Средина. Том 1 - Асеева Елена Александровна - Страница 89

— На целую голову, — несогласно произнес Димург и наново прикрыл лицо левой дланью и широко расставленными пальцами, теперь только приложив их плотно на очи, нос и уста. — На целую голову… конечно поторопился… Так наскучался, наболелся в человеческой плоти… столько пережил…и, верно, жаждая со мной потолковать, поспешил создать голосовые нити… Поторопился… Такой чувственный, хрупкий малецык, как он перенесет свое отклонение от братьев… нас Отцов… Как?..

— Думаю, вельми тяжело Крушец это перенесет, — расстроено молвил Небо и принялся неспешно фланировать вдоль залы, тем самым словно возвращая своей коже золотое сияние, а волосам, усам и бороде положенный цвет. — Особенно если ты, Отец, не найдешь в себе силы его поддержать. Ведь днесь он еще тут, еще дитя, не взрос и так нуждается в тебе… как и все мы. И нельзя ноне думать о том, что параметры его роста ниже положенного, ибо он такой чуткий ту тоску сразу уловит.

— Да, правильно говорит Зиждитель Небо, — поддержала к изумлению самого Раса его речь демоница. Видимо она, скорей всего, действовала лишь от себя, в желании снять с собственного Творца всякое уныние, на малость даже забыв о своих обидах к Небо.

— Вежды тогда мне сказал, — Перший, словно жаждал выговориться, посему не воспринял слова брата, рани…

Господь токмо туго дыхнул и тем дуновением, выпущенным из всего своего естества, пробудил замершую в навершие венца змею. Медленно подняла, с черно-золотого хвоста, змея свою треугольную голову и также неспешно отворила пасть, явив белые загнутые клыки и черный раздвоенный язык, а миг спустя открыла и изумрудно горящие очи.

— Вежды сказал тогда, — продолжил свою нескрываемо горестную речь Перший. — Отец поколь ты не выпустил лучицу, столкуйся с Родителем и братьями… Коли так привязан… Я сам их попрошу, чтобы не требовали совета у Родителя и уступили в соперничестве, и несгибаемости Закона Бытия. Ты же им всегда уступал, не вступал в соперничество, опаздывал на Коло Жизни… Я уверен, они уступят тебе, не станут требовать ничего у Родителя… И ты… ты живица предупреждала меня о недопустимости обмана… Но я уже не мог… не мог… Был так привязан к нему, прикипел к моему малецыку. Боялся, что если вы возмутитесь… если Родитель будет досадовать и отнимет его у меня… И все эта чувственность, вся нежность, любовь, она связана с самим его появлением, рождением… с уникальным моим Крушецем.

Перший смолк и кожа его левой руки, как раз в том месте, где о былом разрыве напоминала сейчас блекло-коричневая, узкая полоска, пролегшая от кончика указательного пальца вплоть до локтевого сгиба, покрылась зябью, точно опять жаждая там раздаться.

— Я боялся, что если его не увижу, — голос Димурга слышимо затрепетал. — Сам погибну… А потом, когда его не нашли… Я отрешился от всего. С трудом приходил в себя, кажется, ощущая внутри бездонную, пустую глубину… И то благо, что сыны были подле… и Темряй, Стынь ни на миг не оставляли меня одного. И вдруг его зов… его моего малецыка… моего Крушеца… Такое четкое послание: «Отец! Я здесь!» Это он, мой милый, откликнулся на мою смурь, тоску каковую я выбрасывал в пространство для него… лишь на него, все еще надеясь его разыскать. Жив! Я тогда понял… Он жив! Жив, мой Крушец, мой сын… моя необыкновенная лучица… Сие для меня тогда было наиважнейшим, потому я не стал настаивать, чтобы ты мне его отдал Небо… Главным, для меня тогда стало, что он жив… После кажущейся потери, ожил… Такое благо! Благо… Надо было, — Господь сызнова прервался, и теперь воочью сотряслось все его тело, точно захлебываясь в рыданиях. — Послушать Вежды и тебя живица, — чуть слышно додышал он и замер.

