизнь, которая поставила его в такое немыслимое, нелепое и дикое положение.