Спортсмены - Гладков Теодор Кириллович - Страница 76

Одним из последних наших общений с Ингой был телефонный разговор. Он относится к 1965 году. Я в то время работал в издательстве газеты «Правда». Работал ночью, потому что ведь ночью делают газету, утром люди должны знать новости. Так вот, сделал я оттиск с одной полосы, привычным взглядом просматриваю - вышли ли заголовочки, фотографии и рисунки в будущей газете, и вдруг... указ. О награждении Инги за большие спортивные заслуги орденом. Уже вторым по счету.

Был час ночи. Думаю, сообщу ей прямо сейчас, чтобы порадовать. Неважно, что спит. Тем более что узнал- то я одним из первых, а завтра уже поздно будет. Звоню. Долго не снимает трубку. Наконец:

- Хозяйка, ты что же там спишь? - специально в таком «пожарном» тоне, чтобы она проснулась. И слышу в ответ испуганное:

- Что случилось?

- Да ничего не случилось, - говорю я, уже успокаивая, - ты вот все спишь, а тебя орденами награждают.

- Да ну, - удивляется она, - правда? - И чувствую, что ей очень, очень стало тепло на сердце...

Е. Симонов. ВДОХНИ ВЕРШИН СИЯНИЕ (Михаил Хергиани)

С чего начинается альпинист

Когда чемпион идет на рекорд, он не поет. Не до песен чемпиону. А Хергиани поет. Пусть над ним, под ним сплошной отвес. Крутизна! Стена! Так и называется этот класс соревнований альпинистов - «Стенные восхождения». Хергиани примостит полступни на уступчике, уцепится фалангами пальцев и подтянется, и совсем по-кошачьи соберется, растянется и вожмется всем телом в камень. Не собьешь меня, ветрило! Теперь освободившейся рукой надо забить крюк и защелкнуть в нем карабин и можно запеть.

Ему хорошо! Не знает Хергиани, что это за штука - боязнь глубины. Не отводит глаз от обрывающейся из- под человека и словно бы сброшенной вниз стены. Ему хорошо!

Михаил Хергиани из Сванетии. Значит, чем-то сродни язычнику. И поет любимое «О лиле Дали» - гимн повелительнице зверей и вершин.

Она: Неужели, любимый, не надоели тебе эти горы и ты не хочешь спуститься ко мне в долину?.

Он: Нет, моя милая. Горы никогда не могут наскучить. Прости, но они и красивей женщины и желанней.

Местиа, где увидел свет Михаил, райцентр Верхней Сванетии. Ее жители издавна звали еще свою страну Вольной Сванетией. Вся она заняла бы чуть больше одной пятнадцатой Московской области, все ее население уместилось бы в нескольких высотных зданиях столицы.

Здесь, в горах, в третьем веке до нашей эры и появились сваны. Грузинский царь Саурмаг отселил сюда тех, кто был стеснен в земле. Но и за отгородившей их от мира грядой хребтов они оставались и останутся грузинами. Не правы те, кто пишет «сваны и грузины». Это то же, что говорить, к примеру, «русские и туляки».

Сванетию нетрудно найти на карте по обилию отмеченных густой сепией горизонталей хребтов. Это центр всего Большого Кавказа с системой боковых отрогов, тянущихся параллельно Главному, или Водораздельному, хребту. На юг от Местии - скалистые склоны Сванет- ского хребта, дальше, к югу, хребты Лечхумекий и Ра- чинский. С запада огромная высокогорная котловина Сванетии отгорожена Кодорским хребтом. Отроги делят ее на отсеки - ущелья.

В Грузии, восемь десятых территории которой - горы, Сванетия наиболее горный край. Пропилив гигантский желоб в толще сланцев, глухо ревет река Ингури. Самая быстрая среди нетихих рек Грузии. Не эти ли картины побудили встреченного здесь нами американского туриста Вильяма Стинс-Вессермана писать: «Швейцарские Альпы лишь слабая миниатюра природы Сванетии, и им не оспорить первенства ее горного ландшафта».

Хергиани родился в 1933 году. Михаилом его стали называть русские, от рождения он Чхумлиан, дома же вслед за отцом его стали звать Минан. Так у простого парнишки из Местиа, словно у титулованной особы, появилось целых три имени. Если же обратиться к спортивным титулам, их у него будет дай боже!..

