Крещенский апельсин - Басманова Елена - Страница 36

Ближе к рассвету, когда за окном послышался мерзкий звук дворничьего скребка, Самсон потянулся за апельсином. Его воспаленному сознанию мерещилась рулетка судьбы – чему быть того не миновать! Или он погибнет от иглы, спрятанной внутри золотистой мякоти, или выживет и, утолив жажду, заснет.

Он не знал, какой исход ему милее – без Эльзы он жить не желал. Самсон сосредоточенно прожевывал сладкие апельсиновые волокна, даже подвявшие они не утратили своей сладости. Умирать ему уже не хотелось.

Он доел апельсин. Судьба была милостива к нему: иголок от шприцов в апельсине не попалось, и совершенно истощенный душевными мучениями юный журналист незаметно для себя провалился в тяжелый сон.

Разбудили его неделикатные тычки Данилы. Протирая глаза, Самсон слушал выговор Данилы: старик уже будил его раньше, когда Ольга Леонардовна послала завтрак для Самсона на подносе в буфетную, видимо, со вчерашнего вечера еще гневалась на шалуна. Теперь уж и пушка на Петропавловке стрельнула, и завтрак застыл… А между прочим, в редакции народ собирается. Господин Черепанов рвется к другу.

Самсон, запустив пальцы во встрепанную шевелюру, с трудом соображал, что от него хочет Данила. Когда вредный старикашка, открыв форточку, удалился, Самсон оделся, протер лицо туалетной водой, расчесал волосы. И тут в буфетную ввалился Черепанов.

– Что, брат, все дрыхнешь? Счастливый! – Фалалей бегло оглядел стажера и устремился к заветному графинчику. – Чем это у тебя вкусным пахнет? – Он налил рюмку, залпом выпил водку и приподнял салфетку. – О, тебе завтрак в постель носят?

Хмурый Самсон, не реагируя на пустословие Фалалея, положил на булочку с изюмом кусок сыра и принялся жевать, запивая бутерброд остывшим чаем.

– Здорово мы с тобой вчера драпанули! – хохотнул Фалалей, отправляя в рот кусочек ветчинки. – Едва ноги унесли. Хочешь, анекдот расскажу? Одного мужчину спрашивают, как удалась охота. Он отвечает: «Вполне. Только напарник принял меня за зайца! К счастью, я быстро бегаю, а он плохо стреляет. Рога мешают».

Самсон криво улыбнулся.

– А чего это наша Цирцея вчера мне на дом посыльного присылала? Не знаешь? Матушку разбудила, да и я струхнул. Ничего не случилось?

– Ничего, – невнятно буркнул Самсон, прицеливаясь к ветчине. – Ты что сегодня делаешь?

– Еще не знаю. – Фалалей выразительно пожал плечами, пропуская мимо ушей фамильярность стажера, неожиданно перешедшего на «ты». – Чего наша мучительница для меня придумает. Хотя у меня есть свои планы. Посвятить?

– Клянусь, могила.

– Представляешь, – зашептал Фалалей, косясь на дверь, – утром прибежал ко мне взмыленный Синеоков. И знаешь, зачем? Просил, чтобы я вместо него сегодня занялся Эдмундом. Оказывается, наша Цирцея, то есть Золотой Карлик, сегодня загоняет его к какой-то самозванке. Так и сказал, представляешь? А он по расписанию должен за Либидом ходить, чтоб ничего с тем не случилось…

– Не понимаю, зачем. И ты согласился?

– А что мне оставалось? Если увижу Myрыча, сброшу на него. А у тебя есть планы?

– Понимаете, Фалалей Аверьяныч, – нерешительно сказал Самсон, – я хотел вас просить поехать со мной по нашему делу – ну, то есть на отпевание Эльзы, которую на Куликовом поле нашли.

– А зачем она тебе? И так можно все написать. Вот еще удовольствие – на мертвецов любоваться.

Самсон покраснел.

– Я ведь город не знаю, – сказал он виновато, – да и один боюсь. И никак не удается начало – нет вдохновения…

Он придумывал на ходу объяснения, утаивая главное: ему не терпелось увидеть покойную, чтобы самолично убедиться – его это Эльза или нет. Он рассчитывал и на то, что на отпевании обязательно будет фотограф Братыкин! И тогда удастся выяснить, без присмотра Ольги, где он взял фотографию Эльзы?

– Ну, брат, ты и загнул, – Фалалей присвистнул, – неужели от мертвецов воодушевляешься? А я-то дурак сразу не понял, хотя вон как ты с духами из преисподней у баронессы лихо обошелся…

– А ты знаешь, что Ольга Леонардовна уволила Асю? – спросил Самсон, переменяя тему и опять переходя на «ты»: после вчерашних испытаний, он утратил пиетет по отношению к Фалалею, почувствовал себя с ним равным. Да и Фалалей не возражал.

