Прикладная метафизика - Секацкий Александр Куприянович - Страница 5

Абсолютное большинство фиксов за пределами их чар, околдовывающих только изобретателя и, возможно, его ближайших слушателей, являются аналогами надувной задницы. Именно поэтому, благодаря своей маргинальной природе, они легко входят в контекст литературы и даже профессиональной философии. И тут есть свои мастера – например, Жак Деррида, несомненный специалист по метафизическому облагораживанию фиксов. Взять его известную идею о том, что письмо предшествует речи («О грамматологии»): при всей тщательности философской инкрустации, в ней остается очарование подлинной идеи фикс, которую невозможно подделать. Причина уже упоминалась: подобно мусору, фиксы не имеют эйдосов, они не могут находиться ближе или дальше от истины и вследствие этого неопровержимы.

Опыт Деррида (о применяемом им способе философского синтеза еще пойдет речь в дальнейшем) свидетельствует об интеллектуальной ценности фиксов, правильно извлеченных, подобно драгоценным камешкам, из пустой породы доморощенного философствования. Полевые исследования среды обитания философствующих соседей на предмет обнаружения фиксов тем более привлекательны, что здесь, в отличие от вышележащих слоев, практически не распространен вирус авторствования. Шурины, девери и свояки не испытывают жгучей потребности в писании текстов, поэтому некоторые жемчужины могут и затеряться.

Но и непосредственная полевая работа вполне может доставить знатоку удовольствие. Толика терпения и внимания, готовности вслушиваться, отбрасывая пустую породу, и фиксы непременно будут предъявлены. Ведь это совпадает с сокровенным желанием их владельцев, во всем остальном весьма далеких от эксгибиционизма.

Но вот сверхидея наконец выслушана путешественником, принята с благосклонностью или хотя бы принята к сведению. Наступает возможность ответного хода – возможность, которой не грех воспользоваться для лучшего знакомства с устройством компании философствующих соседей.

В свое время журнал «Знание – сила» в рубрике АВН (Академия Веселых Наук) печатал разные приколы, стилизованные под научные открытия. Некоторые из них могут быть использованы в качестве симулякров – в данном случае предъявлены в обмен на фиксы. Я чаще всего прибегал к двум коротеньким историям.

1. Жирафы. Пресловутая длинная шея жирафа есть не что иное, как оптическая иллюзия, своеобразный мираж. Ибо, во-первых, как доказано учеными, ни одно млекопитающее не может иметь такой длинной шеи (оно просто не выдержит динамической перегрузки), а во-вторых, в саваннах, где водятся жирафы, миражи – обычное явление. (Любопытно, что в следующем номере журнала было опубликовано письмо возмущенного читателя, который, оказывается, специально ходил с женой в зоопарк и простоял у клетки жирафа два часа. «Никакой оптической иллюзии в данном случае не существует, – утверждал скептик, – а вашим ученым нужно почаще выбираться из кабинета».)

2. Грецкие орехи. Ученые установили, что грецкие орехи являются нашими меньшими братьями по разуму. Они лишены способности передвигаться и говорить, но не лишены дара мысли. Вовсе не случайно содержимое ореха так похоже на полушария головного мозга – перед нами первая, растительная форма разумной жизни. Статья заканчивалась призывом «отказаться от гнусного обычая поедания братьев по разуму» (впрочем, сама идея восходит еще к натурфилософам Милетской школы).

Важно отметить, что не спровоцированное предъявление сообщений (контрольные эксперименты) сопровождалось совершенно адекватной реакцией: воспринималось как розыгрыш. Это вполне характерно для формации здравого смысла – во всем, что лежит за пределами собственной сверхценной идеи, доморощенный философ абсолютно нормален. Ведь и саму философию практический разум склонен рассматривать как «сдвиг по фазе». И философия, оказываясь за границами своей компетенции (например, совершая попытку переубедить здравый смысл), попадает в смешное положение. Поэтому пытливый исследователь (номад) должен учитывать не только принципы имманентной философии, но и превратности многообразных форм ее инобытия.

