На безымянной высоте - Черняков Юрий Веняаминович - Страница 5

Малахов, из-за которого все и случилось, стоя сзади, взялся командовать: «Раз-два, взяли! Еще раз, взяли!»

И вдруг бесцеремонно отодвинул старшину Безухова, чтобы пристроиться сзади к девушке.

Так они впервые встретились, Оля и Коля, и впервые взглянули друг на друга. Она пренебрежительно его ог­лядела и немного отодвинулась, а он приоткрыл рот от неподдельного восхищения.

Малахов был стрижен под ноль, в новенькой форме, салага, можно сказать, если бы не наколки на кистях рук, указывающие на уголовное прошлое, плавно перешедшее в опасное настоящее. И вполне сошел бы за трудного пе­реростка-второгодника, недавно из детдома.

Наконец машину вытолкнули. Все полезли в кузов. Малахов попытался подсадить девушку сзади, но она его резко оттолкнула.

— Лучше товарищу старшине помоги, — сказала она. Тогда Малахов легко вскочил в кузов первым, кинув

на сиденье вещмешок, помог старшине, после чего бес­церемонно отодвинул в сторону молоденького солдатика: «Занято, не видишь?» — и галантно подал девушке руку, чтобы усадить ее рядом.

— Будем знакомы, товарищ сержант. — Он протянул ей руку. — Рядовой Малахов. Можно просто Коля.

Она надменно смерила его взглядом и отвернулась. Остальные молча, с интересом наблюдали за этим дорож­ным ухаживанием.

Малахов, чувствуя это общее внимание, ничуть не растерявшись и ни капли не сконфузившись, непринуж­денно положил руку ей на плечо и, стараясь к ней тесно прижаться, стал что-то нашептывать, норовя положить вторую руку на ее колено.

Но девушка неожиданно и умело провела болевой прием, и рядовой Малахов вскрикнул от боли.

— Ты чего, в натуре, живую силу выводишь из строя, как же воевать теперь буду?

— Товарищ рядовой, оставьте товарища младшего сер­жанта в покое, — сказал, приоткрыв глаз, старшина Иван Безухое.

— А тебя, бугор, завидки берут? — зло сказал Мала­хов. Сморщившись от боли, он потирал руку.

Прежде чем ответить, Безухов спокойно посмотрел на наглеца, похоже не имеющего понятия о воинской субор­динации. Рассмотрел наколки на кистях рук.

— Из блатных? — спросил он.

— Ну, — мотнул головой Малахов. — Че устави­лись? — обратился он к попутчикам. — Я, может, баб пять лет не видел, забыл уже, как они устроены.

— Доброволец? — продолжал расспрашивать Безухов.

—А то! Не сбежал же... А по призыву вождя променял теплые нары на сырые окопы на самой передовой линии фронта, чтоб изгнать фашистского зверя с родной земли! Имею я по такому случаю право потрогать фронтовую подругу или не имею?

— Только если сама разрешит... — добродушно отве­тил старшина.

— Так она в ответ только презрительно молчит! Ты, бугор, лучше ей прикажи, чтоб белокурую бестию из себя не изображала! Может, мне завтра в бой, под фашистс­кие пули и времени у меня нет на вздохи, ахи и охи! Вой­на кончится — выдам все по полной программе. Аж за­качается! Жди меня, и я вернусь, только очень жди... Толь­ко чего ждать-то, не понимаю. Не сегодня завтра

попа­дешь под пулю — и аля-улю, поминай, как звали. Я пра­вильно говорю? 

— Сколько сидеть оставалось? — поинтересовался Безухов.

— Трояк, — подмигнув, показал на пальцах Мала­хов. — Мне еще два добавили, за активное участие в груп­повом покушении на честь и достоинство козы из бли­жайшего колхоза.

Публика сочувственно хохотнула, а он, воспользовав­шись расположением окружающих, снова положил руку на плечо девушке, потом стал ощупывать чехол, который она везла, пока девушка не оттолкнула его руку.

— Чего у тебя там? Немая, что ли? Да не боись, не сопру!

Она презрительно прикрыла глаза, так и оставшись бесчувственной к его поползновениям познакомиться ближе.

— Не один ты такой, — сказал старшина. — Знаем мы вашего брата. Мол, чем там, в заключении, еще пять лет торчать, лучше здесь на передовой пару месяцев прокантоваться, пока война не закончится.

— Ну. И на свободу с чистой совестью... — кивнул Малахов, подмигнув присутствующим. — Понимаешь, бугор. Так, да не совсем. Мне и в зоне, поди, неплохо было. — Он стал загибать пальцы, перечисляя свои пре­имущества: — Закон меня кормит, хлеборез в корешах, и нижние нары у входа, где воздух посвежее. Сиди: не хочу. Надо мной там не капало, ты понял?

