Средина. Том 1 - Асеева Елена Александровна - Страница 78

Кали-Даруга прервалась и ноне протяжно выдохнула, степенно отклоняясь от лица Бога, а в ее двух глазах, в черноте ядренисто закрутились по спирали золотые нити, выплеснув из тонко очерченных уголков две прозрачных слезинки.

— Однозначно Родитель вас теперь накажет мой мальчик и лишит права видеться с вашими братьями, — озадаченно протянула рани демониц и слегка вздела вверх тонкие черные брови. — А вы ведь знаете, как это может не благостно нынче сказаться на поправляющихся мальчиках Господе Стыне и Господе Опече. Да и на Господа Першего Родитель был вельми сердит и сух с ним в общении. Ваш Отец прибыл сюда лишь потому как того хотел Господь Крушец. Только ради спокойствия мальчика Крушеца Родитель вызвал Господа Першего из Северного Венца. И сие случилось, оно как Зиждитель Небо передал Родителю послание от Господа Крушеца с требованием встречи с Отцом.

— Накажет, — все также едва слышно отозвался Вежды и приоткрыл наполовину правый глаз, явив в том промежутке плотную черноту. — Я того заслужил. Но я хотел одного Кали… одного… Спасти моего младшего брата, моего бесценного, милого Крушеца… не более того.

Рани Черных Каликамов внимательно всмотрелась в лицо Трясцы-не-всипухи не имеющего носа, где просматривалась полусферическая выпуклость, пробежалась взором по выпученным губам и огромному глазу во лбу и мягко улыбнулась… Улыбнулась этому разумному, преданному созданию, чьим Творцом был Господь Вежды, замечательно-способный мальчик… ее любимец. Созданию, которое все это время беспрекословно разрешало сховывать пережитые мгновения собственной жизни, своему Господу, зная наверняка, что данное действие может навредить ее уникальным знаниям и способностям. Трясца-не-всипуха резко дернула в сторону голову, и, обернувшись, взглянула на замершую обок трона Димурга Калюку-Пурану, да многажды тише так, что голос ее потонул в собственном хрусте, произнесла:

— Надеюсь, Отекная ошиблась в своем предположении и с лучицей все благополучно.

Бесица-трясавица смолкла. Увы! она поколь не могла сказывать обо всем произошедшем на маковке, потому как часть событий из ее памяти была удалена. А толковала о том, что произошла, всего-навсе потому как давеча возвернувшаяся на маковку Отекная не столько всколыхнула в ней воспоминания, сколько просто-напросто их ей рассказала.

— Я тоже надеюсь, — мягко отозвалась Кали-Даруга. — Но покуда желательно ничего не сказывать о произошедшем Господу Першему, абы до времени его не волновать. И потому ты, Трясца-не-всипуха и иные кто был к произошедшему приближен, пускай не попадаются ему на очи. Сейчас все будет происходить чрез меня, посему вы, все, покуда воздержитесь от шастанья по маковке, тем паче по галереям ближайшим к зале и горницам Господа Першего и Зиждителя Небо. — Рани гулко вздохнула, нескрываемо переживая за лучицу, и своих старших мальчиков, каковые жаждая спасти первого таковое тут учудили. — Сделаем так, — дополнила она погодя, — поколь пусть господин отоспится. Поддержим его плоть вытяжками, купанием и растиранием. Засим пробудим, он побудет подле Господа Першего, абы успокоилась лучица, и после проведем обряд.

Кали-Даруга медлительно поднялась с табурета и легохонько повела головой на него своей сестре, повелевая оставаться тут и следить за спящим Яробором Живко. Сама же тем временем медлительно развернувшись, направилась к синему клоку облака пристроившемуся в углу комнаты и скрывающему вход в нее.

— И, да… вот еще, что Трясца-не-всипуха, — отметила она и мало-мальски сдержала поступь, чтобы бесица-трясавица успела ее нагнать и пойти подле. — Принесите господину одеяло и позаботьтесь о питании. Недопустимо, чтобы он питался с вашего стола. Для его плоти нужна земная еда: мясо, рыба, овощи, фрукты, хлебопродукты, молоко.

— Хорошо, все тотчас передам марухам. Они находятся на Земле и в малый срок доставят надобное, — торопливо протянула Трясца-не-всипуха и лицо ее явственно просияло, ибо с него спало всякое волнение, как за лучицу, так и за Господа Вежды, ноне попавшего в крепкие, любящие руки рани.

