Набат - Люфанов Евгений Дмитриевич - Страница 72

— Давай, подходи, — выкрикивал кузнец следующего.

Из одиночки Алексея перевели в общую камеру, где вместе с политическими были уголовные. Думал, что встретит здесь Прохора и Агутина, но они были в другой камере.

— Ежель будешь носить кандалы на своих подкандальниках, а не на казенных, то кандалы скоро скинешь совсем. Слушай меня, — говорил каторжанин. — Эта примета верная. Расстарайся добыть себе собственные.

Перед отправкой партии осужденных родственникам разрешалось свидание с ними. В помещении для свиданий, перегороженном посредине двумя рядами железных решеток, с утра собралась толпа посетителей. За столом у окна со списками осужденных сидел помощник начальника тюрьмы, и к нему один за другим подходили люди, взволнованные предстоящей встречей со своими близкими.

— К Руськову Антипу...

— К Руськову... — водил помощник начальника пальцем по спискам и отмечал фамилию арестанта синим карандашом.

— Кем ему доводитесь?

— Матерью, милый... матерью.

— Вы к кому?

— К Брагину Алексею.

— Кто будете?

— Невеста его.

— К Прохору Тишину...

— Кто?

— Невеста...

— Ишь ты как! Невесты пошли, — усмехнувшись крутнул головой помощник начальника. — Теперь, значит, вся задержка за свадьбой... Ты к кому, дед?

— К Ерикееву Афанасию... Дядя евонный. Родный Дядя...

Когда были опрошены все, помощник начальника тюрьмы переписал на отдельный лист вызываемых на свидание арестантов, и старший надзиратель пошел по камерам.

Выкрикнул он Брагина, и Алексей подумал, что его ожидает Варя.

— Тишин Прохор! На свиданье с невестой, — перейдя в следующую камеру, выкрикнул надзиратель.

«С невестой?..» — удивился Прохор и решил, что ослышался. Может, и вызывают-то не его.

— Эх, невеста без места... Еще не отказалась, гляди, пришла, — сказал кривой на один глаз конокрад.

Поддерживая кандальные цепи, перегоняя друг друга, арестанты спешили на свидание. С одной и с другой стороны облепили люди железные прутья решеток, шумели, махали руками, жадно всматривались в лица, разыскивая своих.

— Тут я, тут... Вот она я, Артамон, вот я где... — кричала какая-то баба, размахивая сорванным с головы платком.

— Власий!.. Влас!..

Слепой старик с мальчиком-поводырем натыкался на спины людей и хрипло выкрикивал:

— Голос, Анисим, подай... Громчей голос... — и старался прислушаться к нарастающему гвалту и шуму, уловить в нем голос своего Анисима.

Каждый старался перекричать соседей, донести свои слова за двойную решетку, напрягая слух, переспрашивая:

— Какую прошенью?.. Кому?..

— Филя... Филюшка... Родный ты мой... Кровиночка ты моя...

— Да погоди ты выть! Затем, что ль, пришла сюда?!

— Голос громчей, Анисим, подай... — просил слепой старик.

— Брагин!.. Алексей Брагин!..

— Тишин!.. Тишин!..

— Тише-тише, а сама над ухом орет... — раздраженно повернулся к девушке седой старик и бесцеремонно оттолкнул ее локтем.

— Ульяна в том месяце погорела... тетка Ульяна... Слышь, говорю?.. Пожар был... К нам жить перешла...

— Я — Брагин! Тут!.. — кричал Алексей, стоя у другого конца решетки. — Варя, ты?..

Для свидания отведено пятнадцать минут, и большая часть этого времени уходила на то, чтобы арестанты и посетители могли кое-как разобраться. Их разделял протянувшийся через все помещение саженной ширины проход, в концах которого стояли надзиратели, следя, чтобы арестантам не было что-нибудь переброшено.

— Ты ей, суке, скажи: ворочусь — все равно убью. Пущай лучше не дождамшись меня помрет... — уткнув лицо между толстыми железными прутьями, исступленно кричал стоявший справа от Алексея арестант какой-то старухе.

— Какой ему долг?.. Гурьян, мол, с Сибири пришлет, — зло кричал арестант слева.

— Брагин?.. Где Брагин?..

Алексей искал глазами Варю, а к нему протискивалась какая-то неизвестная девушка.

— Я Брагин... Я...

Схватившись обеими руками за прутья решетки, девушка впилась в него глазами.

— Здравствуйте, Алексей... Я — Лена... Ле-на... Федор Павлович и Вера Трофимовна просили поклон передать.

