Капитализм и шизофрения. Книга 2. Тысяча плато - Делез Жиль - Страница 90

Воспоминания тайны. — У тайны весьма привилегированное, хотя крайне вариабельное, отношение к воспринимаемому и не воспринимаемому. Тайна, прежде всего, касается определенного содержания. Содержание слишком велико для своей формы… или же сами содержания обладают некой формой, но эта форма покрывается, удваивается или замещается тем, что ее содержит — конвертом или ящиком, — чья роль состоит в том, чтобы устранять формальные отношения. Есть содержания, которые мы — по разным причинам — осуждаем на изоляцию или маскировку. Но составление списка таких причин (стыд, сокровище, божественность и т. д.) не столь уж интересно, пока противопоставляются тайна и ее раскрытие — как в бинарной машине, обладающей лишь двумя терминами: тайна и раскрытие, тайна и профанация. Ибо, с одной стороны, тайна как содержание замещается восприятием тайны, которое не менее таинственно, чем она сама. И не так уж важно, какова цель, и состоит ли цель восприятия в разоблачении, окончательном разглашении или раскрытии. С анекдотической точки зрения восприятие тайны — это противоположность тайны, но с точки зрения концепта оно является ее частью. В расчет принимается то, что восприятие тайны само по необходимости должно быть тайной — шпион, соглядатай, шантажист, автор анонимных писем не менее таинственны, чем то, что они в состоянии раскрыть, невзирая на их скрытые мотивы. Всегда есть женщина, ребенок или птица, чтобы тайно воспринять тайну. Всегда есть восприятие более тонкое, чем ваше, восприятие вашего невоспринимаемого, того, что находится в вашем ящике. Мы даже предвидим профессиональную тайну тех, кто в состоянии воспринять тайну. Тот, кто хранит тайну, по необходимости непричастен к ней, хотя и связан с каким-то восприятием, ибо должен воспринимать и находить тех, кто хочет раскрыть тайну (контрразведка). Итак, есть первое направление, когда тайна движется к не менее таинственному восприятию — восприятию, которое, в свою очередь, стремиться стать невоспринимаемым.

Вокруг этого первого пункта может кружиться обильное разнообразие крайне разных фигур. Но еще есть и второй пункт, также неотделимый от тайны как содержания, — способ, каким она навязывает себя и распространяется. Опять же, каковы бы ни были конечные цели и результаты, у тайны есть особый способ распространения, сам, в свою очередь, окутанный таинственностью. Тайна как секреция. Тайна должна вписываться, проскальзывать и вводиться в публичные формы; она должна давить на них и толкать известных субъектов на действие (влияния типа «лобби», даже если такое лобби само не является тайным сообществом).

Короче, тайна — определяемая как содержание, скрывшее собственную форму в пользу простого содержащего — неотделима от двух движений, которые случайно могут оборвать ее путь или разрушить ее, но, тем не менее, являются ее существенной частью: что-то медленно должно сочиться из ящика, что-то будет восприниматься через ящик или в полуоткрытом ящике. Тайна изобретена обществом; она — социологическое и социальное понятие. Каждая тайна — это некая коллективная сборка. Тайна — вовсе не неподвижное или статичное понятие, только становления являются тайнами; тайна обладает становлением. Исток тайны — в машинах войны; именно машина войны и ее становление-женщиной, становление-ребенком, становление-животным несет тайну.[349] Тайное сообщество всегда действует в обществе как машина войны. Социологи, изучающие тайные сообщества, уже определили много законов последних — протекция, уравниловка и иерархия, замалчивание, ритуал, деиндивидуализация, централизация, автономия, закрытость и т. д.[350] Но, возможно, они не придают достаточной весомости принципиальным законам, управляющим движением содержания: 1) каждое тайное сообщество обладает еще более тайным тыловым сообществом, либо воспринимающим тайну и защищающим ее, либо отмеряющим санкции для тех, кто раскрывает ее (речь не о том, чтобы определять тайное сообщество наличием тайного тылового сообщества — сообщество является тайным, когда оно заключает в себе такое удваивание, такое особое отделение); 2) у каждого тайного сообщества собственный способ действия, который сам является тайным, — влияние, проскальзывание, инсинуации, просачивание, давление, ночное сияние, где рождаются «пароли» и тайные языки (здесь нет противоречия, ибо тайное сообщество не может жить без универсального проекта пропитать все общество, проскользнуть во все формы общества, разрушая его иерархию и сегментацию, — тайная иерархия сопрягается с конспирацией равных, тайное сообщество руководит своими членами так, чтобы те были в обществе, как рыбы в воде, но с другой стороны, общество должно напоминать воду вокруг рыбы; тайное сообщество нуждается в соучастии всего окружающего общества). Это видно как у разрозненных гангстерских сообществ Америки, так и у сообществ человека-животного в Африке — с одной стороны, есть способ влияния тайного сообщества и его лидеров на окружающих политиков и публичных людей, а с другой стороны, есть способ, каким тайное общество дублирует себя благодаря тыловому сообществу, способному создать особое отделение убийц или охранников.[351] Влияние и удваивание, секреция и конкреция [concretion], каждая тайна продвигается между двумя «укромностями», которые, более того, могут объединяться или в некоторых случаях сливаться. Тайна ребенка замечательно комбинирует эти элементы — тайна как содержание ящика, тайное влияние и размножение тайны, тайное восприятие тайны (тайна ребенка не создается из миниатюризированных тайн взрослого, а необходимым образом сопровождается тайным восприятием взрослой тайны). Ребенок раскрывает тайну…

