Глаза ребёнка - Паттерсон Ричард Норт - Страница 4

— Ты не воспринимаешь людей отдельно от себя самого, — тихо произнесла она. — И в первую очередь Елену. Я бессильна изменить это и не хочу бороться с тобой.

— Но ты можешь помочь мне, Тер. В этом и есть смысл брака.

Рики стоял понурившись. «Какой же он одинокий», — подумала Терри, но тут же вспомнила о дочери.

— Нет, — резко ответила она. — Только ты сам можешь помочь себе. Слишком поздно, а мне надо заботиться о Елене.

— Если бы ты заботилась о ней, то не стала бы разрушать крепкую семью. — В его голосе прибавилось уверенности.

Тереза ощутила тесноту в груди.

— Об этом-то я всегда и мечтала — о семье. Только вот есть разница между «крепкой» и «здоровой семьей». Мы для Елены оказались плохой семьей.

Уже совсем стемнело. Рикардо подошел ближе.

— Не тебе решать, что хорошо, а что плохо. Для этого существует суд, и там будут слушать меня.

Терри поняла, что муж давно готовился к этому разговору.

— И что же ты собираешься сказать «суду»? — выдавила она из себя.

— Что я был заботливым родителем, пока ты пропадала на работе с человеком, который вполне может оказаться твоим любовником. Скажу, что Елена нужна мне. — Он помолчал, самодовольно улыбаясь. — Еще скажу, что, для того чтобы обеспечить дочери надлежащие условия, мне требуется шестьдесят процентов от твоих доходов.

— Ты сошел с ума.

— Это закон, Тер. — Рики торжествовал. — Я все проверил. И даже если ты получишь опекунство, думаешь, легко найти мужчину, который захочет воспитывать чужого ребенка? Ты останешься одна. — Теперь тон его стал вкрадчивым. — Терри, ты не можешь не понимать, что я нужен тебе.

— Я не люблю тебя, — ответила женщина, стараясь, чтобы голос не выдал ее волнения. — Я считаю, что ты плохой отец. И уверена, наша «семья» не даст Елене ничего хорошего. Так что если мне суждено остаться одной, что ж… И если предстоит воевать с тобой за дочь, я буду воевать.

— Ты проиграешь, — произнес он и добавил тише: — Но ты можешь не расстраиваться, Тер. Раз в две недели я позволю тебе видеться с моей дочерью.

Теперь все предстало в подлинном свете: она боялась Рики, и этот страх связывал их прочнее любви. Он не мог позволить Терри оставить его, а следовательно, не даст и Елене уйти вместе с ней. Какой-то чужой человек станет решать, может ли она воспитывать дочь, и от этого решения будет зависеть дальнейшая судьба ее дочери. Рики, конечно, начнет гладко и убедительно врать. А вот сможет ли она объяснить судье, каково истинное положение вещей? От одной этой мысли можно было прийти в уныние.

— Я забираю Елену к моей матери. — Терри старалась говорить размеренно и спокойно. — Следует решить, как сказать девочке об этом.

— Мы ничего не будем ей говорить, — отрезал Рики, приближаясь к Терезе.

— Но мы должны это сделать, причем вместе.

Теперь он буквально нависал над ней. Его лица почти не было видно в темноте.

— Мы ничего не будем ей говорить, — повторил Ариас, — и ты никуда отсюда не уйдешь.

Никогда еще Терри не видела мужа в таком гневе. Она хотела пройти мимо него, но он встал у нее на пути.

— Прошу тебя, не усложняй. — Голос ее задрожал.

— Тер, ты просто не понимаешь. Я не позволю тебе сделать это.

С бешено колотящимся сердцем она попробовала оттолкнуть его.

— Ты сучка, — вырвалось у Рики.

Терри отпрянула, увидев занесенную над ней руку.

— Не смей!

— Ну что, Тер, ты по-прежнему хочешь уйти? — Возрази она сейчас, и он бы ударил ее. — Или ты все-таки готова говорить?

Рука поднялась выше. Тереза испуганно оглянулась, нащупала выключатель и зажгла свет.

Рикардо стоял в каком-нибудь полуметре от нее с занесенной для удара рукой и моргал, ослепленный неожиданно ярким светом.

— Ну же, Рики, давай, ударь меня, — тяжело дыша, вымолвила Терри. — На суде это тебе зачтется.

Краска разлилась по его лицу, но руку он не опускал.

Она посмотрела ему в глаза.

