Приключение ваганта - Гладкий Виталий Дмитриевич - Страница 49

Следующий нырок Гаскойна в воду оказался гораздо удачнее предыдущего. Вода в том месте, куда он нырнул, вдруг забурлила, словно там образовался омут, и на этот раз пес пробыл под водой гораздо дольше, а когда вынырнул, то Андрейко в ужасе увидел, что его обвила толстенная змея. Она пыталась укусить пса, но он ухватил ее почти у основания головы, и змея лишь вила кольца в яростном бессилии.

Гаскойн выбрался на берег подальше от воды, разжал зубы и предусмотрительно отскочил в сторону. Только теперь Андрейко понял, что пес поймал здоровенного угря. Рыбина устроила на берегу танец, пытаясь доползти до воды, но хозяин Гаскойна быстро ее успокоил, треснув палкой по голове.

– Вот теперь ты молодчина… – он ласково потрепал Гаскойна по загривку и получил в ответ преданный взгляд. – Благодаря тебе наш пикник станет настоящим пиром… – Хозяин пса взвесил рыбину в руках и продолжил: – Отличный улов! Вес этого угря где-то в пределах пятнадцати фунтов[54]. Так что хватит и тебе, и мне… и тому господину, который прячется в кустах.

Тут он резко обернулся к кусту, за которым притаился Андрейко, изобразил на своем смуглом худом лице приветливую улыбку и сказал:

– Присоединяйтесь, мсье, к нашей компании! Не пожалеете. У нас есть отличная рыба, а у вас – неплохое вино. Гаскойн давно учуял его запах. Не правда ли, собачка?

– Тяв-тяв! – снисходительно подтвердил пес.

Андрейко, чуток помедлив, все-таки вышел из-за зеленого «занавеса». Увидев в руках молодого человека бутылку, гостеприимный незнакомец облизнулся – точно, как его пес, – и просительно сказал:

– Всего пару глотков, месье… А то, знаете ли, в горле египетская сушь. Если вы, конечно, не возражаете…

– Ни в коей мере! – поспешно ответил Андрейко. – Прошу вас…

Он сказал это на латыни; Андрейко, общаясь с незнакомыми людьми, представлялся иностранцем (кем и был на самом деле) и старательно скрывал, что знает французский язык. Этому его научил дед Кузьма. «Чужой язык может быть оружием, – поучал старик внука. – Будучи убежден, что ты не владеешь его речью, враг может проговориться и выдать какую-нибудь тайну, которая спасет тебе жизнь или приведет к победе». В районе Сорбонны латынь служила средством общения между разноязыкими студентами. Французская речь в Латинском квартале звучала очень редко.

– О! – странный рыболов высоко поднял густые черные брови. – Месье – иностранец. Извольте полюбопытствовать: из какой страны вы прибыли в Париж?

Немного поколебавшись, Андрейко нехотя ответил:

– Из Рутении.

Его колебания происходили от того, что французы считали и Литву, и Польшу, и Московию варварскими странами, которые находятся в местности, где едва не круглый год стоит лютая зима, а в сани вместо лошадей запрягают медведей. Поэтому и отношение к восточным «варварам» было несколько снисходительным, менторским. Что с них взять – дикари…

– Ах, как здорово! – восхитился рыболов. – Никогда не имел чести общаться с рутенцем. Это очень интересно. Ваш народ удивительный – мужественный, бесстрашный. Все это я знаю по рассказам одного человека, но я верю ему всецело. Он был в ваших краях и даже воевал там. Вы, никак, студиоз? – он бросил любопытный взгляд на саблю, которая висела на поясе Андрейки.

Привилегию носить холодное оружие в Париже имели лишь дворяне и военные. (Холодным оружием считалось все, что длиннее ножа, который был обязательной принадлежностью любого мужчины, ведь без него не сядешь трапезничать, так как до столовых ножей еще недодумались.) Во Франции начали входить в моду шпаги, которые постепенно вытесняли одноручные мечи. Шпаги позволяли не хуже мечей защищать свою жизнь в случае необходимости; ими можно было как атаковать, так и успешно защищаться.

Шпаги были очень дороги, Андрейке не по карману (даже Ивашко Немирич не мог позволить себе такую покупку), поэтому он носил дедову саблю, хотя и не был дворянином. Но иноземцам прощались такие вольности, тем более что одежда у Андрейки была вполне приличной, да и держался он с гордым достоинством, как шляхтич.

– Нет, – коротко ответил Андрейко. – Я всего лишь слуга студиоза.

