Перст судьбы - Дворецкая Елизавета Алексеевна - Страница 59

— Мы сразу убьем тех, кто намерен сопротивляться, и получим законный повод забрать как можно больше добычи и пленных. Врага нужно по возможности ослабить, иначе в будущем году нам придется все-таки выдержать эту битву, и целый год мы будем гадать, где и когда они нанесут нам удар. Сейчас время и место выбираем мы, а это значительное преимущество. Но мы не должны уничтожать роды побежденных! — строго наставлял он чудинских старейшин. — Мы лишь возьмем от каждого рода по заложнику, не считая дани, и оставим их на своих местах.

— Нам нужны их земли и ловы! — возражал Вахто, который теперь считался вожаком всех чудинов Паши, и они поддерживали его согласным гулом. — Ведь это гораздо лучше, чем только взять дань!

— Пусть они сами ходят на охоту и добывают зверя, а мы возьмем уже готовые шкурки! — убеждал их Хрёрек. — Но ведь сейчас многие из их мужчин будут перебиты, ловы останутся без хозяев, и любой из вас может ими воспользоваться.

На это старейшины согласились, и Хрёрек был удовлетворен. Дележом завоеванных угодий пусть чудь занимается без помощи ладожских воевод: при этом они передерутся, опять придут за помощью, и можно будет не бояться, что эти медведи сумеют скинуть наброшенную на них узду.

От Нево-озера недолго прошли по Свири и перебрались на ее приток Оять, на берегах которой главным образом и обитало племя бепся. Продвигались медленно, и несколько раз на льду реки и лесных озер завязывались битвы. Но бепся тоже жила обособленно, каждый род сам по себе, и даже влиятельные старейшины не могли собрать больше ста человек. Здесь тоже кипела внутренняя вражда, и иные из старейшин бепся еще до битвы приходили к Велему и предлагали союз против собственных соплеменников. Таких людей Велем по совету Хрёрека принимал ласково, одаривал тканями и котлами. Но в знак истинной дружбы у них, как и у побежденных, забирали по нескольку молодых домочадцев в заложники. Девушек с приданым обещали сделать женами ладожан, и Селянины побратимы уже присматривались, кому которая достанется. Младших братьев, которые должны были оберегать сестер, обещали обучить в Ладоге разным полезным умениям, но главным образом ставили целью оторвать сыновей старейшин от соплеменников и научить видеть своих в ладожской знати.

Войско с разросшимся обозом двигалось медленно: сперва шли мужчины на лыжах, утаптывая снег там, где его было много, потом лошади и ручные лоси тащили сани с поклажей, потом шли, частью тоже на лыжах, заложники и пленные. Ближе к хвосту гнали захваченный скот: коров и овец. От холода выносливый северный скот не слишком страдал, но там, где ветры сдули со льда весь снег, неуклюжие коровы порой падали и ломали ноги, после чего их приходилось забивать и разделывать на ужин. Потом догадались такие места покрывать вырубленным лапником и хворостом, чтобы животные не скользили. Передвигались от поселка к поселку, в иные дни, особенно если не везло с погодой, успевая сделать только один короткий переход. А когда располагались на ночлег, раскладывая десятки костров, усеивая лед десятками шалашей, покрытых лапником, хворостом и шкурами, то можно было подумать, что целое племя снялось с места и движется на поиски новых земель. Чтобы объехать на ночь стан, Велем вынужден был брать лошадь. Под его началом теперь находилось человек триста, и он чувствовал себя без малого настоящим князем. Вот подрастет Гостята — чем ему не княжество в наследство достанется?

Теперь следовало опасаться не столько открытых столкновений, сколько попыток ограбить обоз. Такие попытки делались неоднократно: в удобных местах засевшие на деревьях над крутым берегом стрелки? бепся пропускали мимо основную часть войска и осыпали стрелами охрану обоза, а их товарищи, притаившиеся поблизости, выскакивали и пытались утянуть что только можно. Стараясь отрезать хвост обоза, они сбрасывали на лед заранее подрубленные деревья, проделывали проруби, прикрытые хворостом и снегом, надеясь поживиться в суматохе, пока все сбегутся к провалившимся саням. Приобретя опыт, Селяня во главе своей «стаи» заранее обследовал подозрительные места перед проходом войска и несколько раз спугнул притаившихся грабителей. Иных удавалось взять в плен и присоединить к добыче. Наиболее ценный и легко переносимый груз — дорогие меха — теперь следовал в середине войска, а пленных и скот прикрывали отряды опытных бойцов, в основном варягов Хрёрека и Вестмара.