— Я всегда говорила себе, что ты, по крайней мере, не распускаешь рук — не то что мой отец, который избивал мать. — Женщина перевела дыхание. — Теперь я знаю, почему. Я была приучена к покорности, задолго до того как познакомиться с тобой.

Рики молчал, вперив в нее пристальный взгляд, лицо его горело. Слушая себя словно со стороны, Терри не понимала, откуда берутся эти слова.

— Но с этим покончено. Ударишь ты меня или нет, я все равно уйду. Но если ты и впрямь ударишь меня, я позабочусь о том, чтобы ты уже никого никогда не смог ударить.

Он смотрел на нее не отрываясь, как вдруг на смену гневу пришло выражение замешательства, незащищенности. Рука Рикардо безвольно повисла.

«Только не показывай страха», — твердила себе Терри. Он знала, что это еще не конец. Когда дело касалось Рики, он не успокаивался, пока не брал верх. Сейчас важно было забрать Елену.

Терри держалась подчеркнуто прямо.

— Я подумаю сама, что сказать Елене, — произнесла она и, не оглядываясь, вышла, чтобы забрать дочь.

2

Уйдя от Рики, Терри две ночи не могла сомкнуть глаз в страхе за себя и Елену. А потом ноги сами принесли ее к дому Криса.

Тот ничего не подозревал о случившемся с ней. По одной простой причине. Терри сама верила в то, что сказала Рики, а именно: Крис не имеет никакого отношения к их семейным проблемам.

Иначе и быть не могло, слишком они с Крисом разные. Даже его просторный эдвардианского стиля трехэтажный особняк в Пэсифик-Хайтс, пригороде Сан-Франциско, зримо напомнил ей о том, что Крис занимает совсем другое положение в жизни. Он обрел известность шестнадцать лет назад, в возрасте двадцати девяти, благодаря успешно проведенному делу Ласко — это был шумный скандал, связанный с уличенным в коррупции президентом некой компании. Терри только исполнилось двадцать девять, а ее профессиональная карьера была в самом начале. Семья Кристофера владела железной дорогой. Он рос в мире богатства, рано осознав свою избранность, о чем Терри не могла даже помышлять; один раз был женат на известной балерине, которую отличали грациозность и изысканность манер. Терри вышла из семьи латиноамериканских иммигрантов; она была прилежной студенткой, но даже окончив колледж и школу права при университете, ощущала некоторую неуверенность в себе. Ее отец, автомеханик, крепко пил и жестоко обращался с ее матерью, Розой, которая, как порой казалось Терезе, была единственным в мире человеком, понимавшим ее.

Стоя сейчас под дверью Криса, Терри вдруг задумалась: как же получилось, что она ищет защиты не у своей матери Розы Перальты, а у Кристофера Паже?

Когда она начинала работать с Крисом, ей бы такое и в голову не пришло. Было в этом человеке нечто скрытое глубоко внутри, казавшееся ей непонятным и недоступным. Терри тогда еще не знала, что всем смыслом жизни для Криса был его пятнадцатилетний сын Карло (как для нее — Елена). А потом телевизионную журналистку Мэри Карелли, мать Карло, с которой у Паже была мимолетная связь, обвинили в убийстве известнейшего американского писателя.

Крис и Терри взялись защищать ее. Кристоферу было крайне неприятно то обстоятельство, что Карелли, несомненно, лгала (а могло статься, что убила действительно она). Карло же хотелось верить всему сказанному его матерью. В итоге это привело к натянутости в отношениях Криса с сыном.

Что касается Терезы, то дело Карелли стало для нее своеобразным экзаменом и заставило увидеть Криса таким, какой он есть. Когда Крис привлек ее к работе по делу Карелли и открыл перед ней ту сторону своей жизни, о которой никто не догадывался, Терри поняла, что у этого человека, внешне ироничного и сдержанного, внутри бушевали страсти, пугавшие, как ей казалось, его самого.

Но вместе с этим открытием Терри обрела уверенность в себе, так недостававшую ей. Она рассказывала Крису о том, о чем никогда не решилась бы рассказать никому другому. Он участливо, без нравоучений, выслушивал ее и только задавал вопросы, пока наконец ее эмоции и поступки не становились ей понятнее. Этого было не высказать словами, но интуитивно Тереза Перальта чувствовала, что именно Кристофер Паже помог ей разобраться в ее собственной душе. Вот за это Рикардо Ариас и ненавидел Криса. И за то, что последний просто был тем, кем был.