Приключение ваганта - Гладкий Виталий Дмитриевич - Страница 34

34

– Ты думаешь?.. – оживился Жиль.

– Уверен, мессир! – просиял Пройдоха. – Я же говорил, что народ там простой, непритязательный. Да и школяров там хватает. Они туда ходят из-за дешевизны. Несколько ваших песенок, и мы будем сыты и пьяны. А если найдем общий язык с Берто Лотарингцем, то все будет в лучшем виде.

Сборы не заняли много времени, и вскоре двое искателей ночных приключений и пес Гаскойн отправились на набережную Сены. Сумерки сгустились, и неистребимая вонь, преследовавшая любого парижанина днем и ночью, стала более приятной, растворившись в запахах дыма и жаркого, исходивших из многочисленных таверн. Несмотря на позднее время, на улицах было достаточно светло, хотя уличные фонари во Франции еще не вошли в обиход, как в Англии. По королевскому указу горожане обязаны были держать светильники у окон, выходивших на улицу, и примерно до полуночи этот указ исполнялся неукоснительно. Факелами освещались только центральные улицы и вход в таверну.

После полуночи город погружался в абсолютную темень. Наступало время воров и разбойников, с которыми никак не могла сладить городская стража. Поэтому ходить по ночным улицам Парижа могли только отчаянные смельчаки. Или студиозы, у которых не было и гроша за душой. Поймав школяра, грабители обычно отпускали его без долгих разговоров. А если среди них находился человек, у которого душа еще не совсем сгнила, то бедному студиозу могли отсыпать и несколько мелких монет.

Глава 12. Кафа

Низменность неподалеку от озер, где добывали соль и за которыми начиналась собственно Таврика-Газария[36] (или Кырым, как именовали этот благодатный полуостров татары; русичи называли его Крым), была настоящим несчастьем для купеческих караванов. Воздух, наполненный миазмами, вызывал у людей жарким летом удушье, а скотину одолевала какая-то неизвестная хворь. По сторонам битого шляха довольно часто встречались могильные холмики и скелеты павших коней и волов. Эту гнилую местность все старались проехать как можно быстрее, а понимающие толк в медицине генуэзцы добавляли в воду для питья горькое лекарство от лихорадки. Кроме того, они смазывали ноздри животных дурно пахнущей мазью.

Караван генуэзского купца Гвидо Фабриано, который вел торговлю с Киевом и держал путь в Кафу, с некоторого отдаления напоминал длинную гусеницу, которая судорожно пытается уползти от опасности. В повозки были запряжены не медлительные волы, а кони рыжей масти, своей мощной статью напоминавшие боевых рыцарских коней, только ростом пониже. Это были очень редкие для этих мест арденнские лошади, с древних времен пользующиеся заслуженной славой самых выносливых тяжеловозов. Генуэзцы-колонисты разводили их в Солдайе[37], но лишь для своих нужд. На сторону арденнских лошадей они не продавали.

И только одну из повозок тянули две лохматые лошадки татарского типа, которых в Диком поле было не счесть. Эти коньки верой и правдой служили в крестьянских хозяйствах в качестве тягловых, а когда требовали обстоятельства, их седлали, и они превращались в верховых. Они были не так быстры, как те, на которых ездили степные разбойники-крымчаки, но что касается выносливости, в степи им не было равных.

Повозка, в отличие от фур генуэзцев, была небольшой. И груза на ней было гораздо меньше. В качестве кучера выступал Андрейко Нечай, а на мешках с пожитками дремал Ивашко Немирич. К каравану Гвидо Фабриано они присоединились по высокой протекции самого киевского князя Олелько Владимировича. Обычно чужаков генуэзцы брали с собой очень неохотно. Для них русичи, как и татары, были если и не ворами, то разбойниками точно, с которыми ухо нужно держать востро.

Пришлось старшему Немиричу, плюнув на шляхетную гордость, кланяться князю в ножки (чего не сделаешь ради родного чада) и разориться на дорогой подарок. Конечно, можно было отправить Ивашку в Крым с обозом какого-нибудь киевского купца – дешевле бы обошлось. Но дешевая рыбка – плохая юшка. С генуэзцами поездка куда как безопаснее. Степные разбойники очень редко нападали на них, потому что у иноземцев всегда была мощная воинская охрана.

Караван Гвидо Фабриано не был исключением. По бокам каравана ехал десяток конников во главе с кондотьером[38] Джакомо Адорно, а в одной из фур расположились знаменитые генуэзские арбалетчики – целая бандерия[39], которой командовал коннетабль Рикардо Сетте.

