Хроника смертельного лета - Терехова Юлия Константиновна - Страница 60

– Она самая…

– Боже, как это произошло?

Глинский держал паузу. Олег тоже молчал некоторое время, затем, словно очнувшись, тряхнул великолепной шевелюрой.

– Это, надо полагать, не несчастный случай, раз вы здесь и спрашиваете об алиби. А с чего вы решили, что я могу иметь какое-то отношение к ее смерти? Мы не встречались много лет. Могу даже сказать, когда я видел ее в последний раз – в день рождения Антона, пятнадцать лет назад. Тогда Ольга еще была с Орловым. Или считалась, что она еще с Орловым. Катрин, кажется, постеснялась прийти и закрепить свои, так сказать, официальные позиции.

– Олег, дело серьезное, и касается всех вас, потому что Ольга убита точно так же, как Полина Стрельникова, в ее квартире, ночью.

– То есть? – нахмурился Олег, но потом до него дошло. – И надпись… Виктор кивнул.

– И вы сразу побежали ко мне…

– Мы проверяем алиби всех. Спрашиваю еще раз, кто может подтвердить, что вы ночевали на даче в Серебряном Бору?

– Не знаю… Разве что соседи… Да я вроде и не выходил вечером. Кабы знать, что тебе понадобится алиби, я бы уж постарался… А так… Представления не имею. Извините. Могу показать квитанцию с заправки. Я как раз машину отогнал из ремонта и заправлялся на подъезде к Серебряному Бору примерно часов в девять вечера.

– Давайте вашу квитанцию, – кивнул Глинский. – Это хоть что-то… В таком случае, у меня все. Пока все. Но встретиться нам еще придется.

– Что ж, тогда до встречи, господин капитан, – вежливо кивнул Олег.

28 июня 2010 года, Москва, 32°C

Было ли это одним из счастливых совпадений, на которые так скупа оперативная работа в уголовном розыске, или же знаком судьбы, но в тот день и час, когда в дежурную часть поступил звонок от соседей Вероники Муфтяк, именно капитан Виктор Глинский оказался в оперативно-следственной бригаде, высланной по ее адресу.

Они мчались по раскаленной Москве, объезжая бесконечные пробки по разделительной полосе – следователь Фоменко, эксперт Лена Астафьева и он сам. Жара стояла такая, что даже ворочать языком не хотелось. Виктор лениво смотрел в окно и отгонял неприятную мысль о том, что после окончания дежурства ему еще придется ехать опрашивать свидетелей по делу об этих жестоких убийствах…

– Что там произошло? – лениво поинтересовался он.

– Женщина утонула в ванне, – откликнулся Василий Фоменко, молодой следователь, не так давно окончивший юрфак.

– Ну а мы здесь при чем? – но ответа Виктор не получил, да он и сам прекрасно знал, при чем тут они.

Около дома – «хрущобы» в одном из переулков в районе Ленинского проспекта – стояла «скорая помощь», и несколько старушек топтались около подъезда.

– Какой этаж? – спросил Виктор у водителя «скорой».

– Пятый, – равнодушно ответил тот и выбросил в открытое окно машины изжеванный окурок.

Лифт в доме, по закону подлости, отсутствовал, и группа из трех человек, матерясь – кто вслух, кто про себя – обливаясь потом, взобралась на пятый этаж. Дверь была открыта, около нее стоял врач «скорой» – немолодой небритый мужик – и нетерпеливо курил.

– Ну, слава Богу, – обрадовался он, – не прошло и года.

– Где тело? – не очень-то вежливо поинтересовался Фоменко.

– В ванне, где же еще? – ответил врач.

– Вы уже осмотрели ее?

– Я констатировал смерть – а что я еще могу? Дальше уж пусть ваши медэксперты ее смотрят… Там, кстати, еще и парализованный старик в комнате. Но – полный овощ. Ничего не говорит, мычит что-то невнятное.

Виктор заглянул в ванную. Тело плавало в воде и представляло собой крайне неприятное зрелище. Вонь стояла страшная.

– Кто обнаружил труп? – спросил он приглашенную в качестве понятой соседку. Она испуганно жалась к стенке.

– Дочка ее, Верка. Возвратилась от отца, сутки ее не было, а тут такое с матерью! Господи, – заголосила она, – что же это делается-то! Как же дети теперь! Ксюха в лагере пока, а когда вернется!

