Хуан Дьявол (ЛП) - Адамс Браво Каридад - Страница 27

- Теперь ты говоришь то, чего не должна. Не думаю, что мы родились, чтобы пресмыкаться. Мы должны встать на ноги во что бы то ни стало. Ты, возможно, чтобы быть счастливой. Мне достаточно поддерживать существование, сурово шагать по миру, зная, что он негостеприимный и скорбный… – Вскоре Хуан остановился, и глядя на свою жену встревожился: – Моника, что с тобой? Ты дрожишь…

- Ничего. Немного холодно… Немного холодно, ничего более…

Слезы Моники предательски задрожали в голосе, и правая рука Хуан протянулась, чтобы стереть их, холодные и дрожащие, утешая жизненной силой, касанием, одновременно восхитительным и грубым, и ее глаза прикрылись, как во сне.

Снова двинулся экипаж. Позади осталась придорожная гостиница, где они остановились на некоторое перекусить, и средство передвижения, маленькое и легкое, без усилий везла великолепная упряжка коней, поводья были сжаты в руках капитана Люцифера с той же уверенностью, с какой сжимали корабельный штурвал.

Резкий толчок остановившейся повозки заставил открыть сонные глаза Моники. Рассветало, и они находились посреди Сен-Пьера. Был неясный свет, но достаточно было поднять голову, чтобы узнать место, а если увидеть его было невозможно, то звук колоколов, зовущих на рассветную мессу был достаточно знаком для нее, рассеивая малейшее сомнение. С насмешливой галантностью Хуан соскочил с кoзел и протянул руку, помогая ей:

- Вот твой монастырь. Разве не здесь ты желала быть, теперь и навсегда?

- Конечно. А так как жизнь принадлежит мне, несмотря на грубый фарс женитьбы, что нас удерживает.

- Не слишком ли сурова эта фраза, Моника? – заметил Хуан, не оставляя насмешливого тона.

- Этому я научилась от тебя! Это ты так назвал, как возвращаешь во второй раз меня в монастырь!

- Полагаю, это то, что может тебя обрадовать…

- Ты полагаешь очень хорошо. Для меня монастырь, а для тебя полная свобода: пристани, притоны, таверны порта.

- Это моя жизнь, Моника, как это – твоя жизнь. Я не осуждаю ее, а ты не должна судить мою. Идем…

- Следуй своим путем! Не нужно беспокоиться. Я никогда не нуждалась в охране. Удачи, Хуан Дьявол!

9.

- Баутиста! Баутиста! Коня, немедленно! Ты спишь, идиот?

Со сверкающими глазами, сжатыми кулаками, возбужденными вспышкой ярости в душе и теле, проходил Ренато просторную галерею старинного господского дома, направляясь в библиотеку, где был кабинет его отца, а за ним шел Баутиста, удивленный и униженный.

- Сеньор Ренато, я несколько часов вас ищу, сеньора приказала…

- Скажи, что не нашел меня!

- Дело в том, что ждут сеньоры из Анс д`Арле. Думаю, это городской судья и секретарь. От имени местных властей, похоже, они хотят составить протокол. Сеньора желает, чтобы вы. О, сеньор Ренато! Осторожнее! – встревожился старый Баутиста. – Это дуэльные пистолеты дона Франсиско, и…

- Я прекрасно знаю, что это и чему служит! Беги и приготовь мне коня! – отбрасывая футляр из полированного дерева, Ренато взял два одинаковых пистолета, вынутых из ящика, и рассмотрев их, опустил в карманы. – Это единственное, что должно тебя занимать! Думаешь, я и так не потерял много времени? Исчезни! И приведи их без шума, по лестнице с этой стороны! Ни слова больше, Баутиста!

- Как прикажет сеньор.

В одиночестве Ренато мерил нервными шагами широкую библиотеку в полумраке, и порылся в книжной полке, пока не нашел то, что почти позабыл. Снова и снова он наполнял маленький стакан жгучим выдержанным ромом, который сделал известным Кампо Реаль, а жаждущие губы алчно впитывали, пробуждая еще большую жажду. Его колотила свирепая ярость, огнем сжигала мысль о Хуане. Он должен пойти ему навстречу, должен взыскать кровью за унижение, которое заставило его страдать. Каждая проходившая минута заставляла его измерять и считать превосходство, которое у того есть. Как далеко зайдут в своем безумии Моника и своей смелости Хуан? Пока он пил, до дна истощая бутылку, его нервы успокоились, ярость стала глубже и холоднее, и в ней проглядывали жестокие инстинкты, как острия копий. Сердце переполняла злоба; уже больше, чем любовь к Монике, его притягивала месть Хуану. Дверь открылась, и на пороге показалась робкая фигура старого Баутисты.

