Сестра (СИ) - Гончарова Галина Дмитриевна - Страница 45

Софья только выругалась — и подумала, что надо было накормить иезуита парой ложек мышьяка. А можно и не мышьяка. Самую обыкновенную соль, крупного помола — чтоб сожрал пять столовых ложек и копыта отбросил…

Каков умник!

Сейчас царь приедет с инспекцией, особенно если неожиданно, найдет недостатки, разгневается — или кто?то что?то не то ляпнет — и понеслась арба по кочкам. Ну погожи ж ты у меня, Самуил, земля круглая, сочтемся…

Но пока было не до того.

Три царевны схватились за голову и принялись на скорую руку заделывать огрехи и прорехи.

Да — да, и Татьяна тоже. На воле ей понравилось намного больше, чем в Кремле — и возвращаться она не имела ни малейшего желания. Зато отписала царевне Ирине с тем же гонцом.

И все, включая царевича, поблагодарили боярина Ордина — Нащокина за предупреждение. Теперь у них есть время. А еще… надо бы отписать обратно царю про Симеона. В лучших традициях анонимок. Да, подло, некрасиво, мерзко, но он сам начал первый. А раз так — пусть получает полной ложкой по лбу.

Царевна Ирина получила письмо вовремя, иначе и не скажешь.

Сестры (что Анна, что Татьяна) в один голос уверяли, что счастливы, довольны жизнью и вообще — не могла бы сестрица любимая…?

Ирина могла, да еще как.

Умна была царевна, этого не отнять. Самая хитрая из сестер, она стала дороже всех венценосному брату — и видела, что примерно тот же процесс происходит в отношениях Алексея — младшего и Софьи. Вот и ладненько.

Помешать можно, но не нужно, у каждого должны быть близкие люди. Она вот, брата любит, а сейчас, когда две другие сестры уехали, она рядом с ним одна осталась. И в душе, и в разуме… разве плохо? И влиять на царя могла, хоть и немного.

А сестры просили о том, что и ей было выгодно.

Сейчас все тихо, спокойно, ни ссор, ни скандалов, вернутся еще две царевны — опять брат на части рваться начнет, опять буча поднимется в тереме… не — ет… пусть остаются, где и хотят.

Письмо пришло в утро, а вечером пришел и братец любимый, сел в кресло, взглянул горестно. И поделился, мол, так и так, приехал Симеон, да такое рассказывает, что страшно становится. Не ошибку ли я совершил с Алексеем, дав сыну слишком много воли?

Не к беде ли?

Не получи Ирина письма, она бы тоже сомневалась, думала, переживала. Она же была спокойна и попыталась, как могла, успокоить брата. Хотя бы простым вопросом — а кто клепал?то?

Ах, Симеон?

А кто он такой, чтоб царского сына судить? В чем вина Алексея?

Не прислушивается?

Так и не обязан. Что с ребенком будет, ежели он с детства всяких там слушать привыкнет? Родители у него есть, а остальные — вон пошли. Ты ж, братец любимый, с ним воспитателей отправил, а Симеон — кто? Официально — не пришей кобыле хвост, так?то. Его дело было ребенка латыни учить, а он куда полез?

Сам захотел поехать?

А с какой целью? Что он вообще на Руси делает? Кто он такой? Латинянин, иезуит… хоть и ученый, а только не вся ученость на пользу идет! Кто его в Виленской академии учил? Да иезуиты и латиняне, в коих православия, что в волке — овечьего!

Не слишком ли он старается к власти приблизиться?

Можно ли ему доверять, тем более ребенка доверить? Царя будущего?

Ой ли…

Алексей Михайлович даже чуть растерялся под натиском сестры и руками развел.

Человек, божий, за просвещенность ратует… так просвещенность?то она разная бывает. Ежели на европейский манер, так они там в разврате живут! У нас девицы, чай, в строгости воспитываются, а у них? Голые титьки вывалит и пошла плясать перед мужиками? Не — ет, тут серьезно надо разобраться, почему Симеон сбежал и принес донос. Не с воспитанником попытался справиться, не Аввакума обуздать, а сразу — к царю!

Так что воинственный настрой Алексею Михайловичу на несколько дней сбили, а там и письмецо пришло от сына.