— Ну так оставался бы, — добродушно сказал стар­шина.

— Не, мне повоевать захотелось добровольно. Может, думаю, Героя дадут. Или там звание какое-нибудь, майо­ра например...

— У нас в полку таких добровольцев с десяток было, — заверил старшина. — И все обратно на нары запросились. Чтоб не капало.

— Это небось бакланье позорное, какие-нибудь фра­ера заигранные, — пробормотал Малахов. — И чего, их отпустили?

— Нет, — ответил старшина. — Они уже никуда не просятся. И до майора так и не дослужились...

— А я дослужусь... — насупился Малахов.

— Ты не гоношись, сынок, — снисходительно сказал старшина Безухов. — Твое от тебя не уйдет. Кто знает, как еще и куда повернется.

— Лучше скажи мне, товарищ бугор, в смысле старши­на, — поправился Малахов, —далеко отсюда до границы?

— Не так чтоб очень, — успокоил его Безухов. — На­смотришься еще на эту границу. Беспокоиться не о чем.

— Ладно, дед, кончай тоску нагонять! — вдруг ожес­точился Малахов. — Че ты вообще знаешь про меня? А вот я смотрю и вижу: ни черта вы все не знаете насчет границы...

— А ты знаешь? — спросил кто-то. — Балабол.

— А я знаю... И могу рассказать, если хорошо попро­сите. Только лучше дай сначала закурить... Спички есть?

Теперь даже девушка покосилась на него, ожидая, что он скажет. Старшина отсыпал ему махорки из своего ки­сета, кто-то протянул обрывок газеты и коробок спичек.

Малахов не спеша чиркнул, прикрывшись спиной от встречного ветра, но спички ломались одна за другой, пока, наконец, он не закурил, жадно глотая дым.

И как раз в этот момент впереди, за поворотом, где показалась разрушенная церковь, вдруг раздался глухой взрыв и послышались оживленные пулеметная и автомат­ная стрельба, а также свист пуль над головами. Все разом замолчали и невольно пригнулись.

— Это что, уже фронт? — упавшим голосом спросил Малахов.

Ему не ответили. Машина остановилась, и все увиде­ли впереди несколько разбитых и горящих грузовиков с брезентовым верхом, по которым вели огонь из пулемета с полуразрушенной колокольни.

За перевернутой машиной сгрудились испуганные новобранцы — уцелевшие и растерянные солдаты в но­веньких шинелях и с винтовками, из того самого марше­вого батальона, с которым прибыл на фронт Николай Малахов.

— Так... так это ж наши пацаны! — присвистнул он, встав во весь рост. — Ая уж думал: не догоню... Леха! Эй, слышь, а Леха где?

— Прыгай, черт! — Старшина Безухов буквально стол­кнул его с машины на землю, свалился туда сам — и вов­ремя. Пулеметная очередь прошила деревянный борт полуторки, осыпав щепой лежащих на земле солдат.

Старшина Безухов сначала увидел, а уж потом узнал залегших за черной «эмкой» майора Иноземцева, бывше­го начштаба и заместителя командира полка с пистоле­том и водителя с автоматом.

Очередь снова прошлась по грузовикам, один из них загорелся, потом пулеметчик взял ниже — и еще несколь­ко человек замерли, вздрогнув, а раненые застонали, по­ползли, обливаясь кровью, в сторону канавы.

— Да рассредоточьтесь, мать вашу! — кричал Инозем­цев растерянным от ужаса новобранцам. — Врассыпную, подальше друг от друга! И у кого есть оружие, не ждите, бейте по колокольне!

Старшина Безухов подполз к нему ближе:

— Товарищ майор, здравия желаю! Никак, вы тоже на засаду напоролись?

— Здорово, старшина... — обрадовался Иноземцев. — Да вот обратно в полк... Морозова ранили, и меня вместо него... Прямо с московского самолета сняли, в последний момент... Ты посмотри, Иван Семенович, какие бестол­ковые эти маршевые, да еще штрафная рота на нашу го­лову... — Он кивнул вместо приветствия в сторону сол­дат. — Считай, все без оружия, кроме сержантов... И те стрелять не могут, сами прячутся... А у нас патроны кон­чились... И заметь, у них ни санитаров, ни прикрытия и вообще никакого обеспечения и охранения... Под трибу­нал начальство за такую организацию... Да стреляйте, вашу мать, у вас же оружие есть, он же так всех нас пере­бьет!