Где-то примерно посредине пути на караван напали степные разбойники, и Ивашко Немирич горячо поблагодарил Господа, что он надоумил отца попросить Олелько Владимировича поспособствовать безопасному путешествию сына в Кафу. Судя по всему, это были ногайцы. В их жилах текла кровь монголов, половцев и кыпчаков. В память о своих предках ногайцы называли землю между Дунаем и Доном, где кочевала их орда, Дешт-и-Кипчак, или Половецкая степь.

Сначала на караван напали пятеро ногайских лучников. На полном скаку расстреляв все стрелы из колчанов, которые не нанесли генуэзцам никакого вреда, они исчезли в яру. Затем им на смену появились еще с десяток конников, проделавших то же самое. Когда они убрались подальше, из яра вынырнула давешняя пятерка, но уже с полными колчанами. Они значительно сократили дистанцию, и несколько стрел воткнулись в павезы – большие щиты, которыми арбалетчики, рассредоточившись вдоль каравана, прикрывали себя и лошадей.

«Интересно, почему кондотьер не дает команду ответить ногайцам?» – несколько растерянно подумал Андрейко. Ведь кони у генуэзцев были превосходными, а все конники облачены в латы. Своим железным кулаком они могли прихлопнуть полсотни плохо вооруженных ногайцев. Тем не менее генуэзцы продолжали занимать пассивную оборону и даже не стреляли из арбалетов. Похоже, после некоторых раздумий рассудил Андрейко, они брали степных разбойников «на слабо».

Вскоре все стало на свои места. Выжидательную тактику генуэзцев ногайцы приняли за панический страх и напали всем отрядом, небольшой ордой, которая насчитывала не менее сотни конников. Напуган – значит побежден. Эту истину степные разбойники усвоили с молоком матери. Они даже луки оставили в покое и взялись за сабли и копья. Убить врага стрелой – мало чести. А вот схлестнуться с ним один на один и победить, окропив свое оружие кровью, – это уже подвиг, достойный высоких воинских почестей.

Когда конная лава дико орущих ногайцев приблизилась на расстояние выстрела, навстречу степным разбойникам полетели арбалетные болты. Генуэзцы стреляли настолько прицельно, что ни один болт не пропадал зря. Притом делали это посменно – пока один десяток стрелял, второй перезаряжал арбалеты, прикрывая спины щитами. В общем, когда ногайцы доскакали до каравана, почти половина из них уже лежала на земле. А затем в дело вступил конный отряд под командованием коннетабля Рикардо Сетте.

Копья и сабли ногайцев были бесполезны против миланской брони, в которую облачились конники. И мечи генуэзцев практически без сопротивления со стороны врага начали брать кровавую дань. Они работали своими полуторными мечами-бастардами, как косари на сенокосе: замах – и слетела голова ногайца, еще один – и тело степного разбойника разрублено до самого седла. Схватка длилась совсем недолго. Потеряв с десяток своих воинов, мурза ногайцев гортанно крикнул, и орда умчалась в степь, нимало не обращая внимания на раненых сородичей.

Только на ночном привале Андрейко наконец узнал, почему кондотьер Джакомо Адорно не спешил ввязаться в схватку с ногайцами, хотя его стрелки вполне могли бы достать вражеских конников с самого начала. Это рассказал Ивашке Немиричу сам Гвидо Фабриано, который относился к нему с преувеличенным уважением, ведь за юношу ходатайствовал сам киевский князь, от которого зависело благополучие купца.

Оказалось, что Джакомо Адорно участвовал в злосчастном походе генуэзского рыцаря капитана Карло Ломеллино на столицу крымских татар Солхат[40] в 1434 году. Там случилась примерно такая же история, только и генуэзцев, и татар было значительно больше. Войско Карло Ломеллино насчитывало около восьми тысяч человек. Из-за самоуверенности своего капитана генуэзцы шли как на парад, позабыв все воинские уставы. Они не ожидали нападения в степи, поэтому сложили доспехи и оружие на повозки, чтобы двигаться налегке.

вернуться

36

Газария – так назывались в Западной Европе торговые фактории и колонии Генуэзской республики на Крымском полуострове, существовавшие в XII–XV веках. Название произошло от хазар, которые к тому времени уже утратили контроль над побережьем Крыма. Таврикой полуостров называли древние эллины.

вернуться

37

Солдайя, Сугдея – город Судак.

вернуться

38

Кондотьеры – в Италии XIV–XVI веков. руководители военных отрядов (компаний), состоявших в основном из иностранцев. В рядах кондотьеров было немало авантюристов.

вернуться

39

Бандерия – знамя (итал.); арбалетчики были объединены в бандерии – группы, состоящие из 20 человек под командованием коннетабля.

вернуться

40

Солхат – от итал. solcata – «борозда, ров». Он же – Старый Крым. От ордынцев и кыпчаков Солхат получил название Кырым – «мой холм». Спустя какое-то время это название распространилось на весь полуостров.