Веселие Руси. XX век - Коллектив авторов - Страница 44

44

О массовости подобных историй говорит тот факт, что в городском фольклоре появился анекдот на эту тему: «У молодого человека спрашивают: «А почему вас не приняли в милицию?» – «Да по моей же оплошности. Прихожу туда, а они спрашивают: Стрелять умеете? Я взял да и брякнул: Умею. Ну, они испугались и не приняли»»[327].

Как обычно бывает, энтузиазм молодых милиционеров в конце концов улетучился, и их случайные отношения с выпивкой приобрели сознательный характер. Младшие чины очень скоро увидели практическую выгоду в «сухом законе» и право реквизиции спирта стали использовать в своих интересах. В «Газете-копейке» была опубликована зарисовка «Час в милиции», где от лица очевидца рассказывалось о работе внутри комиссариата. Любопытен такой случай: в комиссариат привели мужчину, задержанного за торговлю вином. Милиционер забрал бутылки и куда-то удалился, в то время как задержанный остался ждать. Через некоторое время милиционер вернулся и принялся ругать задержанного, что тот вместо вина налил в бутылки чай[328].

Частыми стали случаи, когда отобранные в качестве вещественных улик полные бутылки либо исчезали из комиссариатов, либо пустели. Показательное происшествие произошло 30 апреля в комиссариате 2-го Рождественского подрайона Петрограда. Ночью, во время дежурства некоего Шабловского, там раздался телефонный звонок. Звонил делопроизводитель Катаевский из квартиры начальника милиции. В трубке Шабловский, помимо голоса делопроизводителя, ясно слышал женский смех, пение – было ясно, что в квартире много людей, весело проводящих время уже не один час. Катаевский сообщил, что в комиссариат скоро прибудет т. Вонский (член летучего отряда), которому нужно будет дать ключи от большого шкафа вещественных доказательств. Шабловский знал, что в этом шкафу хранится конфискованный спирт и прочие алкогольные напитки, поэтому к сообщению Катаевского отнесся с подозрением. Скоро прибыл т. Вонский, но не один, а в компании с т. Кашиным. Они, взяв ключи, направились к шкафу и стали вынимать из него бутылки. Шабловский, который вместе с другими товарищами последовал за прибывшими «гостями», остановил их и составил акт. Впоследствии было выяснено, что в шкафу должно было находиться 42 бутылки из-под «Куваки» и четвертушка, наполненные чистым спиртом, а также три бутылки рябиновки. Однако при проверке оказалось, что количество бутылок с вещественными доказательствами кем-то существенно сокращено[329].

Не стоит думать, будто милиция всегда сама употребляла конфискованный спирт. Многие чины организовывали бизнес, перепродавая бутылки. Появился анекдот о «нечистоплотности» милиционеров: «Сколько, мадемуазель, за времяпрепровождение?» – «Фунт хлеба, фунт колбасы и бутылка самогонки». – «Извините. Я не милиционер»[330].

Была популярной такая частушка: Нет милее для милиций Спирто-винных реквизиций, Потому – от всех почет, Бочка же всегда течет![331]

Кто не хотел торговать собственно бутылками, что было все-таки рискованно, продавал разрешения на приобретение спирта.

Летом в газетной хронике о происшедших за день событиях героями часто становились пьяные милиционеры. Так, 7 июля в «Маленькой газете» отмечалось, что милиционер 4-го Александро-Невского подрайона Брызгалов до того «нашмонился», что совсем память потерял, расположившись на ночлег прямо на улице. Обобрали «блюстителя» до нитки, а потом еще чуть не поколотили. Спас этого горе-милиционера от расправы возмущенной толпы его сослуживец[332].

Понятно, что революционная милиция не пользовалась особым доверием среди населения. Она не справлялась со своими обязанностями. Как видно из приведенных примеров, зачастую милиция сама провоцировала конфликты с населением, играла свою роль в деле распространения пьянства и тайной торговли спиртными напитками. Как отметила комиссия, проводившая ревизию милиции в Петрограде, «есть целые районы, милиция которых совершенно недостаточно обеспечивает безопасность граждан, а общественной безопасности угрожает сама»[333]. Из-за этого падал не просто авторитет милиции, – падал авторитет той власти, которую эта милиция представляла. Люди разочаровывались во Временном правительстве, Совете рабочих и солдатских депутатов и в революции как таковой, начиная тосковать по сильной власти, способной навести порядок в стране.

