Капитализм и шизофрения. Книга 2. Тысяча плато - Делез Жиль - Страница 67

А: потоки и полюса

а: кванты

b: линия и сегменты

В: центр власти

(Совокупность — это круг или период)

Воздадим должное Габриэлю Тарду (1843–1904): его давно забытое произведение вновь обрело актуальность под влиянием американской социологии, а именно микросоциологии. Тард был раздавлен Дюркгеймом и его школой (в полемике, похожей на полемику между Кювье и Жоффруа Сент-Илером и столь же грубой). Дело в том, что привилегированным объектом Дюркгейм считал великие коллективные представления, обобщенно бинарные, резонирующие и сверхкодированные… Тард возражает, что коллективные представления предполагают как раз то, что нужно объяснить, а именно, «подобие миллионов людей». Поэтому Тард интересуется, скорее, миром деталей, или миром бесконечно малого — мелкие имитации, оппозиции и изобретения, составляющие всю субрепрезентативную материю. И наилучшие страницы Тарда посвящены анализу мелких бюрократических или лингвистических нововведений и т. д. Последователи Дюркгейма ответили, что речь у Тарда шла о психологии или о интерпсихологии, а не о социологии. Но это верно лишь на первый взгляд, в первом приближении: микроимитация, по-видимому, действительно имеет место между одним индивидом и другим. Но в то же самое время и на более глубоком уровне она относится к потоку или к волне, а не к индивиду. Имитация — это распространение потока; оппозиция — это бинаризация, создание бинарных потоков; изобретение — это сопряжение или соединение разных потоков. Так что же такое поток, согласно Тарду? Это — вера или желание (два аспекта любой сборки), поток — это всегда поток веры и желания. Веры и желания суть основы любого общества, ибо они — потоки, и как таковые являются «квантифицируемыми», это подлинные социальные Количества, тогда как ощущения качественны, а представления — простые равнодействующие.[260] Таким образом, бесконечно малые имитация, оппозиция и изобретение подобны квантам потока, маркирующим распространение, бинаризацию или сопряжение вер и желаний. Отсюда важное значение статистики при условии, что она занимается крайностями, а не только «стационарной» зоной представлений. Ибо, в конечном счете, нет никакой разницы между общественным и индивидуальным (или интериндивидуальным), а есть разница между молярной областью представлений — коллективных или индивидуальных — и молекулярной областью вер и желаний, где различие общественного и индивидуального теряет всякий смысл, ибо потоки уже не приписываются индивидам, сверхкодируемым коллективными означающими. В то время как представления уже определяют крупные совокупности или детерминированные сегменты на линии, веры и желания суть помеченные квантами потоки, которые создаются, иссякают или трансформируются, добавляются один к другому, изымаются или комбинируются. Тард — изобретатель микросоциологии, коей он дает собственное расширение и собственные масштабы, заранее разоблачая те ошибки, жертвой которых она будет.

Вот как можно было бы различить сегментированную линию и квантовый поток. Мутирующий поток всегда предполагает нечто такое, что стремится к тому, чтобы ускользнуть от кодов, убежать из кодов; а кванты — это как раз знаки или степени детерриторизации на декодированном потоке. Напротив, жесткая линия предполагает сверхкодирование, заменяющее собой неисправные коды, а ее сегменты подобны ретерриторизациям на сверхкодирующей или сверхкодированной линии. Давайте вернемся к случаю первородного греха — именно само действие потока маркирует декодирование в отношении творения (с единственным островом, сохраненным для Девы) и детерриторизацию в отношении земли Адама; но оно же, одновременно, осуществляет сверхкодирование с помощью бинарных организаций и резонанса (Власти, Церковь, империи, богатые-бедные, мужчины-женщины и т. д.) и дополнительные ретерриторизации (на земле Каина, на труде, на поколении, на деньгах…). Ибо, одновременно: обе системы отсчета обратно пропорциональны друг другу — в том смысле, что одна ускользает от другой, а другая останавливает первую, мешая ей ускользать дальше; но они строго дополнительны и сосуществуют, ибо одна существует лишь в зависимости от другой; и однако, они различны — прямо пропорциональны, — не соответствуя при этом друг другу термин за термином, ибо вторая система эффективно останавливает первую лишь на «плане», который более не является планом первой системы, и потому, что первая продолжает свой порыв на собственном плане.

