Перевал Дятлова. Загадка гибели свердловских туристов в феврале 1959 года и атомный шпионаж на совет - Ракитин Алексей Иванович - Страница 103

Слева: Семен Золотарев с родителями в Пятигорске. Фотография начала 1950-х. Справа: Семен Золотарев с двоюродными сестрами. Фотоснимок начала 1950-х. Для нас он интересен тем, что на пиджаке Семена Алексеевича можно видеть наградную колодку. На первый взгляд в ней нет ничего примечательного — один ряд, 4 награды, все как и должно быть. Но это только на первый взгляд… Выше: вид наградной колодки, восстановленный по фотографии Семена Золотарева с двоюродными сестрами. Ниже: истинный вид таковой колодки, составленной из наград, действительно полученных Семеном за участие в Великой Отечественной войне. Легко заметить, что на пиджаке Семена нет планки, даже отдаленно напоминающей планку ордена Красной звезды, да и планки медалей «За взятие Кенигсберга» и «За победу над фашистской Германией», мягко говоря, мало похожи на оригиналы.

Вернемся, впрочем, к анализу последующих жизненных коллизий Семена. В 1958 г. он неожиданно уезжает с Северного Кавказа и появляется на турбазе «Артыбаш», на живописном берегу Телецкого озера на Алтае. Перемена места работы выглядит совершенно необъяснимой, поскольку переезд более чем за 3,5 тыс. км во всех смыслах ухудшил жизненные условия Семена. Сейчас, когда в любом крупном российском городе открыты сети гипермаркетов вполне европейского уровня, как-то позабылось, что во времена социализма уровень снабжения населения промышленными и продуктовыми товарами очень сильно зависел от места проживания. То, что можно было видеть в продуктовых магазинах «витрины социализма» в Прибалтике, даже близко не походило на то убожество, что имело место практически по всей стране. Регионы четко делились на «изобильные» и «голодные», причем неудачные экономические новации Хрущева лишь усилили это явно несправедливое деление. Кубань и Ставрополье относились именно к «изобильным» районам, и хотя там, как и повсюду в СССР, активно внедрялись маразматические новшества «дорогого Никиты Сергеича», их негативный результат смягчался как общей зажиточностью населения, так и богатством природы. Чуть ли не в каждом дворе заготавливали домашние колбасы, гнали отличные самодельные вина, а почти даровые фрукты и овощи способны были украсить любой стол. Между тем практически на всей остальной территории СССР, за исключением разве что некоторых национальных окраин и столиц союзных республик, можно было видеть картину совершенно иную: население роптало из-за нехватки практически всего спектра продуктов, а плохо скрытая карточная система (замаскированная под ведомственные «распределители» и «столы заказов» на производстве) не позволяла удовлетворить даже элементарные запросы. Бездефицитны в те годы были разве что томатная паста да дешевая рыбешка хек, прославленная в пословицах тех лет («хек — друг народа!»). Как бы ласково ни вспоминали «шестидесятники» хрущевскую оттепель, значительная часть советского общества во второй половине 1950-х испытала на себе лавинообразное нарастание негативных явлений в экономике. Новочеркасский расстрел был еще впереди, но Хрущева в его поездках по стране уже встречали ощипанными цыплятами, подвешенными на проводах (как это было в его поездках в Горький или Ростов-на-Дону в 1959–1960 гг.).

Семен Алексеевич Золотарев на походных фотографиях участников группы Игоря Дятлова (снимки представлены Алексеем Александровичем Коськиным, которому вполне заслуженно надо в очередной раз сказать «спасибо» за большую работу по популяризации истории погибшей тургруппы). Может показаться удивительным, но Семена участники похода пытались сфотографировать чаще других, хотя сам он в кадр явно не лез. О странностях взаимоотношений внутри группы нам придется еще говорить отдельно (в главе «Поход глазами его участников»), пока же лишь отметим, что на походных фотографиях, сделанных буквально за считанные дни до смерти, Семен Золотарев предстает перед нами спокойным, сосредоточенным и словно бы уставшим от жизни человеком. А может, и не уставшим, а просто отстраненным от всего происходившего вокруг?

