Поэзия первых лет революции - Меньшутин Андрей - Страница 78

Эта своеобразная эстетическая глухота к явлениям, стоявшим несколько особняком, весьма характерна. Преобладающий «набатный» тон поэзии тех лет нередко как бы заглушал голоса «Три очерке иного тембра, мешал их услышать, выделить. лика», в последнем его разделе, Н. Полетаев делился своими впечатлениями, навеянными празднованием первой октябрьской годовщины:

...Помню, у Арбатской площади сильно меня поразил автомобиль один.

Сидели на нем детишки.

Худенькие, бледные личики их сияли неподдельным восторгом детским,

а одежда рваная была у них и обувь плохая.

На этом автомобиле было знамя:

«Да здравствуют дети пролетариата», - вещали серебряные слова на нем.

Я поглядел на подпись эту, и на худенькие, бледные личики, и на обувь,

и на одежду рваную, и заплакал я как малый ребенок от жалости

и от надежды великой, что скоро, может быть, очень скоро,

не будут дети так плохо одеты и так голодны как сейчас.

Три часа стоял я потом на Красной площади, глядя как рядами стройными

бесконечно проходили процессии мимо стены кремлевской.

И надежда великая расцветала в душе67.

Ранее, ссылаясь на пример В. Кириллова, нам приходилось говорить о своего рода боязни биографических и иных подробностей, которые свободно вошли в прозаический очерк, написанный тем же автором, но отсутствовали в его стихах. У Полетаева нет такого разрыва. Процитированные строки прямо вводят з его поэзию, до некоторой степени могут служить к ней комментарием.

Не раз справедливо были отмечены живая непосредственность и конкретность полетаевских стихов, та их «безыскусственность», о которой писал Н. Дементьев. К этому следует прибавить еще одно качество - драматизм. Стихотворение «Ночь» (1920) отражает характерные для поэзии Полетаева настроения.

Всю ночь весенняя вода

Мне не давала спать сегодня,

И все шумней, все полноводней.

Все исступленней я рыдал.

Как злился я на темный свод,

Где золотые гвозди вбиты;

Казалось, это он мне шлет

Туман сырой и ядовитый.

С расписанного потолка

Он грязь и муть весны смывает,

А нас в туманах потопляет,

Где боль и злоба и тоска.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Мой мал и робок молоток,

Мне нужен здоровенный молот, -

И душный этот потолок

Мной был бы вдребезги расколот,

Чтобы на нас, как частый дождик,

Посыпалися золотые гвозди.

Всю ночь весенняя вода

Мне не давала спать сегодня,

И все шумней, все полноводней,

Все исступленней я рыдал68.

Эти «подвальные» мотивы, по-разному варьируясь, звучат очень настойчиво. В стихах Полетаева часто возникают образы прошлого, которые то предстают в светлых, идиллических тонах, то напоминают об исковерканной сызмальства судьбе. Герой стихов горестно признается, что он «прилип к оборванным обоям» своего жилища, что «вольный воздух» слишком резок, непривычен «для жителя гнилой норы». И вместе с тем ощутимо желание вырваться на эти просторы, освободиться от тягостного подвального плена:

Дождь золотой бьет в голубей,

А мы в тоске, а мы в грязи.

Кричу на солнце: «Эй, скорей,

Скорее, рыжий, вывози!»69

(«Предвесеннее», 1921)

Позднее, к середине двадцатых годов, в работе Полетаева намечается некоторая перестройка. В это время он пишет приобретшее широкую популярность стихотворение «Портретов Ленина не видно...», стремится выйти к новым темам, выражает надежду, что его «старый стих» «омолодится» -

И я, забыв подвалов бредни,

Спою не хуже молодых70.

По радикальных изменений так и не произошло. Полетаеву не дано было переступить определенный «порог», добиться на новой основе той художественной целостности, единства, которые присущи его более ранним стихам.

Творчество Полетаева можно сблизить с некоторыми другими явлениями советской поэзии. Уместно, в частности, вспомнить о таких вещах Э. Багрицкого, как «Последняя ночь», «Человек предместья», - поэмах, в которых ведется спор с прошлым, сводятся счеты со старым миром. Думается, где-то здесь, в начале этого ряда стоит и «подвальная» лирика Полетаева.

3

В революционной лирике 1917-1920 годов тему личности, индивидуальной судьбы, пожалуй, ни один поэт не решал с такой силой, страстью и, драматизмом, как С. Есенин. В отличие от Блока и Маяковского, отдавших в эти годы свои лирические голоса в основном идеям и образам общенародного масштаба, в отличие от большинства пролетарских поэтов, без остатка посвятивших «себя коллективу» (так открывалась книга стихов И. Филипченко «Эра славы»), в поэзии Есенина и в тот период звучала очень сильная личная нота, и живая, самобытная личность поэта была главной темой, героем, сюжетом его стихов.

«Все творчество мое есть плод моих индивидуальных чувств и умонастроений»71, - писал он в предисловии к предполагавшемуся изданию своих стихотворений (1924). Это подчеркивание личного, индивидуального начала всегда было присуще Есенину. Он не только изображал мир «через себя» (общее свойство лирики), но испытывал, можно сказать, повышенный художественный интерес к изображению своей лирической индивидуальности и в основу творчества положил свою биографию, развертывая ее в виде лирического романа о «поэте Сергее Есенине» и его личной судьбе.

Однако при всем есенинском «эгоцентризме» его лирика не носила замкнутый, камерный, отрешенный от -времени характер, как это. было свойственно поэтам, далеким от революции или не сумевшим связать воедино свои общественные и личные интересы. Лирический герой Есенина - это личность общественная и историческая, т. е. раскрытая в связях, отношениях и противоречиях с временем, которые также насыщены очень личным содержанием. Порою поэт вступает в конфликт с временем или обнаруживает, что время его обогнало, - тут возможны самые разные вариации. Но он никогда не живет вне времени, даже если грустит о загубленной жизни или пишет об одиночестве. Поэтому его стихи всегда несут яркую печать современности и обогащают нас знанием эпохи и человека - в полноте его жизненных проявлений и в напряженном драматизме его личной и вместе с тем исторической судьбы.