Мол, так и так, батюшка, старец Симеон, не иначе, недоброе задумал. Они тут с Аввакумом Петровичем ненароком спор затеяли — и переругались вдрызг. Вот старец и заявил, что мол, протопоп наглый еще пожалеет. Не к тебе ли он поехал? Ежели так, все в воле твоей, только сначала прошу тебя, как самого справедливого царя, обе стороны выслушать, а уж мы, как почтительные и любящие дети, любой твой приговор примем.

Алексей Михайлович призадумался. Зная по собинному другу Никону, до чего доходили дела в церкви, в благочинность религиозных деятелей он уже лет десять как не верил. Ежели все и правда просто распри между Аввакумом и Симеоном… да и пес бы с ними! Пусть собачатся, ежели им вера позволяет! Главное, что сын, вроде бы, в ересь не впал и по — прежнему отца любит. И пишет здраво.

Надо бы, конечно, съездить, но еще дела добавились.

Болела царица, болел младшенький сынок, сильно плох был любимый воспитатель Борис Морозов, плохие вести шли с войны, не хватало денег — ну и?

Тут не до разборок, выстоять бы без подпорок.

Одним словом, царевна подарила сестрам почти две недели — и ими воспользовались с избытком. Хотя все равно времени не хватало…

В Дьяково Алексей Михайлович нарочно приехал с малой свитой. Мало ли что вскроется? И только головой покачал, глядя на аккуратные строения, на занимающихся детей… Алексей его чуть ли не в воротах встретил, на шею кинулся.

— Тятенька!!!

Сына царь любил искренне, а потому растрогался, обнял.

— Ну, как ты тут, сыне?

— Тятенька, у нас тут столько всего… ты позволишь показать тебе да ближникам твоим?

Алексей Михайлович чуть заметно улыбнулся.

'Тятя, у меня игрушка эвон какая! Мячик, синенький, да с колокольчиками…'

Мальчик вырос. И играет другими игрушками. А хорошее настроение у царя и потом сохранилось.

Когда он увидел аккуратные дома. Баню, в которой раз в неделю обязательно мылись все, кто жил в школе, а то и чаще. Саму школу, где дети, сидящие и слушающие учителя, согнулись в низком поклоне при виде государя и стояли так, пока он не разрешил подняться. И ведь учились же! При нем отвечали на всяческие вопросы, а Алексей тут еще ввернул, что Симеон — от не стал их латыни учить, отказался… И храм. Маленький, но красиво расписанный, и счастливая царевна Татьяна: 'Братец любимый, посмотри, что мы с девушками учинили специально для тебя, готовились, старались' — показывающая роскошные росписи и вышивки. Он уж и не помнил, когда сестра такой счастливой была. И царевна Анна, потчующая вкусными яствами, и малышка Софья (как же ты выросла за это время!) которая лезла на руки.

Все в школе были спокойны и счастливы. А что же Симеон?

Этот вопрос царь и задал своему сыну. Алексей только что плечами пожал.

— Так не знаю, батюшка. Не по нраву мы ему пришлись, верно?

— Это чем же не по нраву?

— Симеон — бяка! — радикально вставила Софья. Обижаться или сердиться на ребенка царь посчитал глупостью и потребовал объяснений от царевича. Ну и получил их. На Симеона жаловались все.

Анна считала его слишком уж скользким, Алексей считал, что Симеон не умеет заниматься с детьми, Софья вообще считала его бякой, Татьяна морщила нос, мол, Симеон, может, человек и хороший, но… тут?то он к чему?

И последней каплей стал протопоп Аввакум.

Когда оный выплыл в парадной одежде, величаво благословил всех присутствующих, а потом вдруг отмахнул земной поклон царю и стоял так, пока Алексей Михайлович ему подняться не разрешил, глаза на лоб полезли у всех.

— прости меня, государь…

Алексей Михайлович аж онемел от шока. А Аввакум продолжил.

— В гордыне своей возомнил я, многогрешный, что знаю все на свете. И господь наказал меня, как наказывают детей неразумных, а затем и вразумил, послав туда, где могу я принести пользу чадам его. Позволишь ли ты мне остаться и далее рядом с чадами, дабы мог я помочь им избежать моих ошибок и бесовских уловок?

И в том же духе еще минут десять!

Царь, естественно, сначала опешил, а потом чуть ли не со слезами умиления обнял Аввакума.