Феноменология духа (др. изд.) - Гегель Георг Вильгельм Фридрих - Страница 140

140

Феноменология Гегеля имеет, разумеется, иной смысл, чем та феноменология, которую разрабатывал Гуссерль. Гегель понимал феноменологию как историю отдельных и последовательных этапов освобождения мышления от всевозможных притязаний чувственности. Тем самым он как бы воспроизводил задачу Платона, причем после того, как Кант «реабилитировал» чувственность и к ней позднее апеллировали романтики. У последних имела место игра в гениальность на основе чувственности и интуиции. Сама же философия превращалась в критику науки, религии и чего угодно, включая университетское образование, в котором философии принадлежало пока еще достойное место. В своем «Введении» Гегель говорит о такой ситуации в философии, при которой «прежде чем приступить к самой сути дела, т. е. к действительному познаванию того, что поистине есть», начинают оговаривать средства и условия познания истины [51]. Но философия должна быть строгой наукой, а не просто критикой познания или «мудрствованием». И уже в начале своего «Введения» Гегель перестает использовать термин «философия», а говорит только о науке. Философия, считает Гегель, к его времени уже достигла своей собственной сути, получившей после Декарта во владение terra firma, каковой явилась самоопределяемость сознания в его не обусловленном ничем внешним стремлении быть своим собственным понятием. В этом заключается «реальное знание», т. е. наука в ее подлинном, адекватном себе смысле. Вот почему гегелевская тематика привлекла Шпета в его попытке построить философию строго научного знания в противоположность такому философствованию, которое мнит себя мудростью в претензии поучать всех и всякого в любых делах и вопросах.

Вероятно, Шпет даже не думал публиковать свой перевод «Феноменологии духа». Но он понимал после своих многотрудных штудий, что гегелевская феноменология гораздо радикальнее феноменологической позиции Гуссерля. Гуссерль говорит о феноменах как интенциональных объектах сознания, тогда как Гегель ведет речь о формообразованиях сознания, т. е. феноменах Духа, преодолевающих всякое воздействие чего-либо подобного «вещам-в-себе». Если отталкиваться от учения Р.Декарта о двух субстанциях, т. е. res cogitans и res extensa (мыслящей и протяженной), то в феноменологии Гегеля мыслящая субстанция полностью поглощает протяженную. Именно таков смысл его знаменитого положения о тождестве бытия и мышления. Уже у Канта материально-телесное оказывается зависимым в своих формообразованиях от трансцендентального субъекта, давая о себе знать лишь как «вещь-в-себе». В «Наукоучении» Фихте эта «вещь-в-себе» остается только неким двусмысленным «толчком» в отношении Я, стремящегося в своей активности стать абсолютным. В деизме XVII–XVIII вв. божественный первотолчок приводит в движение весь механизм Вселенной, а в философии Фихте он преобразуется в «толчок», продуцирующий непрерывную активность абсолютного в своем предназначении Я. И затем Шеллинг истолковывает все материально-телесное как волю, пребывающую в бессознательном состоянии, но потенциально заключающую в себе мысль. Бытие всего сущего оказывается как бы кантовской «вещью-в-себе», которую Шеллинг в своем трактате о сущности человеческой свободы определяет уже следующим образом: «В последней, высшей инстанции нет иного бытия, кроме воления. Воление есть прабытие, и только к волению приложимы все предикаты этого бытия: безосновность, вечность, независимость от времени, самоутверждение. Вся философия стремится лишь к тому, чтобы найти это высшее выражение» [52]. Шеллинг далее поясняет, что «основу всего действительного (природы, мира и вещей) составляет деятельность, жизнь и свобода или, пользуясь терминологией Фихте, что не только Я (Ichhein) есть все, но и, наоборот, все есть Я (Ichhein). Мысль сделать свободу основой всей философии освободила человеческий дух вообще — не только по отношению к самому себе — и произвела во всех отраслях науки более решительный переворот, чем какая-либо из предшествующих революций» [53]. По сути дела, как раз та же мысль «сделать свободу основой всей философии» образует замысел «феноменологии духа» Гегеля. Однако продолжим наши пояснения, используя рассуждения Шеллинга. Он пишет:

«Всегда будет вызывать недоумение, что Кант, различавший вначале вещи сами по себе от явлений лишь отрицательно, вне зависимости от времени, затем рассматривавший в метафизических разъяснениях „Критики практического разума“ независимость от времени и свободу действительно как коррелятивные понятия, не пришел к мысли распространить это единственно возможное положительное понятие бытия самого по себе и на вещи, что позволило бы ему непосредственно возвыситься в своем исследовании до более высокой точки зрения и преодолеть отрицательность, характеризующую его теоретическую философию. Однако, с другой стороны, если свобода есть вообще положительное понятие бытия самого по себе, то исследование человеческой свободы вновь отбрасывается в область всеобщего, поскольку умопостигаемое, которое только и составляет ее основу, есть и сущность вещей самих по себе» [54].