Со среднего течения Ояти перешли в верховья Капши — это был приток Паши, который должен был привести войско назад, почти к тому месту, откуда начинали путь по этой реке. Оттуда уже через лес можно было попасть к месту слияния реки Тихвиня-йоки с Сясью — а Сясь теперь казалась почти родным краем. Весь поход занял более двух с половиной месяцев, и теперь весна стремительно приближалась. Приходилось торопиться, чтобы успеть домой до того, как растает снег, развезет дороги и вскроются реки.

Путь по Капше проходил спокойно. Людей здесь жило меньше, и почти везде войско ждала приготовленная дань по числу жителей: сопротивляться или прятаться не хотел больше никто. Уже почти в конце пути по Капше ладожских воевод встретили заранее накрытыми столами и пригласили на пир. Случилось это в поселке, где жил весьма знатный и родовитый человек — Ульяж-ижанд. И судя по количеству старейшин, которые ждали в его доме, чтобы заверить ладожского воеводу в дружбе и поднести заранее приготовленную дань, Ульяж-ижанд при желании мог бы выставить войско не менее чем в полусотню копий. Но предпочел этого не делать.

— Я отвечаю за то, что ни один из присутствующих в моем доме уважаемых хозяев не утаил своего имущества и не преуменьшил числа домочадцев, с которых мы будем платить подать, — сказал он, принимая воевод возле очага. — Я отвечаю за всех, кто здесь собрался, и вы можете проверить, если у вас есть такое желание.

— Вовсе нет, уважаемый Ульяж-ижанд, мы верим тебе, потому что умного и достойного человека сразу видно! — заверил его Велем, от Хрёрека научившийся обращаться с лесными хозяевами. Груды куньих, бобровых, лисьих мехов, по сорочкам и полусорочкам нанизанные на кольца из ивовых прутьев, выглядели внушительно, а если кто по забывчивости не посчитал тринадцатого внука, который только что родился и еще неизвестно, выживет ли, или восьмую, недавно взятую в род невестку, то не стоит портить хорошие отношения из-за мелочей. — Мы рады найти в тебе и твоих близких такое благоразумие и радушие. Вы тоже можете рассчитывать на нашу дружбу и помощь.

Он ждал, что Ульяж если не прямо сейчас, то во время пира поведает о каком-нибудь негодяе с соседнего притока, посягающем на чужие угодья, но ничего подобного не случилось. Даже если Ульяж-ижанд и нуждался в помощи, то не спешил это обнаруживать. В доме у него был порядок и достаток, старейшины, сидевшие за его столами, держались миролюбиво и с достоинством.

— Меня начинает тревожить этот человек, — шепнул Хрёрек Велему на северном языке. — У него все слишком хорошо, а если он расстанется с нами мирно и с честью, то уважение к нему округи и его влияние на людей еще больше возрастет.

— Но что в этом плохого, если он и правда хочет с нами дружить? Или ты ему не веришь?

— Если я не совсем разучился разбираться в людях, он действительно так честен, как говорит. Это-то и плохо.

Иного это удивило бы, но Велем за время пути научился понимать ход мысли датчанина.

— Слишком хороший человек, подцепить не за что? — насмешливо осведомился он так же на ухо.

— А ты еще не понял, как опасны для наших дел такие люди?

— Понять я понял. Но неужели не тошно каждый раз с одними сволочами брагу пить и в дружбе клясться?

Велем метнул быстрый взгляд на Вахто, который с каждым днем нравился ему все меньше: возгордившись, тот уже заговорил о том, что его доля добычи должна быть увеличена, поскольку без него столько людей не присоединилось бы к походу.

Хрёрек ответил Велему взглядом, в котором читалось сразу многое. Волчья тоска по собственному дому, решимость во что бы то ни стало добиться успеха, опасение, как бы Велем, тоже не дурак, не отнес к себе его ненависть к умным и порядочным…