Посвящается вам - Окуджава Булат Шалвович - Страница 14

14

«Восхищенность вашим сердцем, вашим светом…»

* * *

Восхищенность вашим сердцем, вашим светом, нерастраченным теплом мне вручило провиденье этим летом, как последний мой диплом. Ах, не очень торопливо (не взыщите, что пути иного нет) я готовился к последней той защите пять десятков с лишним лет. Но за окнами — все новые пейзажи и природа уж не та!.. Все уходит. Исчезают даже голос ваш и красота. Лишь трамвай, в свои пространства уползая, в новом видится окне. Он оставлен с тех времен как память злая и о вас, и обо мне.

«Дама ножек не замочит…»

* * *

Дама ножек не замочит, друг мараться не захочет, и на свалку спишут старый двор. Защитите его, струны, от изменчивой фортуны. Наша жизнь — короткий разговор. Что ж вы дремлете, ребята: ведь осколки — от Арбата! А какая улица была! Разрушители гурьбою делят лавры меж собою. Вот какие в городе дела. Ни золота и ни хлеба ни у черта, ни у неба, но прошу я без обиняков: ты укрой меня, гитара, от смертельного удара, от московских наших дураков. Пусть мелодия простая, но, из сердца вырастая, украшает наше ремесло. Ты прости меня, гитара, может, я тебе не пара, просто мне с тобою повезло.

«Над глубиной бездонных вод…»

* * *

Над глубиной бездонных вод, над атлантической громадой взлетает солнечный восход, рожденный райской канонадой. Внизу — Европа в облаках, а тут — пушкарь. Он знает дело: горит фитиль в его руках — и птица райская взлетела. Гордись, пушкарь, своей судьбой глашатай света и свободы, — покуда спорят меж собой внизу эпохи и народы. Пока твой свет с собой зовет, пока чисты твои одежды… Ведь что мы без твоих щедрот, без покаянья и надежды?

«Распахнуты дома. Безмолвны этажи…»

* * *

Распахнуты дома. Безмолвны этажи. Спокойным сном охвачены квартиры. Но к зимней печке ухо приложи — гудят за кладкою мортиры. Гуляет тихий вечер по земле, беспечный… Но в минуту роковую толченый перец в склянке на столе готов напомнить пыль пороховую. Стоит июль во сей своей красе. За поворотом женщина смеется, но шаг — и стратегическим шоссе тропинка к дому обернется. По улицам, сливая голоса, неотличимы брат от брата, текут и строятся полки и корпуса, которым не даровано возврата. Где родились мы? Под звездой какой? Какие нам определяют силы носить в себе и ярость, и покой, и жажду жить, и братские могилы?

Памяти Обуховой

Е. Камбуровой

Когда б вы не спели тот старый романс, я верил бы, что проживу и без вас, и вы бы по мне не печалились и не страдали. Когда б вы не спели тот старый романс, откуда нам знать, кто счастливей из нас? И наша фортуна завиднее стала б едва ли. И вот вы запели тот старый романс, и пламень тревоги, как свечка, угас. А надо ли было, чтоб сник этот пламень тревоги? И вот вы запели тот старый романс, но пламень тревоги, который угас, опять разгорелся, как поздний костер у дороги. Зачем же вы пели тот старый романс? Неужто всего лишь, чтоб боль улеглась? Чтоб боль улеглась, а потом чтобы вспыхнула снова? Зачем же вы пели тот старый романс? Он словно судьба расплескался меж нас, всё, капля по капле, и так до последнего слова. Когда б вы не спели тот старый романс, о чем бы я вспомнил в последний свой час, ни сердца, ни голоса вашего не представляя? Когда б вы не спели тот старый романс, я умер бы, так и не зная о вас, лишь черные даты в тетради души проставляя.

«На полянке разминаются оркестры духовые…»

* * *

На полянке разминаются оркестры духовые и играют марш известный неизвестно для чего. Мы пока еще все целы, мы покуда все живые, а когда нагрянет утро — там посмотрим кто кого. И ефрейтор одинокий шаг высокий отбивает, у него глаза большие, у него победный вид… Но глубоко, так глубоко, просто глубже не бывает, он за пазухою письма треугольные хранит. Лейтенантик моложавый (он назначен к нам комбатом) смотрит в карту полевую, верит в чудо и в успех. А солдат со мною рядом называет меня братом: кровь, кипящая по жилам, нынче общая для всех. Смолкли гордые оркестры — это главная примета. Наготове все запасы: крови, брани и свинца… Сколько там минут осталось… три-четыре до рассвета, три-четыре до победы… три-четыре до конца.