- Возблагодарю Сатану, что ты наконец явился, проклятый!

- Минутку, сеньор. Сеньора…

- Уйди, идиот!

Грубым толчком Ренато отодвинул в сторону старого управляющего, и прыжком вскочил на приведенного жеребца. Он вонзил шпоры в бока необузданного животного, напряженно направляясь на неровный подъем. Он следовал к ущелью, срезая берега и поля. Он был уже у хижин работников. Оттуда доносились могильные жалобы. Не было горящих костров, чувственных танцев. Два негритянских очертания бились в эпилептическом припадке, омрачаемом траурными звуками большого барабана. Это по хозяйке Айме. Они плакали, молились за нее, или возможно, взывали к ней, чтобы предотвратить возможную месть, тень смерти над долиной.

Ренато вонзил шпоры еще свирепей. Он хотел сбежать от этого, перепрыгнуть, а беспокойная дрожь бежала по спине. Все осталось позади, но он все еще слышал. Яростно он наказывал коня, требуя все больших усилий, и его ноги поскользнулись и проволокли всадника до дверей ветхой хижины. Он поднялся, не чувствуя боли от ушибов. Перед ним возникла темная тень, высокая и тощая; она отошла к двери хижины, пока не зашла туда. Не зная зачем, он пошел за ней.

- Ты Кума, правда?

Волшебница ответила неопределенным выражением. Она встала на колени. Ренато пристально смотрел на черное лицо, блестевшие большие глаза с выражением наивысшего страха, и почувствовал какое-то чудовищное удовольствие, видя, как несчастная потеет и дрожит.

- Ты Кума, которая использует и эксплуатирует Кампо Реаль для своей бурды, мазей и всякой лжи. Ты помогаешь довести до скотского состояния и отравляешь идиотов батраков, и даже слуг моего дома.

- Я не продаю яда, мой хозяин; я продаю хорошие лекарства из полевых трав. Продаю средство для бедных, исправляю кости, смягчаю несварение желудка и помогаю освободиться от плохой тени покойников, которые имеют раскаяние в душе. – Она посмотрела на Ренато, рискуя всем в своей хитрой смелости. Она увидела, как тот побледнел, и поняла, что попала в мишень, подняла сложенные руки, швыряя на карту все: – Если душа хозяйки Айме преследует тебя, появляется в снах, заставляя напомнить о содеянном, если слышишь, что она говорит на ухо, и чувствуешь позади холодок…

- Замолчи, идиотка, мошенница, обманщица! – кричал Ренато вне себя. – Меня не преследует никакой призрак и никакого голоса я не слышу! Тени Айме не за что меня упрекнуть, потому что не убивал ее! Я не виноват в том, что она убилась! Но тебя я убью!

- Нет, хозяин. Не бейте меня больше…! – умоляла Кума испуганным криком.

Ренато отступил, вздрогнул, словно очнулся, словно внезапно понял, что делает. Впервые он плохо себя повел, впервые ударил женщину. Шатаясь от паров алкоголя и гнева, он отступал, пока не нашел дверь. В этом момент появился спешащий Баутиста, и воскликнул, увидев его:

- Сеньор Ренато! О, Слава Богу! Ваша лошадь вернулась в конюшню. Я вышел искать, опасаясь… благословен Бог, что ничего не случилось! Вам нужно было приехать сюда, сеньор?

- Нет! Я еще еду. На любой лошади. На которой ты приехал… – он одним прыжком утвердился в стременах, взял поводья, заставил повернуть кругом лошадь, и указывая Баутисте на хижину Кумы, приказал: – Заставь ее уйти из долины! Выгони с моих земель! Пусть она покинет Кампо Реаль, и никогда не возвращается!

- Хуан, сынок. Ты уехал, как безумец, а вернулся, как глупец. Я выбежал, когда Колибри сказал, что твои лошади в конюшне. Я искал тебя повсюду, где только мог, а в результате ты вот здесь, такой молчаливый и тихий, как будто тебя отгородили забором.

Скрестив руки, сжав зубами трубку, Хуан стоял неподвижно, погруженный в мрачные размышления с тех пор, как вернулся из монастыря. Он передал коляску в руки Колибри и появился в дверях скромного дома нотариуса Ноэля.