— Марухам, — повторила демоница и немножечко развернув голову зыркнула на идущую несколько позади нее бесицу-трясавицу пригибающую спину так, что на ней от худорбы выступил угловым скосом костистый позвонок. — А кто там, среди марух главенствует? — дюже заинтересованно вопросила Кали-Даруга.

— Сама королева марух Стрел-Сорока-Ящерица-Морокунья-Благовидная, — со всеми положенными величаниями доложила Трясца-не-всипуха.

— Сама Блага, — довольным голосом откликнулась рани Черных Каликамов, словно королева была старой знакомой и голубоватая ее кожа зримо просияла насыщенным свечением. — Замечательно! — досказала она. — Сообщи, Трясца-не-всипуха, что я жду ее у себя, в ближайшее время. И последнее, та комната, в каковой я дотоль останавливалась на маковке мне не подходит. Слишком далеко от комли господина. Есть, что-либо свободное поближе?

— Есть рани Темная Кали-Даруга три горницы, но вельми небольшие, — колготно дыхнула Трясца-не-всипуха.

И вслед за демоницей вошла в синие полотнища облака. Густая синева только морг витала пред этими созданиями, а посем резко раздавшись, явила, точно безразмерную воронку, объятую голубыми дымчатыми парами, купно завернутыми по спирали. Несильно выступали над теми испарениями ступенчатые, нанизанные друг на друга широкие в размахе колесообразные части, присыпанные сверху малыми вкраплениями серебристых пежин и мельчайшими золотыми брызгами, напоминающими изморозь на ветвях деревьев.

Глава тридцать третья

Нервозность Яробора Живко которую приметили не только бесицы-трясавицы, но и Кали-Даруга несмотря на сон, питание, купание и растирание не прошла. Она, похоже, вспять усилилась и воочью была следствием напряженности самой лучицы. Посему стоило рани, спустя пару дней, вывести юношу из сна, как он не узрев Першего в комле, запаниковал… резко вскочил с ложа и порывисто затрясся.

— Ом! господин, — встревожено воскликнула Кали-Даруга, и единождым махом обняв мальчика, крепко притулила его к своей груди. — Успокойтесь, успокойтесь, прошу вас. Господь Перший на маковке, никуда не отбыл. Не нужно так беспокоится, это вельми вредно, мой дражайший господин.

Перста Кали-Даруги мягко пробежались по спине мальчика, всколыхав материю ночной рубашки, огладив покрывшуюся за эти дни пушком волос голову, и враз принесли умиротворение, как плоти, так и лучице. Посему вскоре Яробор Живко перестал трястись и много ровнее вздохнув, молвил:

— Плохой сон… дурной сон приснился, — тем пояснением стараясь оправдать свое состояние.

— Дурной сон. Ом! господин, весьма прискорбно, что вы увидели дурной сон, — нежно голубя перстами голову юноши, прислоненную к ее плечу лбом, ласково пропела рани. — Но сон, это только сон… пустое.

— Нет, не всегда, — протянул Яробор, да высвободившись из объятий демоницы, шагнул назад и даже не разворачиваясь, опустился на ложе.

Его плечи, точно нагруженные тяжестью, опустились вниз, спина выгнулась покатой дугой и на лице проступила боль, переплетенная с тоской. Кали-Даруга приметив эту задумчиво-болезненную кручину самую малость повела головой вправо и стоящая недалече Калика-Шатина, понимая сестру без слов, немедля повертавшись, шибутно покинула комлю.

— Сны, они показывают прошлое, как это произошло с тобой, — дополнил свою прерывчатую речь юноша, и, раскрыв ладони, уткнул в них объятое жаром лицо. — А этот… такой дурной… такой нехороший. Мне приснилась чудная комната с ровной гладью низкого потолка. Густое белое сияние наполняло ее всю, потому едва зримо проступали загнутые по кругу стены. Пар… такой как бывает в парилке, курился внутри комнаты. Я лежал на ровном, плоском ложе, весьма узком. Одна из сторон которого упиралась в неширокую, подпирающую свод трубу, усыпанную сверху мелкими желтыми искорками. Надо мной проступило лицо человека с темной, как у Вежды, кожей. Это было узкое и весьма приятное лицо. Немного скуластое с большим горбатым носом, нависающим лбом и черными глазами. Тот человек был облачен в белую без рукавов рубаху… Я помню, он настойчиво впихнул мне в губы голубую удлиненную. — Мальчик прервался, подыскивая слова, но так и не найдя должного сравнения, продолжил, — какое-то семя. И я вдруг понял, что сейчас умру… Он, тот человек… Он меня убил… убил… Представляешь Кали, убил.