Хуан Дьявол (ЛП) - Адамс Браво Каридад - Страница 47

Мать-настоятельница Рабынь Воплощенного Слова ощупывала дрожащими руками мокрую одежду Моники, смотрела расширившимися от удивления глазами на ближайший пляж и неспокойное море, и с усилием сдержала вопросы, срывавшиеся с губ; три экипажа, следуемые за ней, остановились и раздвинули занавески, чтобы показать под черными головными уборами удивленные лица. В их лицах было сочувствие и жалость. Очень бледное лицо, мокрые одежды, распахнутые глаза, скорбный взгляд сбившейся с пути бывшей послушницы – все это имело достаточную силу, чтобы заставить отреагировать настоятельницу:

- Я вижу, вы больны, Моника, и только что сказали, что одна. Поднимайтесь в мой экипаж. Мы едем в Монастырь Доминики. Они пригласили нашу общину скрыться ввиду большой тревоги.

- Тревоги?

- Кажется, наступает конец мира, дочь моя, и сеньор Епископ сказал эвакуироваться из старого монастыря на Площади Виктора Гюго, – проговорила мать-настоятельница почти жизнерадостно. – Многие говорят, что ничего не случится. Мэр ничего не сделал, лишь издал указ, и призвал к спокойствию жителей Сен-Пьера, сказал, что едет губернатор, чтобы запретить выезд. Поэтому я решила поспешить с духовными дочерями и выполнить пожелание Его Высокопреосвященства. Теперь я считаю, это было Небо, ведь благодаря Ему я встретила вас. Едем, поднимайтесь в экипаж!

- Нет, матушка, я не могу поехать с вами. Я должна сесть на корабль, должна отыскать Хуана…

- Отыскать Хуана? – изумилась настоятельница. И с искренним удовлетворением спросила: – Вы хотите сказать, что Хуан Дьявол смог сбежать? О, простите! Вы зовете его Хуан Бога, и на самом деле…

- Он, говорит, что пропал. Он уверен в неизбежной смерти. Люцифер не может поехать со своим грузом. Боже мой, Боже мой…!

- Дорогая дочь, боюсь, вы бредите…

- Нет, матушка, нет. Хуан привез меня на этот пляж, оставил и приказал спасаться, чтобы я была именно в этом монастыре, и что…

- В таком случае, чего вы ждете? Разве ваш первый долг перед мужем не послушание?

- Если он умрет, я не хочу жить, матушка!

- Говорите тише, пожалуйста. Послушницы рядом, в этом экипаже, где они не подняли занавески. Идемте со мной, вы больны, и в данный момент ничего не можете сделать.

- Если умрет Хуан, я сойду с ума, матушка.

- Не отчаивайтесь. Не только Хуан, но и все в большой опасности. Наши доминиканские сестры стоят на молитве со вчерашнего дня, и мы сделаем то же самое, как только приедем. Никто не молится напрасно. Милосердие Божие не имеет границ. Я думаю, было чудом обнаружить вас здесь. Мы будем молиться в честь этого безумно великодушного человека, за которым вы замужем. В эти последние дни почти ни о чем не говорят, а только о великой борьбе в защиту рыбаков. Многие нападают на них, но есть те, кто на их стороне: наш духовник среди них.

Мягко она заставила подняться Монику в экипаж, и деликатным знаком снова указала следовать повозкам, ехавшим за ней.

15.

- Пусть опустят главную… бизань-мачту! Поворачивайте направо, очень мягко. Угорь… Так… Теперь поднять кливер, чтобы ждать погоды!

Первые лучи дневного света ворвались на голую мачту Люцифера, набитого до отказа, тяжело качавшегося на морских волнах. Рядом с ним, закрепленные канатами, делавшие ход корабля медленным и трудным, были три рыбных лихтера, теперь пустых, похожих на ореховые скорлупки на бушующих водах. Мрачный, как никогда, сурово нахмуривший брови, сжавший губы, Хуан Дьявол руководил тонким маневром, а затем обернулся и жадно посмотрел на землю, что осталась вдали. Это Мартиника, которая возникла словно из тумана. Постепенно гасли точки света, признаки далекого города. По левую сторону высились роковые очертания Мон Пеле, с широкими склонами, крутыми голыми откосами, а на высоте густого дыма, черного, как сажа, разлилась этим утром в небе гигантская чернильница. Секунду глаза Хуана смотрели туда. Жадный взгляд повернулся к горе Парнас. Она едва различалась среди зелени, осыпанная точками многочисленных садов и домов. Едва видимая, и тем не менее, с какой отчаянной силой забилось сердце Хуана!

