Танцуют все (СИ) - Мельник Сергей Витальевич - Страница 37

- О чем ты Ульрих? - Бабуля схватилась за сердце, а Гербельт нервно взбрыкнул ногами под столом.

- Прекратите, я же вижу, дворец словно на осадном положении, тут солдат в три раза больше обычного не говоря уже о нескольких сотнях магов! - Я не дожидаясь приглашения, прямо из кувшина стал пить подстывший чай, видимо, дано они тут сидят. - Эта тварь кружит по моему дому день и ночь, она даже в меня забиралась!

Отставив кувшин в сторону, устало "плюхнулся" в кресло, вытягивая ноги.

- Вы даже не представляете, как она меня замордовала. - Я поджал губы. - И да, у меня для вас весьма плохие новости.

- Конкретней. - Ганс грузно поднялся, забрасывая кисти за спину и в задумчивости, подходя к окну.

- Что ж. - Я проводил его взглядом. - Начну с самого начала.

Говорил я долго, спасибо не перебивали, говорил все, начиная с встречи юной Ромашки, на обочине дороги заканчивая своим похищением, а так же теми выводами, что вольно не вольно посетили мою голову.

- На мой взгляд, все же, как бы это не прискорбно звучало, целью станет король, ибо на их месте, поступил бы именно так. - Подвел итог я своей речи. - Бомба уже во дворце, сомнений нет, тут даже другого не дано, так как в связи с готовящимся балом ежедневно могу побиться об заклад, во дворец въезжают и выезжают распорядители по подготовке мероприятия, а вместе с ними сотни слуг, извозчиков, поваров и боги еще знают кого еще. А у меня к вам по-прежнему всего один вопрос, что это за тварь и с чем ее едят? Как вы до сих пор спасались от нее и что в связи со всеми этими событиями мне делать?

Наступила тишина. Тяжелая, гнетущая, без наигранности и фальши, люди принимали решение и эти решения были тяжелы и не легки.

- Ганс. - Нарушила эту тяжесть де Кервье. - Иди. Тебе нужно срочно организовывать людей в бальном зале. Проверь там все и всех, загляни в каждый закуток и угол.

Мужчина лишь кивнул в молчании, покидая свой кабинет, в котором мы с бабушкой Кервье мерили друг друга взглядами.

- Знаешь Ульрих. - Наконец произнесла она. - Вся моя жизнь делится на два этапа. Первая это до встречи с тем, о чем ты спрашиваешь и вторая после. В первой половине своей жизни я была молодой и наивной девочкой, чье сердце наполнялось любовью, мысли витали в облаках, и мне казалось, что весь мир соткан из радуги и золотых нитей. Тот, кто скажет, что так жить нельзя, получит от меня, по самое не балуйся, потому что, именно так и должны жить все нормальные люди во всем мире. Видишь ли, даже по истечению лет, по прошествии сотни тысяч не самых чистых решений для души человека, я по прежнему верю в добро.

- Это похвально. - Вставил я свои пять копеек.

- В прочем ты такой же. - Вернула она мне любезность. - Пачкаясь в крови и нечистотах зла, ты по-прежнему видишь мир в розовых тонах, потому что хочешь верить в добро. Ну да, наверно сейчас будем вести разговор не о тебе.

Она устало поднялась со своего места и позвонила в колокольчик, вызывая слугу, что бы он обновил нам чай.

Случилось это в те самые злополучные дни первой войны с империей. Вальери была совсем еще юна, ей тогда было примерно без малого двадцать лет, впрочем, статус жены и королевы при своем муже она уже имела. Правда статус хоть и немаловажен, куда как больше в то время ее заботило простое женское счастье, а именно любить и быть любимой.

Да эта железная леди тоже была когда-то девочкой, чье сердце замирало в нежных чувствах, когда ее тонкий стан обхватывали сильные и большие руки, любимого ею мужчины отрывая ее, от земли словно пушинку, и так сладко и страстно прижимая к могучей и такой сильной груди.

Вообще насколько я могу судить из опыта жизни, подобная искренность чувств единична и должна расцениваться людьми как подарок свыше, ибо по большой сути все мы в той или иной мере подвержены низменному эгоизму с переплетением других страстей не делающих наш род людской идеалом доброты.