Примерно в это же время односельчанин Гио Нигу- риани стал первым сваном, узнавшим, что такое альпинизм. С этим событием совпал и прилет в Местию первого рейсового самолета, выход первого номера местной газеты.

Еще два года... Михаил топает пухленькими ножками по шиферным плитам дворика, прислушивается к незнакомым звукам автомобильного клаксона. Дорога соединила Местию с Сухуми. До этого и зимой и летом все перевозили только на санях. На девять снежных месяцев Сванетия бывала отрезана от мира.

Вершины стояли над колыбелью свана, всем его детством. Черноглазый, остриженный под нулевку парни- шечка часами мог разглядывать вставленные под стекло дипломы своего отца, дядей Габриэля и Бекну. А там повел шершавым пальчиком, разбирая вязь грузинского алфавита. Вот они какие, его родичи! Это они - один, и другой, и третий Хергиани - названы в почетных грамотах старейшего в стране Грузинского альпклуба, в приказах командования Закфронта.

Габриэль и Бекну не только партизанили в тылу у немцев, вели неозначенными на картах тропами горных стрелков Советской Армии. В самый трудный февраль - месяц, когда весь массив Эльбруса в броне натечного льда, - восходят они на его макушку. И это не просто восхождение, не просто спорт. Вместе с русскими товарищами по восхождениям мирных и военных лет Сашей Гусевым, Колей Гусаком, Сашей Сидоренко пинками табельных армейских валенок сбрасывают сваны свастику с вершины Эльбруса, а затем водружают Государственный флаг СССР. С ними русская Люба Коротаева, украинец Женя Белецкий, армянин Никита Петросов, еврей Леня Келье.

Мы вынуждены поправить здесь отечественных историков физической культуры. Среди всех сельских спортсменов страны не подмосковным и горьковским лыжникам, как утверждают историки, но именно сванам, именно Габриэлю и Бекну Хергиани первым вручают жетоны мастера спорта (1940 г.), потом и другие - с надписью «Заслуженный мастер спорта СССР» (1950 г.)11.

- Дай мне поносить его, батоно Бекну, - выпрашивал Миша.

- Это тебе не брошка, Минан. Заработать надо.

Только и выпросил Миша снимок... Двурогая вершина. Ползущий по склонам пунктир. Слова - «Путь Габриэля Хергиани». Тогда ото был самый трудный из всех пройденных маршрутов на Ушбу. Куда, честно говоря, нет легких маршрутов. А габриэлевский вариант был нацелен точно по линии падения воды, левее Мазерской зазубрины.

Не раз бегал с мальчишками Миша в ближнее село Ушхванари. За околицей, словно распахивающиеся ворота, раздвигались тяжкие стены хребтов. За ними обрывался мир духовитых лугов, вкусно пахнущего сена, деловито жужжащих шмелей. Ты вступаешь, мальчишка, в чертоги самой богини Дали... Лед. Камень. Высота. Свист ветра. Треск льда. Тревожное эхо лавин.

И выше всех, на изумрудном цоколе глетчеров - Ушба.

Отец тоже хаживал на Ушбу, и Минан терпеливо дожидался своего часа, пока не перетаскают они все сено в зимний дарбаз, расчистят на потолке люк, в который будут сбрасывать корм зимующему тут же, в жилье, скоту.

- Пустишь теперь меня на гору, отец? Ну, пожалуйста...

Отец испытующе оглядел парнишку. Эх, сынок-сынок!

Дитя малое! Думаешь небось, что альпинизм сплошной почет, реки араки в честь победителя, грамоты, звания. Так думаешь?..

И сын выжидал. И отец размышлял. И оба молчали. Но вели безмолвную дискуссию. «Да?» - «Нет!» - «Позволь?» - «Не позволю!» - «Сам ведь на вершины ходишь». - «Потому тебя и не пускаю».

- Непростое это дело - гора Минан, - оборвал молчание отец, - ох и трудное. Соображать надо. Думать перед каждым шагом. И не бояться. Чтоб не начал ходить, как говорит русский альпинист, коленками назад.

Миша поглядел на ноги. На отца.

- А ты сделай мне экзамен, как в школе.

- Думать буду.

Утром, когда отец ладил кеври, этакую сванетскую борону, в раме которой вместо железных зубцов острые валуны, Михаил потихоньку забрался на чердак зимнего жилья - мачуба. Легко балансируя руками, перебежал по деревянной стремянке в боевую башню.