«Сухой закон» и революция

В алкогольной политике новое правительство продолжило курс царского. Употребление спиртных напитков в общественных местах, как и азартные игры на деньги, строго запрещалось. Сохранялся запрет на торговлю алкогольной продукцией. При этом антиалкогольные меры становились все актуальнее. Если пьянство 1914–1916 годов чаще всего было связано с мобилизацией и все, связанные с ним безобразия, происходили где-то в провинциальных городках и на железнодорожных станциях во время переправки военных эшелонов, то в период русской революции резко возросло количество случаев пьяных беспорядков в российских столицах.

Алкогольный вопрос необходимо было решать также в связи с продовольственным кризисом и ростом цен. Поэтому одним из первых постановлений правительства стало постановление Министерства финансов «О ценах на казенный спирт, отпускаемый из казенных складов», опубликованное 9 мая в «Собрании узаконений и распоряжений правительства». Согласно решению, цена на спирт колебалась в зависимости, во-первых, от целей его использования и, во-вторых, от способа очистки. Самым дешевым был спирт, отпускаемый для медицинских, химических и технических надобностей государственным и общественным лечебным заведениям (сырой спирт стоил 8 копеек за 1 градус, а ректификованный двойной очистки – 10 копеек), чуть дороже шел спирт, отпускаемый аптекам и больницам для коммерческих целей, и самым дорогим был спирт для водочных изделий (до 33 копеек за 1 градус)[334].

Однако новая ценовая политика принципиально вопрос не решала. Возникали лишь некоторые финансовые затруднения для приобретения спирта лечебными организациями. Вскоре был нанесен удар, правда, несильный, и по частному подпольному изготовителю. Как уже отмечалось, самым распространенным и дешевым видом алкогольной продукции была «ханжа», которую делали из денатурированных спиртовых отбросов. Подняв цены на эти отбросы, правительство тем самым увеличило и себестоимость «ханжи». Согласно постановлению, при оптовой продаже денатурированные отбросы спиртоочистительного производства стали стоить 11/2 копейки за градус, а в розницу 87-градусные отбросы с посудой – 2 рубля 40 копеек за ведро и 60 копеек за 1/4 ведра, а без посуды – 12 копеек за 1/20 ведра[335].

К лету-осени резко возросло пьянство среди населения, а также погромные настроения в отношении именно спиртовых складов. Незаконная торговля самодельными напитками процветала. Более того, за высокую цену можно было приобрести и достаточно качественный спирт. В этом направлении работали и собственно уголовники, промышлявшие разгромами государственных складов, и милиция, реквизировавшая у уголовников награбленный ими спирт, и врачи с фармацевтами, пускавшие часть товара «налево» или просто растаскивавшие спирт по домам. По поводу последних в городском фольклоре появился анекдот: «Раньше мой муж был совсем здоров, но с тех пор, как начал играть в карты, он жалуется то на сердце, то на печень!» – «Неужели вы думаете, что это у него от карточной игры?» – «Конечно! Ведь он всегда играет с доктором и с аптекарем, а они легко достают спирт»[336].

вернуться

327

1917 год в сатире. М., Л., 1928. С. 151.

вернуться

328

Газета-копейка. 1917. 6 августа. С. 4.

вернуться

329

ГАРФ. Ф. 5141. Оп. 1. Д. 4. Л. 34–35.

вернуться

330

Московский звонарь. 1917. № 1. С. 2.

вернуться

331

Трепач. 1917. № 23. С. 3.

вернуться

332

Маленькая газета. 1917. 7 июля. С. 4.

вернуться

333

ГАРФ. Ф. 5141. Оп. 1. Д. 8. Л. 2.

вернуться

334

Собрание узаконений и распоряжений правительства. 1917. 9 мая. № 105. С. 930–931.

вернуться

335

Там же. 23 мая. № 115. С. 992.

вернуться

336

Стрекоза. 1917. № 23. С. 13.