– Хватит тебе, Сергеевна! – сердито оборвала ее женщина помоложе, тоже понятая. – Чай, не одни на свете, отец у них есть!

– Вот напасть-то на семью! – продолжала голосить первая. – То сын, то мать… А теперь вот и дочка…

– Как фамилия погибшей? – спросил Фоменко, боком пробираясь мимо них на кухню.

– Ой! – воскликнула Сергеевна. – А я и не знаю Вероникину фамилию по мужу. Ее девичья фамилия Смолина.

– Как-как?.. – повернулся к ней Виктор, и голос у него удивительным образом сорвался с крика на хриплый шепот так, что он сам испугался, и вся бригада уставилась на него, как на сумасшедшего. – Это – Вероника Смолина? А ее брата Юрием звали?

– Точно, точно, – закивала женщина и на всякий случай отодвинулась от него подальше.

– Понятые, пройдите на лестницу, мы вас пригласим через пять минут, – скомандовал Виктор, и когда те вышли из квартиры, сказал следователю: – Это моя фигурантка по делу о маньяке-меломане. То, что это убийство – девяносто девять процентов.

Фоменко задумался.

– Тогда есть смысл позвонить следователю, который это дело ведет, – в итоге решил он. – Пусть сам на все и посмотрит.

– И нашим из отдела, – добавил Глинский и пошел на лестницу, чтобы связаться с коллегами. Сначала он сообщил об убийстве Зубову, а потом позвонил Сергееву. Тот без особого восторга, даже, пожалуй, уныло, пообещал, что приедет через полчаса и чтоб без него осмотр не начинали.

Когда Глинский вернулся в квартиру Смолиных, тело уже вытащили из воды и над несчастной Вероникой склонился медэксперт, приехавший к тому времени.

– У нее сломаны шейные позвонки, – констатировал он, – такое повреждение – не редкость при несчастных случаях в ванне.

– А то, что женщина принимает ванну с накрашенными глазами и помадой на губах – тоже не редкость? – ехидно спросил Глинский. Медэксперт обиделся.

– Я лишь констатирую факты, – резко ответил он, – а остальное – не моя епархия. Я сделаю вскрытие и сообщу вам его результаты, а уж выводы из этих результатов делать – увольте!

Глинский пожалел, что нагрубил ему. Следовало извиниться.

– Извините, я сказал ерунду.

– Не такую уж ерунду ты и сказал, – вставила Лена, – действительно, надо быть полной дурой, чтобы принимать ванну с косметикой на лице. И зачем она красилась? Я даже ресницы не крашу в такую жарищу. А у нее еще и тени, и подводка…

– Тогда простите меня за тон, – еще раз извинился Глинский.

Он вышел из ванной и увидел, что дверь в одну из комнат чуть приоткрыта. Он заглянул в нее и увидел старика, недвижимо лежащего на постели. В комнате пахло болезнью и страданием. Виктор понял, что это и есть Вероникин отец, разбитый параличом. Несчастный старик! Он повернулся к врачу скорой помощи, все еще смолившего у открытой двери в квартиру.

– Этот человек – ваш, – заявил он.

– Еще чего! – злорадно осклабился тот. – Нас не для этого сюда вызвали. Меня, вообще, считай, здесь нет. Уехал.

– Значит, так, – у Виктора внутри все заклокотало от гнева, – или ты, урод, заберешь старика с собой и отвезешь его в больницу, а потом мне лично доложишь номер этой больницы, или я тебе такую веселую жизнь устрою, что мало не покажется!

Что Глинский мог сделать этому равнодушному и малоприятному человеку – непонятно, но тот испугался. С ментами лучше не связываться.

– Ладно, ладно, – пошел он на попятную, – но носилки-то поможешь вниз спустить?

– Помогу, – с облегчением ответил Виктор. – Без проблем. Тащи носилки.

В коридоре он столкнулся с медэкспертом. Тот хмуро буркнул:

– Похоже, ты прав. За исключением сломанной шеи – никаких видимых повреждений. Без вскрытия трудно говорить наверняка, но если б она поскользнулась, то, прежде всего, ударилась бы. А на ней – ни одной гематомы…

Виктор выслушал медэксперта без комментариев. Выводы того только подтверждали его уверенность в том, что Веронику прикончили, и сделал это не кто иной, как безжалостный «поклонник» Екатерины Астаховой. А тот факт, что не соблюден ритуал, говорит о том, что Веронику просто убрали, как ненужного свидетеля.