Ей повезло, при всей заданности траектории движения среди браков по расчету принятых в среде аристократии, девочка пылала чувствами, а главное получала в ответ взаимность. Но вот не задача, злобный неприятель отрывал от нее ее мужа, который обязан был, как подобает настоящему рыцарю на белом коне, ринутся на защиту своего дома, дабы в мужественной и отчаянной схватке сокрушить поганого супостата, чтобы купаясь в лучах славы возвернутся в зад, а именно в объятья любящей жены.

Не знаю всех нюансов, но война растянулась не много не мало, а аж на двенадцать лет. Да двенадцать долгих, кровавых и опустошительных лет сплошной и бессмысленной мясорубки, в которой, увы и ах не было места любви, зато всегда находилось время для продолжительных походов, бессонных ночей, выплаканных слез, переживаний, ранений, и пустых холодных ночей, когда она одна сама с собой засыпала, крепко обхватив ЕГО подушку руками.

Что тут скажешь? Да нечего тут говорить, тут только можно руками разводить по сторонам и глупо пожимать плечами. Слова здесь будут в пустую. Только вот беда не приходит одна, не суждено ей было вновь ощутить то, что было когда-то, нет. Не суждено.

Война на исходе, войска усталые и изможденные, как и две страны, погрязшие во всей этой кровавой распре, отошли к своим границам, подсчитывая потери и зализывая раны. Казалось бы, все, замолчало железо, напившись вдоволь крови, закричали на все голоса дипломаты, сшибаясь в другой уже бумажной войне, дабы окончательно закрепить, сей зыбкий мир. Это была радость и восторг, но наверно никто так сильно не радовался в те дни как юная Вальери, ибо она ехала к мужу, летела не жалея ни себя не коней к границе где проходили переговоры, дабы упасть в те объятия которых она была лишена все эти годы.

Руки дрожали, старушка пыталась совладать с нахлынувшими эмоциями, не в силах даже справиться с внесенным чаем и простыми кружками.

- Прошу присаживайтесь. - Я под локоть отвел ее в кресло сам, отворачиваясь к чайному столику, и делая вид, что целиком поглощен разлитием чая, давая ей время, что бы справиться с бегущими по сухим щекам слезами. Ох и не спокойно мне было на душе, что-то сердце подсказывало, зря я здесь и сейчас нахожусь развесив уши и слушая эту вроде бы безобидную старушку.

- Он бил меня, он смеялся надо мной... - Я даже спиной ощутил неимоверный порыв боли, что исторгла из себя Кервье.

- Не надо. - Я сел прямо на пол, у ее ног беря за дрожащие руки. - Не надо подробностей, я понял, это был не он, это была та тварь в его теле. Это был не он.

Я не смотрел ей в глаза, у меня не было мужества совершить эту малость, я лишь шептал и гладил ее руки, пытаясь хоть как-то успокоить.

- Это был не он, ты не могла знать... - Не знаю, почему, но я опустил ей голову на колени, ощущая, как ее рука нежно гладит меня по голове.

- Я размозжила ему голову подсвечником. - Вот так просто и буднично развенчала миф о геройской гибели своего мужа, старая и уставшая королева. Тихо и спокойно она вновь проглотила слезы, топя в себе вереницу черных и жутких событий. Ее рука продолжала гладить мою голову, голос дрожал, но был сух и уверен, как у человека верящего в свою правоту. - Голая, избитая, я лежала до рассвета под холодным телом своего мужа не в силах более пошевелиться.

Я поцеловал ее сухие руки, вновь поднимаясь и на ватных ногах доползая до столика, где уже мне, с трудом удалось нацедить в кружку горячего отвара, что бы предложить ей, все еще вздрагивающей от спазмов накатывающих рыданий. Мыслей в голове не было, я словно не я действовал, вручая ей кружку и вновь опускаясь перед ней на колени.

- Как ты уже понял, ни Финору ни Империи больше не нужна была война. - Звякнуло блюдце, когда она вернула мне опустевшую кружку. - Все утрясли геройской гибелью, две стороны создали красивую легенду о доблестной и последней битве короля, что своим мужеством и отвагой смог показать тысячам пример благородства, а так же прекратить эту бессмысленную мясорубку человеческих тел и душ.

Да, вот так закончилась та история. Мирно тихо и спокойно страны разошлись по углам каждая на свой лад, рассказывая красивую и поучительную сказку, оставляя один на один юную повелительницу Финора со своей болью, и своими никому неизвестными терзаниями души. Как и что ей пришлось пережить, я не скажу, и наверно никто и никогда даже в малой степени своих прогнозов не сможет приблизиться к половине тех чувств, что скрывала в своем сердце королева.