– Ничего себе! И когда она только успевает! Видал, как скора на расправу! А за что?

– Не понравилось, что Ася Лиркина привечала, – смутился Самсон.

– Ну и что? – Фалалей потянулся к графинчику. – Эти два голубя давно воркуют.

Налить рюмочку ему помешал настойчивый зов Данилы, и оба молодых человека поспешили в сотру дницкую.

За столом у окна справа сидел, водрузив на нос очки, Антон Треклесов. Рядом с ним устроилась Ольга Леонардовна. Больше в редакции никого не было. Молодые люди застыли на почтительном отдалении и молча поклонились даме.

– Хороши голубчики, – проронила неопределенным тоном госпожа Май. – Сегодня оба останетесь в редакции.

– Почему? – в унисон спросили журналисты.

– Потому что Ася уволена, а Аля в знак протеста отказывается работать. Объявила забастовку, – пробурчал Треклесов, и оставалось неясным – шутит он или нет.

– Я полагаю, Самсон Васильевич, ваш материал не готов? – равнодушно заметила Ольга, изучая бумагу, протянутую ей Треклесовым.

– Еще не успел, сегодня напишу.

– Вот и садитесь, пишите, – распорядилась госпожа Май и перевела взор на Фалалея.

– Позвольте, дорогая Ольга Леонардовна, вам напомнить, – поспешил на помощь стажеру фельетонист, – два дня назад вы велели господину Шалопаеву, для полноты освещения проблемы преступления по страсти, побывать на отпевании замороженной Эльзы. И Братыкину велели туда прибыть. Так что прежде, чем писать, надо добрать материалец.

– А вам, я смотрю, не терпится улизнуть куда-нибудь, – осуждающе заявил Треклесов.

– Вам, бескрылым бюрократам, не понять души художника, – возразил шутовским тоном Фалалей, – а мы, творцы, мыслим образами. Живыми образами. А если надо, то и мертвыми.

– Для вас, господин Черепанов, у меня тоже поручения есть, – бросила Ольга, не реагируя на призывы отпустить сотрудников на заупокойную службу. – Сегодня в два часа, уже скоро, в редакцию явится женщина интересной судьбы.

– Как фамилия? – живо откликнулся Фалалей, среди многочисленных добродетелей которого способность мгновенно перескакивать с предмета на предмет занимала не последнее место.

– Фамилию не знаю. Она провела молодость в Сибири. Ее осудили по политическим мотивам.

– Не мое, – возразил резво Фалалей, – я политикой не занимаюсь.

– Погодите, не перебивайте. – Ольга встала и уперлась ладонями в треклесовскую столешницу. – Дама была любовницей самого народовольца Морозова. Понимаете, куда я клоню?

– Понимаю, – подхватил Фалалей, – а у Морозова была жена… Но я не понял, где совершился факт измены? В Шлиссельбурге, что ли?

– Вот, дружочек, вы и выясните, – ласково предложила Ольга. – И бежать никуда не надо.

– Простите, госпожа Май, у меня еще один вопросец. – Фалалей прищурился и закусил верхнюю губу нижними зубами, кривыми и редкими. – Дамочка из бомбисток?

– Вроде бы. Что-то говорила о кальции и купоросе, – попыталась припомнить госпожа Май, – но боюсь напутать, в химии я не сильна.

– И я не силен! И я! – Фалалей потер ладони. – Но сам вам сейчас такую бомбу представлю, что закачаетесь!

– Что за жаргон, милостивый государь? – строго глянул поверх очков Треклесов. – Выбирайте выражения. Вы не в конюшне.

– Ах, оставьте ваши благоглупости, Антон Викторович, – замахал на Треклесова обеими руками Фалалей, – вы-то небось уже и денежки жертве приготовили?

Ольга Леонардовна резко выпрямилась, в ее глазах сверкнул недобрый огонь.

– Выкладывайте!

Фалалей приобнял угнетенного Самсона, дружески похлопал его по плечу. Затем плюхнулся на свободный стул и закинул ногу на ногу.

– Что бы вы без меня делали, дорогие мои? Да знаете ли вы, что попались на удочку известной мошеннице? Мне Пряхин говорил и другие, что ходит по редакциям одна такая самозванка, зарабатывает деньги на имени Морозова. Еще бы, он своим «Откровением в грозе и буре» всех с копыт сбил! Сорвал с катушек! Сам Священный Синод возроптал!