Все это пишется Шеллингом в работе «Философские исследования о сущности человеческой свободы и связанных с нею предметах», опубликованной через два года после выхода в свет «Феноменологии духа». Шеллинг был уже знаком с данным трактатом Гегеля, а введение к «Феноменологии», по собственному признанию, он проработал весьма основательно. Следует отметить, что Гегель написал введение уже после завершения своего трактата. Во введении он решился вновь разъяснить сущность философии как науки в самом строгом смысле, коль скоро философия после Платона и Аристотеля спрашивает о первых причинах всего сущего, «о самом общем и наивысшем смысле сущего, о высшем, последнем и верховном.» [55]. Если философия осознаёт себя таковым знанием, то «этот род знания должен соответствовать тому, о чем спрашивается, а это значит, что само знание должно быть абсолютно достоверным» [56]. Относительно наивысшего смысла сущего, бытия самого по себе, не должно быть никакого сомнения. Поскольку философия начиная с Декарта ставит перед собой такую задачу, то она, по мысли Канта и Фихте, не говоря уже о Гегеле, призвана «разработать всю свою традиционную проблематику в духе соответствующей строгости» и возвести себя тем самым «также и по содержанию на формальную ступень абсолютной науки» [57].

В чем заключается основная проблематика новоевропейской философии, которая Гегелем завершается? И почему она касается сознания, которое должно иметь свое собственное понятие и соответствовать ему в пределе осуществления своей истинной действительности, чтобы таким способом достигать формы «абсолютной науки»? Раскрытие этого вопроса как раз и составляет основное содержание «Феноменологии духа» Гегеля. Почему речь в ней идет об абсолютной науке как абсолютной достоверности знания? Почему, в конечном счете, речь идет об Абсолюте, наделенном волей к самоосуществлению через посредство формообразований человеческого сознания? И почему, наконец, Шеллинг, говоря о свободе, которой грезили Декарт, Спиноза, Лейбниц, Кант и Фихте, призывает волю в основу бытия всего сущего, Шопенгауэр говорит о мире как воле и представлении, а затем Ницше, стремясь преодолеть ставший уже академическим язык новоевропейской философии, создает метафизику воли к власти? Сделаем попытку освещения этих вопросов.

Отметим то обстоятельство, что в период формирования средневековой теологии, которая в своем задании познания сверхчувственного, т. е. метафизического, претендовала на статус высшей науки, достоверность знания истины как таковой опиралась на веру в Бога. Вера в Бога есть несомненная достоверность, получающая свои истоки и основания в Абсолюте. Подлинно религиозная вера есть всегда, по сути дела, гарантированность истины. Поскольку вера есть то, что преодолевает всякое сомнение, постольку истину начинают понимать в терминах несомненной достоверности. Вспомним, далее, что эпоха Возрождения провозглашает новую свободу, в которой человек желает быть уже не столько для Бога, сколько, прежде всего, для самого себя. Теперь он претендует на то, чтобы самому формировать себя и по своей собственной мере определять не только себя, но и все остальное сущее. Такой мерой может служить определенным образом понимаемая свобода, наука как абсолютно достоверное знание, литература и искусство как творчески-художественное произведение «духовных ценностей», наконец, народ, нация, государственность и, в конечном счете, культура как «прибежище» материальных и духовных ценностей, создаваемых человеком исторически. Ренессансная свобода выражалась в базисном стремлении человека освобождать себя только для самого себя. Такая свобода становилась антропоцентризмом, поскольку лишь в антропоцентрическом горизонте сознания она могла получать подтверждение, метафизически оправдывать и обосновывать претензии на свою фундаментальную значимость. Ренессансный антропоцентризм, можно сказать, был еще наивным, слишком стихийным и поэтому в высшей степени откровенным, но суть прежде всего в том, что этот антропоцентризм с присущей ему тематикой гуманизма, т. е. назначения и достоинства человека самого по себе, эксплицировал себя в задании определения и утверждения необходимых и достаточных условий для свободного проявления человеческой сообразительности, предприимчивости и изобретательности, для сообразования человеческой активности с чем угодно, включая разного рода магические силы, пронизывающие миропорядок. Выявлялись, наконец, условия возможности такого самоосуществления, которое предполагало поиск неповторимой индивидуальности. Вот в какой перспективе формировался впоследствии основной замысел родоначальника новоевропейской метафизики — Декарта. Собственное его задание в том и состояло, что ему необходимо было выяснить метафизическое основание новой антропоцентрической свободы, и он находит такое основание в принципе ego cogito. Самым достоверным оказывается для него ego cogito, т. е. Я как res cogitans, призванное основывать и тем самым непрерывно обосновывать заново провозглашаемую свободу, такую свободу, в силу и благодаря которой истина как несомненность основывается уже самим человеком и, в конечном счете, только в нем самом заключается. Вот почему в своих лекциях по истории философии Гегель, говоря о «возвещении новой философии» в лице Ф.Бэкона и Я.Бёме, далее отмечает:

вернуться

51

Гегель. Феноменология духа. Соч. М.: Изд. АН СССР. 1959. Т. IV. С. 41. Здесь и далее цит. по этому изданию в тексте, с указанием в скобках.

вернуться

52

Шеллинг Ф.В.И. Соч.: В 2 т. М.: «Мысль», 1989. Т. 2. С. 101.

вернуться

53

Шеллинг Ф.В.И. Соч.: В 2 т. М.: «Мысль», 1989. Т. 2. С. 101.

вернуться

54

Шеллинг Ф.В.И. Соч.: В 2 т. М.: «Мысль», 1989. Т. 2. С. 102.

вернуться

55

Хайдеггер М. Основные понятия метафизики // Вопросы философии. М. 1989. № 9. С. 155.

вернуться

56

Хайдеггер М. Основные понятия метафизики // Вопросы философии. М. 1989. № 9. С. 155.

вернуться

57

Хайдеггер М. Основные понятия метафизики // Вопросы философии. М. 1989. № 9. С. 155.