Навсегда с ним - Такер Шелли - Страница 12

— Простите меня. — Селине наконец удалось прервать перебранку мужчин. — Вы оба, кажется, не учли одной вещи. Я ни за кого не собираюсь выходить замуж.

Они повернулись к ней с выражением величайшего удивления, как будто эти слова произнес стул или стол.

— Миледи, в этом деле у вас нет права голоса, — спокойно, словно разговаривая с ребенком, заключил король. — Решение принято вашим господином.

— Мо… моим господином? — возмутилась Селина, чье феминистское самолюбие оказалось сильнее всех остальных чувств, включая страх. — У меня нет никакого господина! Я не Кристиана и не желаю выходить за него замуж!

— Я бы не стал игнорировать желание дамы, — произнес Гастон с преувеличенной галантностью.

— Вы поступите так, как желает ваш король! С этой минуты я не желаю выслушивать чьи-либо глупости. Идите оба и наденьте приличествующие случаю наряды.

У нее не было шанса исчезнуть, не было шанса бежать.

А если бы и появилась возможность бежать, она не знала куда. В лес? Чтобы заблудиться и замерзнуть в снегах? Она понятия не имела, сколько миль до ближайшего города. Как она выживет? Она всегда любила комфорт. В семье смеялись: максимумом близости к природе для нее являлся отель без кабельного телевидения.

Кроме того, она не знала, кто попадется ей на пути и как поступит встречный с одинокой женщиной.

Такие мысли одолевали Селину, когда она, дрожа, стояла в одиночестве перед входом в маленькую часовню замка, глядя на ряды окружавших ее недружелюбных лиц.

Оживленный гул голосов, говорящих на напыщенном, архаичном французском, тут же стих, когда она вошла в часовню.

Поношенное желтое бархатное платье, с неохотой одолженное ей одной из служанок, которая и помогла его надеть, было тесным и коротким, но Селине сказали, что другого не нашли. Теперь не одна пара глаз с неудовольствием оглядывала ее кричаще-глубокое декольте, фигуру, выступающие из-под юбки щиколотки и красные шелковые башмачки.

Селина подозревала, что такое неудобное платье для нее выбрали специально, чтобы показать, как она нежеланна здесь.

Она стояла с непокрытой головой и пустыми руками. Никто не удосужился предложить ей даже такую мелочь, как засохший цветок, и у нее не было возможности скрыть дрожь в руках. Биение сердца отдавалось болью в висках. Она стояла вперив неподвижный взгляд в человека, который ожидал ее в конце нефа.

На непредсказуемого гиганта, который всего несколько часов назад касался ее, целовал, ласкал так, что даже теперь воспоминания об этом заставили Селину трепетать, а потом поклялся, что никогда больше этого не сделает. На темноволосого красавца, который презирает ее. На мужчину, за которого она должна выйти замуж…

Луч утреннего солнца, проникший сквозь цветные стекла, освещал его сзади, как бы украшая внушительную фигуру разноцветными драгоценными камнями. Но от этого он выглядел еще более мрачным и неприступным.

Она сделала маленький шаг по направлению к рыцарю с волосами цвета воронова крыла, в черном плаще, с черным львом, вышитым на его одеянии, с черным настроением, которое без труда читалось на суровом лице. Его глаза, притягивающие к себе как магнит, словно хотели насквозь пробить землю до самой преисподней и сбросить ее туда. Как ни странно, в этом их желания совпадали.

Она сделала еще один шаг, не переставая думать о способах вырваться отсюда. Несколько минут разговора с прислуживавшими ей женщинами убедили Селину, что ее принимают за лунатика. Она не может доказать, что явилась из будущего, а с другой стороны, кто знает, как здесь поступают с душевнобольными? Она представила себе, как ее, связанную, везут на повозке в приют для умалишенных или ведут на костер как еретичку, и ей сразу расхотелось говорить.

Все — от короля до мальчиков-пажей — думали, что она Кристиана. Она решила не переубеждать их и даже подыграть. У нее появится шанс, только когда она выяснит, как лунное затмение перенесло ее сюда. Что-то подсказывало ей: выбраться отсюда она сможет тем же путем, что и прибыла сюда, — через окно спальни Гастона.