- Мы останемся здесь, хозяин? – спросил Колибри. – Не бросать якорь?

- Здесь слишком глубоко, чтобы кинуть якорь. Ты должен знать.

- Знаю, капитан. Вы не можете его кинуть, и поэтому будем ждать погоды. Сколько будем ждать, капитан?

- Пока не увидим, что произойдет с этим проклятым вулканом.

Почти наступил день. Над цветущей Антилией, отмеченной рукой трагической судьбы, появились первые вспышки дня 6 мая 1902 года. Город суетился в полдень большого праздника. Девять населенных деревень, расположенных у склона Мон Пеле, были полностью опустошены. Оттуда ушли богатые колонисты, хозяева плантаций и заводов с работниками и близкими. Это было нервное и возбужденное массовое бегство со всего северо-запада острова. Территория диаметром более тридцати километров была закрыта; предгорье ужасной горы вытеснило последних обитателей, оправданно встревоженных странными сигналами. Адский жар носился по земле, многочисленные реки впадали в море, но вместо воды туда шла зловонная грязь, невыносимый запах серы. Морские птицы покинули негостеприимный район; у высоких скал узкие пляжи были нагромождены миллионами мертвых и агонизирующих рыб, выброшенных морем. Город двадцати пяти тысяч жителей сегодня был переполнен более сорока тысячью людей, но паники не было, наоборот. Души людей успокоились, обитателей Сен-Пьера словно заразил беззаботный оптимизм. Болтовня, пьянство и смех в разгар праздника, нелепая уверенность все больше подтверждалась передаваемой из уст в уста последней новостью.

- Губернатор только что прибыл. Эти люди так сказали, сеньора, – объяснила Янина хозяйке. – Кажется, он вошел через заднюю дверь, потому что на площади много народу, и он обращается к народу с балкона дворца.

- Скажи, чтобы этот идиот Эстебан поторопил лошадей! – нажимала София Д`Отремон.

- Дело в том, что он не может проехать, сеньора. На улице много людей.

- Пусть даст звонок, пусть пройдет как угодно! Скажи, чтобы ехал по другой улице, пусть следует к дворцу, через черный вход. Мне откроют! Едем!

Наконец София Д`Отремон приехала на боковую улицу просторной и роскошной резиденции Генерала-Губернатора Мартиники, и опираясь на Янину, вышла из массивной кареты, которая с таким трудом добралась сюда. Было полно прохожих, толпа заполонила площадь перед балконом, где вещал лидер:

- Дети мои, мое присутствие в Сен-Пьере – лучшее доказательство, что все тревоги напрасны. Я приехал со своей семьей. Также меня сопровождали два человека науки, чьи показания только что обжаловали, и согласно их авторитетному мнению, Сен-Пьер не должен бояться Мон Пеле, как Неаполь не должен бояться Везувия. Наш старый вулкан рычит понемногу, но не кусает. Фейерверки и ручьи лавы, в конце концов, затухнут в море. Есть ли причина оставить самую цветущую французскую колонию на Антилиях? Рожденные у подножья Мон Пеле должны смеяться над этими тревожными глупостями, и я советую всем не переживать и смеяться, потому что я готов действовать, чтобы решительно усмирить распространение паники, предсказания паникеров и любую деятельность, провоцирующую беспорядки. Еще раз говорю соседям Сен-Пьера: пусть каждый возобновит обычную деятельность и не упорствует в злых пророчествах, дабы не сесть в тюрьму.

Двухместная карета остановилась на той же улице, и Ренато Д`Отремон, который ей управлял, откинул поводья, подошел быстрым шагом к желанному черному входу, когда его мать появилась перед ним:

- Ренато!

- Мама! Что ты тут делаешь?

- Не думаешь, что ищу тебя? Провела ночь, умирая от беспокойства, отыскивая в каждом уголке города твои следы? Даже не думаешь, не так ли? Думаешь лишь об этом звере в своей злобной страсти.

- Пожалуйста, хватит!

- Ты ушел, оставив меня больной, уехал, не сказав ни слова.