Социальное поле непрестанно оживляется всевозможными типами движений декодирования и детерриторизации, которые аффектируют «массы», следуя разным скоростям и темпам. Здесь нет противоречий, а есть ускользания. На этом уровне все является проблемой масс. Например, с X по XIV века мы наблюдаем, как ускоряются факторы декодирования и детерриторизации — массы последних захватчиков, появляющиеся с севера, с востока и с юга; военные массы, превращающиеся в банды грабителей; церковные массы, противостоящие неверным и еретикам и задающиеся все более и более детерриторизованными целями; крестьянские массы, покидающие сеньориальные владения; сеньориальные массы, вынужденные сами искать средства эксплуатации менее территориальные, чем крепостничество; городские массы, оставляющие окраины города и находящие в городах все менее и менее территоризованное социальное оснащение; женские массы, отрывающиеся от прежнего кода супружества и привязанности; денежные массы, перестающие быть объектом накопления и впрыскивающиеся в крупные коммерческие сети.[261] Можно сослаться на Крестовые походы, осуществляющие соединение этих потоков таким образом, что каждый поток выдвигает и вовлекает другие потоки (даже поток женственности в «Далекой принцессе», даже детский поток в Крестовых походах XIII века). Но одновременно — и неотъемлемо — производятся сверхкодирования и ретерриторизации. Крестовые походы сверхкодируются папой и наделяются территориальными целями. Святая Земля, Мир Божий, новый тип аббатств, новые фигуры денег, новые способы эксплуатации крестьянина через аренду и наемный труд (или возвращение к рабству), ретерриторизации города и т. д. — все это образует сложную систему. Тогда, с этой точки зрения, мы должны ввести различие между двумя понятиями — соединением и сопряжением потоков. Ибо, если «соединение» указывает на то, как декодированные и детерриторизованные потоки поддерживают друг друга, ускоряют свое общее ускользание и складывают или возбуждают собственные кванты, то «сопряжение» тех же самых потоков указывает скорее на их относительную приостановку, подобную точке аккумуляции, затыкающей или закупоривающей теперь линии ускользания, проводящей общую ретерриторизацию и пропускающей потоки под доминированием того из них, который способен их сверхкодировать. Но каждый раз именно наиболее детерриторизованный поток — согласно первому аспекту — осуществляет аккумуляцию или конъюнкцию процессов, определяет сверхкодирование и — согласно второму аспекту — служит основанием для ретерриторизации (мы уже встречали теорему, согласно которой ретерриторизация всегда имеет место именно на том, что более всего детерриторизовано). Так, коммерческая буржуазия городов сопрягает или превращает в капитал знание, технологию, сборки и сети, в зависимость от которых попадут дворянство, Церковь, ремесленники и даже крестьяне. И это именно потому, что буржуазия — вершина детерриторизации, подлинный ускоритель частиц, именно потому, что она проводит также ретерриторизацию совокупности.

Задача историка в том и состоит, чтобы обозначать «период» сосуществования или одновременности обоих движений (декодирование-детерриторизация, с одной стороны, и сверхкодирование — ретерриторизация, с другой). И именно в этом периоде мы различаем молекулярный и молярный аспекты: с одной стороны массы или потоки — сих изменениями, квантами детерриторизации, соединениями и ускорениями; с другой — классы или сегменты — с их бинарной организацией, резонансом, конъюнкцией, аккумуляцией и линией сверхкодирования в пользу одной линии.[262] Различие между макроисторией и микроисторией не имеет никакого дела с продолжительностью рассматриваемых длительностей — больших или маленьких, — но оно касается разных системам отсчета в зависимости от того, рассматриваем ли мы сверхкодированную сегментированную линию или же мутирующий квантовый поток. И жесткая система не останавливает другую систему — поток продолжается ниже постоянно мутирующей линии, тогда как сама линия тотализует. У массы и класса не одни и те же контуры, не одна и та же динамика, даже если одна и та же группа аффектировалась обоими знаками. Буржуазия — как масса и как класс… Отношение массы с другими массами не такое же, как отношение «соответствующего» класса с другими классами. Конечно, существует столько же соотношений сил и столько же насилия как с одной стороны, так и с другой. Но суть в том, что одна и та же борьба обретает два крайне разных аспекта, где победы и поражения не являются одними и теми же. Массовые движения ускоряются и сменяют друг друга (или затушевываются на долгий промежуток времени, впадая в продолжительное оцепенение), но перескакивают от одного класса к другому, подвергаются мутациям, высвобождают или испускают новые кванты, которые затем изменяют классовые отношения, снова ставят под вопрос свое сверхкодирование и ретерриторизацию, дают ход в другом месте новым линиям ускользания. Ниже воспроизводства классов всегда есть вариабельная карта масс. Политика действует посредством макрорешений и бинарных выборов, посредством бинаризованных интересов; но область того, что поддается решению, остается ничтожной. И политическое решение погружается по необходимости в мир микродетерминаций, привязанностей и желаний, который оно должно предчувствовать или оценивать по-иному. Ниже линейных концепций и сегментарных решений — оценка потоков и их квантов. Любопытна страница, где Мишле упрекает Франсуа I за то, что тот недооценил поток эмиграции, толкавший многих простолюдинов во Франции на борьбу с Церковью, — Франсуа I видел в нем лишь приток возможных солдат вместо того, чтобы почувствовать здесь молекулярный массовый поток, который Франция могла бы повернуть в свою пользу, возглавив Реформу, отличную от той, что проводилась.[263] Проблемы всегда представляются подобным образом. Хороша она или плоха, политика и ее суждения всегда молярны, но именно молекулярное, со своими оценками, «делает» политику.