Ее утешало то, что ей не придется спать с ним, и за это она была ему признательна. Причина его поведения не только в том, что он не любил ее — пусть даже под личиной Кристианы, — но и в верности своим клятвам.

Ей нужно лишь потерпеть несколько дней, говорила она себе, медленно идя к жениху.

Ей нужно выдержать, пока не появится настоящая Кристиана — а это, как она поняла, может случиться с минуты на минуту, — и тогда они увидят, какую чудовищную ошибку совершают сейчас. Она постарается найти способ убедить их в истинных причинах ее появления здесь. Они вместе найдут способ отправить ее обратно. А до тех пор…

А до тех пор она останется наедине с собой и будет рассчитывать только на себя.

В первый раз в жизни.

Делая так шаг за шагом, Селина достигла конца нефа и встала на колени рядом с Гастоном. Она почувствовала исходящие от него тепло и… злость. Церемония была долгой и велась на латыни. Ее плавное течение нарушалось только выражением нетерпения на лицах гостей, когда священник вынужден был каждый раз подсказывать ей полагающиеся слова.

Она почти не помнила латынь, которую когда-то изучала в частной школе, но одно из слов священника, сказанных в ее адрес, она узнала — «повиновение».

Ее покоробило, но она приказала себе не обращать внимания, поскольку она все же не Кристиана и эта церемония по-настоящему к ней не относится.

Гастон, взяв ее левую руку, надел на палец тяжелое кольцо. Даже от этого мимолетного прикосновения она покрылась мурашками.

А служба все тянулась и тянулась. Ее тело ломило от долгого неподвижного стояния на коленях, которые, казалось, уже протерли дырки в полу. Все присутствующие объединились в ответной молитве, и в этот момент она услышала горячий шепот Гастона:

— Вы еще не победили!

— Что?

Не поворачивая головы, он бросил на нее косой взгляд.

— Турель и вы еще не победили. Обещаю, вы горько пожалеете, если не станете сотрудничать со мной. Я покончу с вами и женюсь на леди Розалинде.

Имя молнией вспыхнуло в мозгу Селины. Леди Розалинда!..

Женщина, первую букву имени которой он однажды прикажет вырезать на дверях замка.

— Которую вы любите, — не заметив, что говорит вслух, произнесла Селина.

— Любовь? — насмешливо ответил он. — Любовь — это слабость. Ей поддаются только дураки, которые не знают ничего лучшего. К Розалинде я питаю то же чувство, что и к вам, — презрение.

То ли что-то послышалось в его голосе, то ли дело было в ней самой, но Селину охватило неожиданное чувство. Ревность.

— Если вы так совершенны, — прошептала она в ответ, — если вы так рыцарски преданны, как понять ваше вчерашнее поведение, когда вы хотели соблазнить совершенно незнакомую женщину?

— Я получаю удовольствие когда и где хочу. Это просто привычка, которую я не собираюсь менять. Никогда!

— Отлично. Меня это совершенно не трогает и поможет держаться от вас подальше.

— На этот счет мы уже договорились. Я в ближайшее время собираюсь получить развод. И вы, моя маленькая лживая женушка, поможете мне в этом. В противном случае, клянусь, вы на собственной шкуре узнаете, почему меня зовут Черное Сердце.

Прежде чем она успела ответить, священник прочистил горло. Только тут она заметила, что молитва закончилась и все слышали конец их диалога. Она вспыхнула от смущения.

— Милорд, миледи Кристиана, — повторил священник, переходя на французский. — Вы нарекаетесь мужем и женой. Для скрепления клятвы поцелуйтесь.

Гастон повернул ее лицо к себе. Его глаза сверкали, а пальцы будто прожигали насквозь бархат платья. Когда их губы встретились, сердце Селины затрепетало, ее охватил жар, а в голове вертелся вопрос: «Какую же из клятв он выполнит?»

Это не совсем напоминало средневековый пир, который она представляла себе по книгам.

Селина почувствовала тошноту, взглянув на то, что подали к столу: большой ломоть черствого хлеба, пропитавшегося соком наполовину обуглившегося мяса, называемый здесь подкладкой, чашку с каким-то жидким варевом и деревянную тарелку с двумя куропатками, зажаренными целиком.