История одного предателя - Николаевский Борис Иванович - Страница 40

Случай помог осуществлению этих полицейских планов: через два дня после прибытия Савинкова в Севастополь местными социалистами-революционерами было организовано покушение на коменданта города, ген. Неплюева. Савинков и его товарищи к этому делу никакого отношения не имели, — и полиции это было превосходно известно. Тем не менее, они были арестованы и преданы по этому делу военному суду. Смертный приговор был обеспечен. Но другой «случай» спас Савинкова: примчавшимся из Петербурга товарищам-членам Боевой Организации удалось организовать смелый по замыслу и по выполнению побег. Переодетый в солдатскую форму, Савинков был выведен из тюрьмы и благополучно выбрался за границу. Без главного обвиняемого процесс потерял свою остроту, и никто из остальных подсудимых не получил смертного приговора. А Савинков, после короткой передышки заграницей к осени был на своем старом посту в рядах Боевой Организации. В жизни последней за эти месяцы произошло много перемен. Савинков поспел как раз ко времени, чтобы помочь Азефу, — тому, кто его предал, — в осуществлении плана общего упразднения Боевой Организации.

Глава XII

Герасимов и Столыпин — новые полицейские руководители Азефа

Через несколько дней после открытия Госуд. Думы в Москве собрался Совет Партии социалистов-революционеров, который единогласно высказался за приостановку террористической борьбы. Но так как настоящей веры в готовность правительства пойти на соглашение с Госуд. Думой ни у кого не было, то одновременно Совет дал Центральному Комитету право своею властью, не дожидаясь следующего собрания Совета, возобновить террор в тот момент, когда этого потребуют интересы революции.

Азеф участвовал в этих заседаниях Совета. Его отношение к вопросу о приостановке террора было двойственным: в разговорах с «боевиками» он фрондировал против этого решения, продолжая свою линию внесения трений между Центральным Комитетом и Боевой Организацией; в беседах же с руководителями Центрального Комитета он не только поддерживал предложение о временной приостановке террора, но порою шел дальше и говорил, что, по его мнению, роль революционных партий вообще закончена, что теперь политическое развитие страны пойдет под руководством либералов.

Принятому Советом решению Азеф во всяком случае подчинился и Боевую Организацию временно распустил. По существу, для него этот роспуск был лучшим выходом: приостановка террористической борьбы давала ему время для того, чтобы спокойно и на досуге разобраться в той новой обстановке, которая складывалась для его полицейской работы. А эта обстановка, действительно, стала совершенно новой, в которой совсем непригодными оказывались старые, в течении ряда лет Азефом испытанные приемы ведения двойной игры.

Перемены, происходившие в составе правительства, не могли не отразиться и на личном составе руководителей политической полиции. Во главе министерства внутренних дел, которому в конечном итоге была подчинена вся политическая полиция, встал совершенно новый для чиновного Петербурга человек, — П. А. Столыпин, который в начале чувствовал себя еще очень непрочно среди верхов столичной бюрократии и делал много усилий для того, чтобы окружить себя людьми, на преданность которых он мог положиться. В первую очередь им был обновлен руководящий состав Департамента Полиции. Рачковский был сначала отстранен от дел фактически, а вскоре затем, с начала июня 1906 года, уволен и формально.

Причиной удаления была отнюдь не роль Рачковского в деле организации погромов, — роль, которая как раз в эти дни стала достоянием гласности. Об этой стороне деятельности Рачковского Столыпин был осведомлен вполне точно: А. А. Лопухин, раскрывший эти «подвиги» Рачковского, был другом детства Столыпина и не замедлил информировать о них последнего. Это ни в малой степени не помешало Столыпину взять Рачковского под свою защиту, когда вопрос о действиях последнего был вынесен на трибуну Госуд. Думы. Причины были просты: за спиною Рачковского в этой его погромной деятельности стояли ближайшие к царю лица; ей помогал сам царь, совершенно недвусмысленно дававший понять вновь назначаемым губернаторам, что он будет рад, если количество евреев в их губерниях в результате погромов будет несколько сокращено. Столыпин все это знал, — и понимал, что, беря в этом вопросе под свою защиту Рачковского, он содействует укреплению личного к нему доверия царя. Но те самые придворные связи Рачковского, которые заставляли Столыпина защищать его прошлую деятельность, делали его с точки зрения Столыпина непригодным для роли руководителя политической полиции в настоящем: имея такие связи, Рачковский всегда был склонен вести свою собственную политику, не во всем согласованную с желанием министра, — а это меньше всего входило в расчеты Столыпина. Руководителем политической полиции последний хотел иметь человека, который был бы целиком и полностью предан ему и только ему одному.

Особенно непригодным для этой роли Рачковского делала его близкая связь с Треповым, который как раз в тот момент пытался уговорить Царя согласиться на создание «думского министерства» без Столыпина. Таким образом, — по злой иронии судьбы, — организатор погромов Рачковский эту новую, — и теперь уже окончательную, — служебную аварию потерпел в качестве возможного союзника сторонников либерального курса.

На место Рачковского в Департамент были призваны новые для политической полиции люди, — Трусевич и др., — мало знакомые с делом полицейского розыска и потому не игравшие самостоятельной роли. Фактически же центральной фигурой в деле руководства политической полицией стал начальник Охранного Отделения в Петербурге полк. Герасимов.

Этот последний действительно был весьма крупной звездой на охранном небосклоне. В истории русской политической полиции последних перед революцией десятилетий он сыграл одну из самых значительных ролей.

В те годы он был сравнительно молод (он родился в 1861 г.), инициативен и энергичен, смел до авантюризма, самоуверен до дерзости, — и в добавление ко всему полон честолюбивых планов, в борьбе за осуществление которых он менее всего склонен был считаться с количеством чужих отдавленных ног.

Плебей по происхождению (его отец был из податного сословия: казак-украинец) он в жандармы пошел для того, чтобы сделать карьеру. В своей ранней молодости, учеником реального училища в Харькове, он имел некоторое касательство к революционным кружкам учащейся молодежи. Кое-кто из его школьных товарищей позднее играл видную роль в революционном движении, напр., И. И. Мейснер, недавно скончавшийся в Берлине. Сам Герасимов в этих кружках не засиделся: путь тюрем и ссылок меньше всего казался ему привлекательным. Потерпев неудачу на попытке пробиться в инженеры, Герасимов пошел в юнкерское училище и затем в течение нескольких лет тянул офицерскую лямку в одном из резервных пехотных батальонов. Эта служба не удовлетворяла, и не могла удовлетворять: монотонная, скучная жизнь и притом без надежд сделать карьеру в будущем. Выскочить из колеи оказалось возможным в одном направлении: перейти в корпус жандармов. Этот переход Герасимову дался не легко.

Конец 1880-х годов был периодом общей борьбы с «кухаркиными детьми». Офицерский состав корпуса жандармов с особым старанием стремились заполнять одними только дворянами.

Плебеям, к числу которых принадлежал Герасимов, ставили разного рода препятствия. С большим трудом удалось пробиться в начале. Нелегко было и двигаться по служебной лестнице позднее. Мужицкая напористость, с одной стороны, обнаружившиеся полицейские таланты, с другой, — помогали преодолевать препятствия. К началу 1900-х г.г. положение стало много лучшим: когда революционное движение разрослось, начальству стало не до справок о «социальном происхождении» жандармских офицеров, способных вести борьбу против этого движения. В феврале 1905 г., — в период, когда дело полицейского сыска разваливалось по всей империи и когда с ним особенно плохо было в Петербурге, — Герасимов получил назначение на пост начальника петербургского Охранного Отделения.