— Что?..

— Поклон... Федор Павлович...

— Понимаю, понимаю, — кивнул Алексей. — Спасибо вам...

— Дело идет у них... Идет! — выкрикивала девушка.

— Все долги, скажи, квиты теперь. Вот ему что... — просунул арестант кулак между прутьями и погрозил им.

А в ответ ему с той стороны доносился визгливый женский голос:

— Самовар описали... Самовар и сундук...

Звякали кандалы, кто-то захлебывался слезами, плача навзрыд.

— Тишин!.. Прохор!..

— Я Тишин!..

Прохор увидел свою «невесту».

— Меня Натальей зовут...

Раскрасневшаяся русоволосая девушка с голубыми глазами одной рукой держалась за решетку, а другой перебирала перекинутый через плечо конец растрепавшейся косы.

— Я пришла... Проводить вас пришла... Вместе с Леной, с подругой мы... — наполовину слышал, наполовину угадывал Прохор ее слова.

«Наталья... Наташа... — смотрел он на нее. — На Аришу Макееву похожа, хоть у той были волосы темные...»

— Вам очень трудно?.. — напрягая голос, спрашивала Наталья.

— Ничего... Как-нибудь... Спасибо вам, — отвечал Прохор.

Надзиратель звякнул колокольчиком и направился по проходу между решетками.

— Свидание кончилось!.. Расходись!..

— Наташа... Наташа!.. — втиснул Прохор лицо между железными прутьями. — Я вас буду помнить... всю жизнь.

— Расходись!.. — кричали надзиратели, отгоняя арестантов.

А слепой старик все еще просил:

— Анисим... Ты мне голос подай...

Оттесняемые надзирателями Прохор и Алексей увидели друг друга. Проталкиваясь среди других арестантов, они встретились в тюремном коридоре, и Прохор обеими руками крепко сжал руку Брагина.

— Встретились, Алексей... Наконец-то... Мы с Матвеичем все время думаем о тебе...

— Вместе вы? — обрадовался встрече с Прохором Алексей.

— Вместе. Сразу после суда в общую камеру поместили. И на нарах с ним рядом.

— Держится старик?

— Держимся, — за Агутина и за себя ответил Прохор. — Ты — как?..

— И я — тоже, — улыбнулся Алексей.

Прохор и Алексей хотели задержаться еще хоть на минуту, пропуская впереди себя возвращавшихся со свидания арестантов, но надзиратели подгоняли их строгими окриками. Придется ли встретиться когда-нибудь снова? И — когда?

— Праздник нынче у нас с Матвеичем будет. Расскажу ему, как тебя увидал, — взволнованно говорил Прохор, и Алексей отвечал ему крепким рукопожатием, благодарный за эти слова.

— Держись, Проша, — крикнул ему на прощание.

— Ага, — отозвался Прохор.

Праздник... Агутин сидел на нарах и улыбался, слушая рассказ Прохора о его встрече с «невестой» и с Алексеем.

— По виду-то он какой? Не надломился в тюрьме?

— Нет, такой же, как был.

— Ну, а это — самое главное... Значит, увидал ты его, и... — снова и снова готов был слушать Агутин, и Прохор снова рассказывал ему о своей встрече с Брагиным.

Через два дня партию арестантов, в которой было около двухсот человек, провели ночью по затихшим улицам города, разместили по арестантским вагонам и повезли в другой город, в другую пересыльную тюрьму.

ПРИИДИТЕ КО МНЕ ВСЕ СТРАЖДУЩИЕ

И ОБРЕМЕННЫЕ

И АЗ УПОКОЮ ВЫ

В здании тюрьмы была церковь. Три года назад сумасшедший церковный звонарь облил керосином деревянный иконостас и поджег. Изнутри церковь выгорела, рухнула башенка колокольни с позолоченным крестом. Только высеченные в камне стены закопченные буквы, призывающие страждущих и обремененных, оставались над входом. Церковь восстанавливать не стали, а отремонтированное помещение приспособили под новые камеры.

На рассвете к тюремным воротам, под «гостеприимный» кров, тянулась очередная партия страждущих покоя и отдыха, обремененных усталостью, кандалами и болезнями. От вокзала, находившегося в пяти верстах от тюрьмы, серой бесформенной массой, с мешками за плечами двигались арестанты. Прохожие останавливались, молчаливо провожая глазами вереницу кандальников. Старухи усердно крестились, шептали молитвы, вздыхали. Моросил дождь — мелкий, холодный, словно уже наступила осень.