Он хотел соврать, но в голосе своего собеседника юный Нечай не почувствовал ни капли фальши, лишь неподдельный интерес, поэтому сказал правду. Непонятно по какой причине он вдруг проникся доверием к странному рыболову; может, потому, что взгляд его собеседника был открытым и честным.

– Э, да мы с вами два башмака пара! – обрадовался рыболов. – Меня зовут Гийо, и я тоже нахожусь в услужении у школяра.

– Андре, – представился и Андрейко.

Его имя было чересчур длинным для парижан, которые постоянно его коверкали, поэтому он взял себе созвучное французское.

– Предлагаю выпить по глотку этого доброго винца за знакомство! – и Гийо приложился к бутылке.

Андрейко с облегчением последовал его примеру. Вскоре на берегу заливчика горел небольшой костерок, над которым нанизанные на ветку аппетитно скворчали куски угря.

– Впервые вижу, чтобы пес ловил рыбу, – сказал Андрейко, когда бутылка показала дно, и Гийо с большим сожалением бросил ее на песок.

– В мире много разных чудес, Андре… – Гийо лег на спину, закинув руки за голову. – Я нашел своего Гаскойна умирающим, с перебитой задней лапой. И выходил. Я немного смыслю в костоправстве, и его лапа стала как новенькая. Пока он лечился, мы с ним здорово сдружились. По-моему, какая-то ведьма превратила человека в этого пса. Иногда мне кажется, что Гаскойн умеет читать мои мысли. А уж разговор и вовсе понимает. Правда, не все, что я говорю (особенно когда в хорошем подпитии), но он быстро обучается. А что касается рыболовства… – Гийо весело хохотнул. – Если уж коты умеют ловить рыбу, то псы и подавно должны это делать. Пес ведь умнее любого представителя кошачьего племени. Тем более такой уникум, как Гаскойн. Вот я и обучил его этой премудрости.

Андрейко посмотрел на пса. Гаскойн уже управился со своей долей от улова и лежал неподалеку, не спуская глаз с хозяина. Казалось, что он и впрямь понимает его речь; Андрейке даже почудилось, что пес с удовлетворением заулыбался, когда Гийо закончил панегирик в его честь.

– Андре, у меня есть предложение. Сегодня у парижан большой праздник, на улицах и площадях много суеты, поэтому мне захотелось тишины и покоя. Собственно говоря, как и вам. Не правда ли? Но у нас появилась одна нерешенная на данный момент проблема: как продолжать наши приятные посиделки без вина? И потом, мы ведь ни разу не выпили в честь святой Женевьевы, а это непозволительно. Она ведь может обидеться на нас. Поэтому я предлагаю переместиться в таверну (есть тут у меня одна на примете). Ну как, вы согласны?

Андрейко замялся. Денег у него осталось с гулькин нос, поэтому он трясся над каждой монетой, как скопидом, позволяя себе лишь иногда устраивать праздники, как в этот день. Андрейке не хотелось быть полностью зависимым от Ивашки, но утаить от него хотя бы денье на «черный» день не представлялось возможным. После каждого похода Андрейки на рынок за продуктами прижимистый Немирич всегда требовал отчет. При этом Ивашко проявлял отменное знание арифметики и парижских цен на съестное.

Заметив нерешительность рутенца и поняв, отчего она происходит, Гийо рассмеялся и сказал:

– Ах, Андре, неужто у вас сложилось обо мне столь плохое мнение? Ежели я кого-то приглашаю в таверну, значит, пир будет за мой счет. Запомните это на будущее. (Надеюсь, это не последняя наша встреча.) Но я понимаю вас, понимаю… У любого слуги с финансами негусто. Однако я тут намедни немного разжился деньжатами, так что – гуляем!

Облегченно вздохнув, Андрейко широко улыбнулся и последовал за Гийо к пристани, куда уже подходил паром.

Глава 17. Удар кинжалом

Жиль страдал. Порядки в Сорбонне в последнее время стали чересчур строгими, а учиться по-настоящему он не имел ни малейшего желания. Сначала юный де Вержи взялся за учебу с жаром, благо она давалась ему легко, но с течением времени Жиля перестало устраивать расписание занятий. Они начинались с восходом солнца (летом – в шесть утра, зимой – в семь) и продолжались до девяти вечера. Лекции длились по три часа, а еще студиозам полагался трехчасовой перерыв на обед, когда можно было подремать. Для многих школяров это было спасение; гулянки и прочие развлечения (в том числе и походы в квартал продажных девиц), до которых они, как все молодые люди, были горазды, нередко заканчивались далеко за полночь.

54

Фунт – во Франции в Средние века 1 фунт = 409,6 г.