Но становление тайны заставляет ее не только довольствоваться укрыванием своей формы в простом содержащем или жертвованием ею ради содержащего. Тайна должна обрести теперь собственную форму в качестве тайны. Тайна поднимается от конечного содержания к бесконечной форме таинственного. Именно здесь тайна достигает абсолютной невоспринимаемости, вместо того чтобы быть связанной со всей игрой относительных восприятий и реакций. Мы движемся от хорошо определенного, локализованного и прошлого содержания к априорной всеобщей форме нелокализуемого нечто, которое только-только произошло. Мы движемся от тайны, определяемой как истерическое детское содержание, к тайне, определяемой как мужская параноидальная форма. И в такой форме мы обнаруживаем те же два сопутствующих обстоятельства тайны — тайное восприятие и его способ действия, тайное влияние; но эти сопутствующие обстоятельства стали «следами» формы, которую они непрестанно реконституируют, реформируют и вновь нагружают. С одной стороны, параноики отвергают интернациональный заговор тех, кто крадет их тайны, их самые интимные мысли; или же они заявляют, что обладают даром воспринимать тайны других до того, как те сформировались (ревнивый параноик не схватывает другого как убегающего от него; напротив, он предрекает или предвидит наимельчайшие намерения последнего). С другой стороны, параноик действует и страдает благодаря излучениям, которые он испускают или получает (Реймон Руссель и Шребер). Влияние посредством излучения и удвоение посредством полета или отголоска суть то, что придает теперь тайне ее бесконечную форму, в которой восприятия, как и действия, переходят в невоспринимаемое. Параноидальное суждение напоминает предвосхищение восприятия, замещающее эмпирический поиск ящиков и их содержаний: виновен априори и в любом случае! (например, эволюция рассказчика в «Поисках» по отношению к Альбертине). Обобщая, можно сказать, что психоанализ прошел от истеричной концепции к в высшей степени параноидальной концепции тайны.[352] Бесконечный анализ — Бессознательному предписывается весьма трудная задача самому быть бесконечной формой тайны, а не просто ящиком, содержащим тайны. Вы расскажете все, но, рассказывая все, вы не скажете ничего, ибо требуется все «искусство» психоаналитика, дабы соразмерить ваши содержания с чистой формой. Однако в этом пункте, когда тайна возвысилась до уровня формы, с ней происходит неизбежное приключение. Когда вопрос «Что случилось?» достигает такой бесконечно мужской формы, ответ необходимо состоит в том, что ничего не произошло, — ответ, разрушающий как форму, так и содержание. Новость распространяется так быстро, что тайна человека — ничто, поистине ничто. Эдип, фаллос, кастрация, «жало в плоть» — это было тайной? Такого достаточно, чтобы рассмешить женщин, детей, безумцев и молекулы.