Оракул - Шведов Сергей Владимирович - Страница 62

– Лошади могут быть самыми натуральными, – возразил Кравчинский.—А вот «мерседес» действительно превращается в тарантас или карету.

– Но каким образом? – стоял на своем Ярослав. – Он нас гипнотизирует или преобразует материю? Вот этот дворец, на крыльцо которого мы сейчас восходим, он реально существует или является всего лишь галлюцинацией?

– Спроси что-нибудь полегче, – усмехнулся Кравчинский, толкая плечом довольно увесистую входную дверь.

Граф Глинский еще спал, утомленный ночными научными трудами и утренним возлиянием, зато следователь Рябушкин был уже на ногах и нервно прохаживался по обширному залу, время, от времени бросая враждебные взгляды на стерегущих его холопов.

– Черт знает что! – воскликнул он при виде двух друзей. – Меня не выпускают за порог. Следователь Рябушкин арестован призраком, как вам это понравится?

– Бывает и хуже, – утешил работника прокуратуры Аполлон Кравчинский.

– Послушайте, господа хорошие, вы же нормальные люди. Объясните же мне наконец, куда я попал и что из себя представляет этот бедлам.

Граф Калиостро попросил у холопов вина, скинул неудобные башмаки и с удобствами расположился в кресле у окна, выходящего на парковую аллею. Рябушкин присел рядом за изящно сработанный из ценных пород дерева столик и приготовился слушать. Аполлон честно предупредил следователя, что имеет он дело с Иванами, возможно даже йородами и, более того, сам скорее всего является таковым. Пространный экскурс поэта в теорию русского мата едва не довел Рябушкина до белого каления. Анатолий Сергеевич вообразил, что над ним издеваются, и, будучи человеком откровенным, не утаил от Аполлона своих мыслей по поводу наглых молодых людей, позволяющих себе шутить над представителями закона, находящимися при исполнении служебных обязанностей.

– Вы не правы, Анатолий Сергеевич, – возразил Кравчинский, задумчиво потягивая кислое вино. – В этом что-то есть. Если этот компьютер заброшен к нам несколько тысячелетий назад, он обладает воистину уникальной информацией о нашем прошлом. Той информацией, которой на Земле не обладает никто.

– Я не историк, – поморщился Рябушкин. – И прошлое меня интересует постольку поскольку. Для меня достаточно и того, что это штука не бог, а всего лишь машина.

– А чем, по-вашему, бог отличается от человека?

– Он всемогущ, – сказал Рябушкин. – Хотя я лично атеист и в бога не верую.

– Вы не объяснили, в чем причина этого могущества. – Кравчинский наставительно поднял указательный палец к потолку. – Бог знает, что происходило, что происходит в данную минуту и что будет происходить в будущем. Информация о прошлом, настоящем и будущем делает существо всемогущим.

– Допустим, ваш компьютер знает все о прошлом Земли, допустим, он знает все о ее настоящем, но будущее ему в любом случае неподвластно, – раздраженно отмахнулся Рябушкин..

– Так ведь будущее вырастает из прошлого и настоящего, Анатолий Сергеевич. Обладая достаточным объемом информации, будущее можно смоделировать таким образом, чтобы оно устраивало ныне живущих людей.

– Многие, знаете ли, пытались и моделировать, и пророчествовать, но получался полный абсурд.

– Так я ведь и не утверждаю, что у оракула получится. Но скорее всего он запрограммирован именно на это. То есть собрать всю возможную информацию и удовлетворить все возникающие у человека потребности без ущерба для окружающих.

– Но это ведь невозможно! – возмутился Рябушкин.

– Тем не менее он будет стремиться именно к этому, не считаясь с мнением следователей прокуратуры и прочих инакомыслящих, которых ему в будущем придется либо изолировать, либо устранять.

– Но вы же сами сказали, что он не только никого не убивает, но и не позволяет убивать другим?

– Позволять-то он позволяет, но пока понарошку. Каждое живое существо хочет жить, и это не противоречит программе, заложенной в компьютер. Ибо эту программу составляли истинные гуманисты, безусловно желавшие нам добра. Но, боюсь, что так будет не всегда. Неизбежно наступит момент, когда компьютер вынужден будет убить бунтаря, не желающего подчиняться его воле. Я, кстати, не исключаю, что такое уже было. Бог всегда наказывает ослушника, даже если этот бог всего лишь компьютер. Собственно, выбора у оракула нет, либо он уничтожает бунтаря, разрушающего систему, либо перестает быть богом.

– И каков выход из этого дурацкого положения, в котором мы оказались? – спросил Рябушкин.

– Надо выключить компьютер, – твердо произнес Кузнецов.

Последнее было, надо признать, проще сказать, чем сделать. Во всяком случае, Ярослав понятия не имел, где у оракула находится кнопка и имеется ли она вообще. На это и указал ему въедливый следователь Рябушкин.

– А у вас есть другой способ выбраться отсюда? – пожал плечами Ярослав. – Кстати, вы так и не ответили на мой вопрос – зачем вы вообще приехали в это проклятое место? Вас что, Иванов попросил?

– Допустим. – Рябушкин недовольно нахмурился. – И что с того?

– Ничего, – пожал плечами Кузнецов, – просто старый приятель подложил вам большую свинью, Анатолий Сергеевич. Ибо сдается мне, что Аркадий Семенович Иванов знает об оракуле гораздо больше, чем мы все вместе, и имеет на него свои виды.

– Какие еще виды? – возмутился Рябушкин. – Я знаю Иванова не первый год. Это очень порядочный человек.

– Порядочные люди не посылают своих хороших знакомых в места, где пахнет откровенной чертовщиной, – усмехнулся Ярослав. – Он рассказывал вам об оракуле?

– Нет, – хмуро бросил Рябушкин.

– А о диадеме?

– Он сказал, что диадема – ключ к кладу, спрятанному в старом дворце каким-то беглым аристократом.

– И обещал поделиться сокровищами?

– Идите к черту!

– Должен вас разочаровать, Анатолий Сергеевич. Аристократу так и не удалось стать беглым, он не сумел пересечь румынскую границу с фамильными сокровищами, и был, скорее всего, убит дедушкой вашего старинного приятеля, старшим оперуполномоченным ОГПУ. И, между прочим, сделал это Терентий Филиппович Доренко по подсказке оракула. То есть сначала он убил его здесь как бы понарошку, но поскольку граф неожиданно воскрес, то его пришлось убить во второй раз, но уже за пределами зоны отчуждения. Теперь вы понимаете, откуда у Иванова взялась эта диадема.