И тотчас змея, в венце Першего, окрасила свою кожу почитай в златые тона. Она внезапно приподнялась на своем теле, слегка изогнулась и еще шире раскрыв пасть, сделала резкий выпад в сторону Господа. Вогнав в его долгую, тонкую шею свои клыки. Раздался значимый звук скрежета так, словно создание перегрызало уже не только кожу, но и кости своего носителя, перемалывала нервы, мышцы, сосуды и саму плоть, словом поедало. Еще морг того скрежета и сияние медлительно принялось перемещаться с тела змеи на кожу Першего, по мере движения, придавая ей золотые тона и одновременно окрашивая собственные чешуйки в серо-зеленые цвета. Старший Димург порывчато сотряс головой, и, уронив ее на ослон кресла, затих. Также стремительно скатилась вниз на колени дотоль прикрывающая лицо рука, и все тело Господа на доли секунд окаменело, будто он умер. Лишь течение золотого сияния перемещаемого со змеи не торопко поглощало черноту на коже Димурга, погодя придав серебристую голубизну материи его сакхи, всколыхав трепетание паутинных, оранжевых сосудов, ажурных кумачовых нитей мышц и жилок. Вмале Перший глубоко вздохнул и неспешно отворил очи, и тотчас, уже ставшая полностью серо-зеленой, змея вырвала из его шеи клыки, и, заскользив по навершию венца заняла обычную свою позицию. Она весьма ретиво свилась по спирали, и, положив голову на хвост, блеснула очами на Небо, точно тем, передавая ему какое-то сообщение.

— Перший… Отец… я прошу тебя успокойся, — очень нежно… полюбовно протянул Небо, тот промежуток времени, что змея перекачивала в его брата сияние, также как демоница, недвижно замерший. — Зачем ты наново гневишь Родителя? Не пора ли остановиться? Днесь Он, досадуя, повелит тебе отбыть. Однако в тебе сейчас нуждается не только Крушец, но и мальчик. Успокойся, прошу тебя Отец. Ибо если ты начнешь тосковать, Родитель пришлет указание… Указание… Кстати Кали-Даруга, — стараясь перевести разговор в более мирное русло сказал Рас таким тоном, будто вспомнил, что-то дюже важное. — Ты не передала нам распоряжения Родителя. Надеюсь, Он не велит моему брату отбыть.

— Нет! нет, — с горячностью отозвалась демоница и суетливо ступив впритык к креслу, приподнялась на носки да ласково огладила перстами всех четырех рук, лежащую на коленях руку Першего. — Мне такого Родитель ничего не передавал. Только указания касательно обучения господина и некие изменения касаемо Богов, оные далее будут приглядывать в Млечном Пути за лучицей.

— Какие изменения? — встревожено вопросил, обретший себя Димург, и слегка подавшись вперед огладил долгие волосы рани, укрывающие ее спину.

Весьма обрадовавшись тому, что ее Творец смог справиться с собственной кручиной, демоница трепетно ему улыбнулась, и, пройдясь всеми двадцатью перстами по тыльной стороне ладони левой руки, почти до запястья, уж как смогла дотянуться, очень четко пояснила:

— Родитель уступил просьбе мальчика Господа Вежды и присылает в Млечный Путь Господа Велета и Господа Мора. Самого же Господа Вежды Родитель ожидает у себя… Поелику вам, Господь Перший, не удалось выяснить причину поломки чревоточины, оная как считает Родитель, произошла, потому что… — Черты лица рани значимо затрепетали и шевельнулся ее второй язык, толи жаждая облизать руки Творца, толи таким образом скрывая свое волнение, и несколько ниже она дополнила, — потому что, мальчик Вежды вероятно всего знал о проблемах в развитие Господа Крушеца… И страшась, что Родитель его уничтожит, пытался, таким побытом, сокрыть происходящее и спасти от гибели лучицу.

И опять тело Кали-Даруги сотряслось, волной пошли вьющиеся волосы и лучисто сверкнули в ее венце синие сапфиры, украшающие стыки переплетений. Светло-красные, толстые губы, растеряв свой цвет, стали голубыми. На этот раз право молвить не сомкнулись очи демоницы, она только опустилась с носочков, и, ступив назад, сказала бархатисто-мелодичным голосом Родителя, стараясь в точности передать услышанное:

— Малецык и вовсе зря от меня таился. Я бы никогда не посмел уничтожить нашего Крушеца, ибо его рождение, удача для Всевышнего. Такое достижение, выпадает не всякой Вселенной и за более значимый срок формирования и существования. Драгость Крушец, даже если бы были отклонения и аномалии, остался жить… Просто мне бы не хотелось, абы он отличался значимо… Так как с таковой чуткостью, думаю, тягостно сие переживал. Однако чудачества Вежды мне не по нраву, придется его хорошенько встряхнуть. — Глаза демоницы пошли какой-то золотой зябью сияния и голос сызнова зазвучавший, как у нее низко — мелодично, добавил, — Родитель… Лучица слишком мощная, с ее чувствительностью сложно справиться, и, несомненно, мальчик Господь Вежды не сумел той мощью овладеть, посему и ошибся, не более того. — Рани гулко дыхнула и теперь наново заговорила голосом Родителя, может не столько желая все пояснить, сколько не в силах с собой справиться, — ты, что-то знаешь, да? Да, Кали-Даруга. Малецык не сомневаюсь о том все тебе обсказал… Хотелось бы знать, что он тебе доверил? Доверил, чтобы не отдавать мне…