Очень выразительно описаны те годы в воспоминаниях генерал-майора КГБ с почти 40-летним стажем Михаила Степановича Докучаева «Москва. Кремль. Охрана» (М.: Бизнес-пресс, 1995. С. 148–149). Их автор отработал 15 лет одним из руководителей 9-го Управления КГБ СССР и имел возможность вблизи наблюдать представителей политической элиты страны. О хрущевской поре Докучаев написал весьма много и едко. Чего только стоит такой фрагмент: «он ликвидировал подсобные хозяйства, личный скот в рабочих поселках, при нем дошло до того, что Советский Союз стал закупать зерно за границей. Меткую характеристику в этом плане дал Хрущеву Черчилль. Когда его спросили: “Кто является самым умным человеком в мире?”, то он ответил: “Несомненно, Хрущев. Нужно же суметь оставить двести миллионов человек без хлеба”». За первую пятилетку хрущевского правления (т. е. в 1953–1958 гг.) из колхозов бежали почти 7 млн человек, в основном молодежь. Ощущение беспросветности будущего нарастало, хрущевские перлы вызывали глухое раздражение, и никакие космические триумфы не могли скрыть банальную нехватку продуктов в магазинах.

Золотарев работал неподалеку от родительского дома (от Те-берды до станицы Удобной менее 100 км!), в сытом теплом краю, и вдруг без всяких внешних побуждений он бросает все и мчится за 3,5 тыс. км на Алтай. Во имя чего предпринят этот переезд в другую климатическую зону, в край красивый, но суровый и по тем временам голодный? Туристическую карьеру лучше делать на Кавказе — и горы там круче, и водопады выше. Там лучшие курорты страны, там отдыхают самые «продвинутые» туристы из Москвы. Северный Кавказ тех лет — это советская Швейцария. Золотарев к 1958 г. уже был инструктором и по водному туризму, и по горно-пешеходному… Во имя чего ему бросать уже пожилую мать и перебираться на Алтай?

Самое интересное состоит в том, что скитания Золотарева этим не ограничились. В декабре все того же 1958 г. мы видим его уже под Свердловском, встречающим Новый год на Коуровской турбазе вместе с некоторыми из студентов УПИ. Новый дальний переезд, на этот раз на 1800 км. Во имя чего? Семену Золотареву шел тогда уже 38-й год, а он мечется по стране, не имея своего угла, укладывая все свое имущество в пару чемоданов. У него нет семьи, живет бобылем, в его жизни, скорее всего, нет постоянной женщины. Если вообще есть место для женщин. Можно, конечно, свято верить в его непритязательность и любовь к романтике, но когда эти качества начинаешь соотносить с реалиями того времени, с отсутствием элементарных удобств и всякой стабильности, подобная аргументация впечатления не производит. Золотарев прошел почти всю войну и умудрился избежать ранений. Это не просто удачливость солдата — это лучшее свидетельство его смекалки и здравого смысла. Такие люди хорошо думают, прежде чем что-то сделать… И умеют даже неблагоприятные ситуации обращать к собственной выгоде.

Если такой человек бросает налаженную жизнь возле родительского дома в благодатном краю и едет в буквальном смысле на другую сторону земного шара — значит, к тому есть серьезный побудительный мотив.

Знаете, на что похожи эти странные переезды за тысячи километров в последний год жизни Семена Золотарева?

На бегство, точнее попытку заметания следов. Либо на перевод офицера с места на место по делам службы. Либо на то и другое одновременно.

Давайте внимательнее приглядимся к датам. 16 июля 1956 г. Указом Президиума Верховного Совета СССР чеченцы, карачаевцы и ингуши «сняты с учета спецпоселений и освобождены из-под административного надзора органов МВД СССР». А уже 9 января 1957 г. новым Указом Президиума Верховного Совета СССР восстанавливается автономия Чечено-Ингушской АССР в составе РСФСР; создается Карачаевский район на территории Ставропольского края. На Северный Кавказ из Казахстана и Киргизии потянулись депортированные народы — чечены, ингуши, балкарцы, карачаи. Стихийное возвращение вызвало первые серьезные эксцессы — уже 5–7 апреля (т. е. спустя всего 3 месяца с момента принятия Указа) были зафиксированы серьезные беспорядки на железной дороге, спровоцированные вайнахами. В те дни транспортной милицией сняты с поездов и принудительно возвращены к местам проживания в Средней Азии более 2100 чеченов и ингушей, бесчинствовавших в поездах.