Все случаи, когда розыгрыш принимался за чистую монету, связаны с ситуацией ответного хода. Тогда доверие к грецким разумным орехам (точнее говоря, воздержание от скептицизма) явно рассматривалось как эквивалентная плата за внимательное отношение к собственному фиксу. Но надо отдать должное: игра эквивалентами для здравого смысла в целом не характерна. Она вовсю разворачивается уже на соседних территориях промежуточной образованности. Житейский рассудок, при всей его философской некомпетентности, как правило, сохраняет свои благородные родовые черты – пренебрежение к дымовой завесе ссылок, цитат, многозначительных имен, невменяемость ко всякого рода «библиографии» (ибо эта позиция уже занята свояками, племянниками и различными соседями по даче). Мудрствующему в час потехи соседу в принципе все равно, где базируются источники аргументации его оппонентов (равно как и собственные) – в систематическом курсе лекций, в «Философии искусства» Шеллинга или в «такой зеленой книжке с бородатым мужиком на обложке». Павлиний хвост эрудиции не производит на него особого впечатления и в лучшем случае воспринимается в рамках игры, правила которой выразил Достоевский: «Дай немного солгать ближнему твоему – и даже много дай солгать. Он будет тебе за это благодарен и воздаст сторицей».

6. Из коллекции фиксов

Ниже приводится несколько примеров из обширного собрания автора. При наличии осознанной установки читатель легко сможет припомнить собственные случаи знакомства с фиксами.

Ад как прачечная. Адом распоряжается Бог, а вовсе не дьявол. Не зря же ад называется чистилищем – там души подвергаются страданию, которое очищает. Если человек настрадался при жизни, ему в аду нечего делать, у него душа чистая. Ну а кто не испытал страданий, тому без чистилища не обойтись, ведь его нечистая душа не годится для дальнейших воплощений.

Вот Бог и поступает с такими душами примерно как хозяйка с грязным бельем. Хозяйка кипятит и отмачивает белье в баке, после чего им снова можно пользоваться. Господь отмучивает души в аду, они становятся чистыми и ими можно пользоваться дальше.

Сага о сале. Все знают, как хохлы любят сало. Но я утверждаю, что это не случайно. Их научили, а точнее сказать, заставили полюбить сало. Дело в том, что в степях испокон веков занимались овцеводством, и Украина тут не исключение. Но крымские татары и другие кочевники постоянно совершали набеги и угоняли отары. А свиней мусульмане не трогали, свинья для них нечистое животное. Вот и перешли на Украине к исключительному разведению свиней, чтобы не умереть от голода. Отсюда и любовь к салу.

Раздельный зачет. Во многих видах спорта существуют разные весовые категории, и это правильно. Например, человек весит 60 килограммов, а штангу поднимает в три раза больше своего веса. Другой весит 200 и поднимает свой вес. За что же его считать чемпионом? Раздельный зачет как раз и помогает установить истину.

Я уверен, что человечество много теряет оттого, что не применяет этот принцип и в других сферах жизни. Вот, к примеру, писатель – он, может быть, не ахти какой писатель. А теперь, допустим, все писатели выпивают по стакану водки и садятся писать текст. И среди них наш средненький писатель оказывается первым! А после двух стаканов водки чемпионом может стать кто-нибудь еще – и разве справедливо, что никто его не знает? Ведь в этих, равных для всех условиях он самый лучший. То же самое применимо к скрипачам, актерам, философам – сколько людей могли бы получить шанс прославиться и стимул для творчества!

Одним словом, я предлагаю ввести раздельный зачет по спиртосодержанию творческих усилий. А победителям вручать, например, Менделеевскую премию.

(Присутствующие охотно соглашались, выражая уверенность, что в списке лауреатов Менделеевской премии русские занимали бы первую строчку.)

Дефлорация и цивилизация. Никто не задумывался, почему девственность обладает такой ценностью. Даже ваш Фрейд не задумывался. А ведь причина проста: если девушка теряет девственность слишком рано, ее развитие начинает идти по другому пути. Интеллект притупляется, а похоть благодаря новым гормонам возрастает. Или она становится машиной для продолжения рода, но это все равно сказывается на генофонде – количество одаренных потомков в следующих поколениях резко падает.